BTS. Драбблы.

Сокджину очень хочется не интеллектуально промычать шибко глубокомысленное "ыыы", потому что ему смешно почти до истерики. Они опять в поезде, и опять вдвоем, потому что у макнэ случилась какая-то лажа с визами, а одного его оставлять бигхит все еще не хочет, не понимая, что мальчик давно вырос. "Выросший мальчик", к слову, сидит на нижней полке и с довольной мордочкой обсасывает чупа-чупс, спертый в последний момент у Тэхёна. У Джина просто желание врезать ему подушкой и прикрыть лицо фейспалмом, потому что выглядит это одновременно - очень по-детски и очень провокационно. Какие-то странные у них отношения. Когда поезд трогается, Джин пытается выпнуть Чонгука со своей кровати, тот активно брыкается, пинается в ответ и норовит забраться пальцами под широкую футболку, чтобы пощекотать, чтобы провести с нажимом по выступающим ребрам, оцарапать острые тазовые косточки. И все одновременно. Сокджин обреченно выдыхает, уже почти хрестоматийно оказываясь под младшим, чувствуя, как его ладонь сжимает запястья над головой. - Куки, свали в туман, - Джин предпринимает слабую попытку спихнуть макнэ с себя, но тот дышит ему в шею и явно не собирается реагировать на его слова. От этого дыхания все мысли съеживаются, сжимаются до абсолютного минимума, оставляя в голове перекати-поле и вакуум. - Хё-он, почему ты такой только в поездах? - шепчет Чонгук, ведя губами и кончиком носа по острым ключицам старшего, слабо прикусывая обтягивающих их кожу. Джин выдыхает сорванно, запрокидывает голову назад, устало прикрывая глаза. Он и сам, честно говоря, не знает, почему поддается на это все исключительно в поездах. Губы у Чонгука сладкие после чупа-чупса, липкие и влажные. Они целуются долго, медленно и тягуче. Голова кружится от нехватки дыхания, от того, как горячие ладони младшего шарятся под футболкой, раскаляя натянутые до предела нервы под кожей. Джин слабо стонет сквозь, кажется, сотый по счету поцелуй. У него саднят и болят покрасневшие губы, и внизу живота стягивает до противного слишком цепким возбуждением. И он чувствует себя неправильно, сконфуженно и - господи-блять-чончонгук-свали-нахер. От того лупоглазого тринадцатилетнего мальчишки не осталось ничего. Чонгук, нависающий сверху, выглядит опасным и взрослым. Джину очень нелегко смириться с подобной расстановкой, поэтому он упирается ладонями в его плечи и не дает ему снова прижаться к нему, отключая едва живой здравый смысл. - Ты просто не представляешь, как по-блядски выглядят твои губы сейчас, хён. В глазах у Чонгука ни грамма уважения или страха. А Джин замирает, невольно и по инерции облизывая ноющие и горящие губы. От сладкого привкуса внизу живота все сводит. - Я тебя старше, - невпопад напоминает ему Сокджин, и тот улыбается сладко и тягуче, словно привкус этой злогребучей конфеты. И снова целует, оттягивает зубами чувствительную нижнюю губу, ведет языком по зубам, проникая внутрь, изучает слишком по-хозяйски его рот. И это какой-то пиздец, потому что Сокджин нехотя, невольно, но поддается, ослабляет свои пальцы на его плечах, сгибает ноги в коленях, потому что возбуждение бьет по мозгам фейерверками и фанфарами. - Чонгук, пожалуйста, - Джин мотает головой и все-таки выползает из-под младшего, убирает белую челку с лица и старается на макнэ не смотреть, потому что его взгляд, кажется, прожигает в нем дырку. - Я дам тебе время.