BTS. Драбблы.

Юнги сминает в тонких пальцах пачку сигарет и смотрит на небо. Небо льется вниз бесконечно мокрым снегом, расплескиваясь на асфальт грязной серостью, пачкая шины проезжающих автомобилей в едва плетущихся днях поздней осени. Юнги неосознанно сжимает ладонь сильнее, до впивающихся уголков пачки в тонкую кожу под линиями жизни и сердца. Хиромантия душевных полос расползается по всему городу въедливым ноябрьским смогом. Он ищет пути отхода. Пути отхода прячутся от него по подвалам и подворотням, кошачьими глазами выглядывая из-под дверей полуразрушенных частных домов на окраине Сеула. Юнги стоит у станции метро и ищет глазами нужную автобусную остановку. Ехать и ехать в пыли и снегу, кутаясь в толстый пуховик промозгло-серого цвета, сливаясь с окружающей действительностью. Ему нужно чуть больше времени, чтобы влиться в ритм муравейника большого города. Большой город шерстит у него по карманам и натыкается на обрывки слов и нот, насвистывая найденную мелодию в ржавых водосточных трубах. Он едет в автобусе, заткнув уши наушниками, прислонившись виском к гудящему от натуги и промерзшему стеклу. Дыхание вычерчивает узоры на стекляшке, оставляя рисунки ДНК там, где должен был быть сигаретный дым. Инчонский пригород загажен самолетным топливом, промозглым уже-дождем и слишком близкой близостью столицы. Юнги топчет в луже последнюю сигарету и идет дальше, разменивает большие воны на поменьше и покупает дешевые корейские леденцы. Один берет в рот. Второй отдает знакомому незнакомцу на пороге магазинчика. Незнакомцу лет пятнадцать, худой и нескладный, похожий на облезшую дворняжку в претенциозно пафосной куртке поверх толстовки с не менее пафосным "трешер". Незнакомец пихает леденец за щеку и идет следом за ним, сует тонкие пальцы в карманы, тонкие ладони в карманы, до белеющих запястий. Юнги ищет на них ответы на не озвученные вопросы. Не находит. Он заматывает свой шарф поверх чужой тонкой шеи. Юнги усмехается, вылавливая среди бесконечности малолетних масок недовольно поджатые губы, и треплет малявку по вычерненным в воронье крыло волосам. Леденец мажет по чужим губам липким блеском, оседая тянущим желанием где-то под его ребрами. Юнги надеется, что только под ребрами, а не ниже. Ноябрь залетает под свитер холодным ветром, последними числами сдувая остывшее тепло полузабытого лета. В нем, в лете, все было гораздо проще. Посреди цветочного поля считать пролетающие самолеты. Юнги смотрит, как палочка от леденца скользит между чужих припухших губ, и вспоминает, как все было проще. Сейчас у уже_незнакомца на пальцах пластыри, под которыми странные узоры кровоточащих ранок. Английский - cut myself for you - бьется у Юнги в подкорке желанием сбежать обратно в продрогший последними числами ноября Сеул. Инчон смеется ему в лицо голосом Чонгука. Чонгук не смеется. Цветочный пепел оседает на бледных щеках едва заметным и прогорклым запахом мускуса, трав и чужого дыхания на своих губах. Юнги поправляет его куртку и прижимается лбом к его лбу. - Сгоревшие цветы иногда оживают. И становятся бабочками. Чонгук щурит глаза, жирно подведенные черным карандашом, и кивает.