Dark soul

Струи холодного ночного воздуха затекают в распахнутое окно, наверное, единственное во всем доме, где до сих пор еще горит свет. Или уже горит. Глубокая ночь совсем скоро сменится новым утром. Не замечая сквозняка, гуляющего по кухне и разносящего запах свежесваренного кофе, полностью сосредотачиваю внимание на белом листе бумаги, лежащем передо мной на столе. Секундная заминка, и вот уже темные линии быстро ложатся на поверхность. Резкие, агрессивные штрихи, со временем складывающиеся в определенную картинку. Преимущественно черный цвет. Так надо, чтобы выразить темноту, теснящуюся где-то внутри и в данный момент четко отражающуюся в глубине остекленевших глаз. Это чем-то напоминает транс: в голове ни одной мысли, полный вакуум; ничего не выражающая мимика лица. И только рука с зажатым в ней карандашом беспрерывно скользит по бумаге, осыпая крошкой графита на ее шероховатую поверхность чувства и эмоции, которые обычно скрыты. Почему я рисую? Наверное, по той же причине, по которой другие люди занимаются музыкой, танцами, пишут стихи или рассказы: для самовыражения. Или для выбрасывания излишних мыслей и чувств, что, накапливаясь, сводят с ума. Человеку нужен человек — это всем известная истина. Нужен, чтобы разделять счастливые моменты и поднимать с колен после очередной неудачи. Нужен, чтобы обмениваться друг с другом мыслями, идеями, переживаниями. Нужен для поддержки. Нужен, чтобы прогнать одиночество, страх, пустоту. Человеку просто необходим человек. Но что делать, если рядом никого нет? Если нет ни надежного плеча, ни своеобразной подушки безопасности, защищающей от тряски и неровностей жизни? Тогда кто-то начнет цепляться за все подряд, не разбирая, мусор это или то, что действительно может спасти. Этот человек создает для себя лишь иллюзию счастья, окружает себя толпами народа, не замечая, что эти люди по сути никто. Пусть их будут хоть тысячи, но ни один в нужный момент не придет на помощь. Отказавшись от такого общества, человек, выбравший другую дорогу, остается один. Совсем. Он самостоятелен, честен перед собой, волен делать собственный выбор. Но он одинок. А это значит, что приходится своими силами справляться со всем: самому праздновать свои победы, самому терпеть неудачи, радоваться, грустить, закатывать истерики. Это сложно, не так ли? Когда эмоции, которые в большинстве случаев негативны, накапливаются, случаются катаклизмы. Человек просто может не вынести всего в одиночку и сойти с ума. Возможно, разрушаясь постепенно. Возможно, взорвавшись в один миг. Если ничего не предпринять, так обязательно произойдет. Внутренняя темнота никуда не уйдет, а будет лишь сгущаться. Именно поэтому людям необходимо выплескивать ее в своем творчестве. Выкрикивать душераздирающими воплями в микрофон. Изливать трогательными мелодиями гитары или диким ритмом барабанов. Писать хаотичными строчками, практически нечитаемым почерком, который вряд ли будет переписан на чистовик. Выражать языком танца, плавными или резкими движениями тела. В моем случае это рисование. Я не заканчивал художественную школу, да и большого опыта у меня нет. Есть только чувства, которые оживают уродливыми существами на белой бумаге. Эти рисунки никто не назовет шедевром, ведь кто оценит плоды изуродованной, растерзанной и много раз раненной души, в которой уже не осталось живого места? Тем не менее очередная часть моей темноты окончательно оформилась на альбомном листе. Приходит необходимое облегчение, удовлетворение от проделанной работы. Теперь можно спокойнее начать дышать, пока темнота согласилась на временное затишье. Подписываю свое прозвище — Руки — и ставлю дату в нижнем правом углу. Просто так, для себя: никто не увидит это «творчество». Бросаю последний взгляд на рисунок. Мысль о том, что кому-то он может понравиться, вызывает ухмылку. Закрываю альбом, допиваю ставший холодным и противным на вкус кофе. Щелчком выключателя гашу свет на кухне и иду в комнату, чтобы, наконец, немного поспать. Прежде чем лечь, отмечаю, что над крышей соседнего дома появляются лучи восходящего солнца. «Когда-нибудь и для моего мира наступит рассвет», — снова чертова надежда. Но все же... когда-нибудь — обязательно.