Ненаписанная легенда

В первый раз это случается на приеме, посвященном их блистательной победе над читаури. В какой-то момент Стив окажется слишком близко, и Тони ничего не останется, кроме как пялиться на его порочные губы. Пялиться, не зная, что делать дальше, у него было много женщин, но Стив вроде как девственник и совершенно точно гетеросексуальный мужик. — Так много людей, — Стив страдальчески изламывает бровь, смотрит Тони в лицо своими офигительно голубыми глазами и осторожно касается его предплечья. Тони думает о том, что необходимо ввести специальный закон, не позволяющий мужчинам с такой фигурой носить смокинг. И вообще любую одежду, подчеркивающую линию плеч и узкую талию. И не подходить практически вплотную к обычным людям, не намереваясь тут же заняться с ними сексом. И… и тут оно и происходит. Тони будто током прошибает, он видит его. — Артур! — зовет он отчаянно, — Артур! Тони теряется, плывет, он одновременно и на приеме и на берегу озера, Артур и здесь, с ним, и лежит в ладье, неподвижно. Приходится схватиться за Стива, чтобы удержаться… на ногах? Или в своем времени? — Держи меня, — просит он, как когда-то давно, давно, очень давно просили его, — просто держи. — Артур мертв, — говорит он Гвиневре, и сам не верит в это. Артур не мог умереть, он — король былого и грядущего, он их оплот, их дом, он — надежда Камелота. И он умер. Тони открывает глаза: он не потерянный мальчишка, больше нет, он уверен в себе, красив, умен и богат, и ему давно не двадцать с хвостиком. И он висит на руках капитана Америка. И, конечно же, на них смотрят. — … просто перебрал, — говорит Клинт, — с ним не впервой. Оставь на диване, проспится и… — Он открыл глаза, — замечает Наташа и на минуту все замолкают. — Кто такой Артур? — интересуется Стив, заглядывая Тони прямо в лицо. — Артур? — не понимает Тони. — Артур. Это твой знакомый? Ты звал Артура. — Я не знаю никакого… — круглый стол, алые плащи, высокомерная задница. В этом веке Артур не такой невыносимый придурок, но все так же смел и безрассуден, а еще до одури честен и справедлив. — Король Артур, — говорит Тони чужим голосом, — король… — Положи его тут, — предлагает Бартон, — ничего с ним не случится. — Он бредит, — Стив прикасается ко лбу Тони поразительно теплыми пальцами, — похоже, у него жар. Я отведу Тони в машину. Стив легко закидывает его руку на свое плечо и практически выносит на улицу через черный ход. Защищает его и так порядком потрепанную репутацию, верный и преданный солдат. Тони хочет сказать спасибо, но перед глазами асфальт мешается с подлеском, блестящее железо машин с блестящими боками коней, а матовый тротуар с серыми булыжниками мостовой. Лицо Стива плывет и меняется, вот Тони видит корону на его голове, а следующую минуту — алый плащ за его спиной. — Все будет хорошо, — говорит он Стиву в машине, взяв в руки его ладонь, — в этот раз я тебя спасу. — Спи, Тони, — просит Стив и Тони засыпает. И наутро ничего не помнит. Ну, почти ничего. Второй раз это происходит в доме Харли и никто не видит, как Тони обессиленно приваливается к стене, стараясь протереть глаза. Перед глазами обезумевший конь несет Артура прямо на скалы и нужно успеть что-то предпринять. Тони протягивает руку, древняя магия облачается словами в горле. И ничего не происходит, ничегошеньки. — Это потому, что ты отдал свою магию, — сообщает Килгарра в его голове. — Спасибо, я в курсе, — огрызается Тони, и вдруг понимает, что и кому только что сказал. И оно уже не прекращается. Тони привыкает. Стив не может постоянно его держать. Значит нужно привыкнуть. Он видит одновременно Пэппер и Гвиневру, пластик и камень, костюм и коня. И ничего страшного. Можно справиться. — Ты должен вспомнить, Мерлин, — просит Килгарра в его голове. Тони не хочет вспоминать. Тони не хочет вспоминать, потому что не хочет быть Мерлином. Мерлин ему не нравится. Мерлин был плаксивым наивным идиотом и Тони не хочет превратиться в его подобие. Мерлин был глупым ребенком, из-за него погиб Артур. Мерлин был слишком самоуверен. Мерлин не задумывался о последствиях. Именно это скажет ему Стив, разорвав бревно. — Ты был слишком самоуверен. Ты не думал о последствиях! Он выглядит будто оживший Артур, он говорит как оживший Артур, он морщит лоб, как Артур и злится он точь в точь, как когда-то Артур. Но, ведь Стив — не Артур. Не Артур, тот Артур (золотистые растрепанные волосы, шрам над бровью, мозоли на ладонях) никогда не существовал, это миф, это легенда, его не было. Не было же? Артур поднимает бровь: — Это шкаф, Мерлин. Туда можно складывать вещи. На указательном пальце массивный перстень с рубином. Он совершенно точно реален. И Тони накрывает. Он запирается в комнате, подальше от всех, наедине со своим горем и безумием. Он уткнется лицом в ладони и расслабится; отпустит себя наконец, чтобы вдоволь насладится чудными воспоминаниями, тем, что никогда не происходило. Отравленное вино. Нимуэ и молнии, вызванные им. Убитый единорог. Раненый Артур. Меч в камне. Тони раскачивается на полу, сжав голову руками. Его не было, не было, не было. Но он был. — Я сплю с тобой, — хмуро заявит с порога Стив, непонятно как попавший в закрытую комнату. Тони не вспомнит потом, каким образом они окажутся в одной кровати. Перед глазами плыло и двоилось, видения не оставляли. Меч летел в озеро, великий дракон умирал, а ладья с телом Артура отплывала от берега. Кажется, Тони это подкосило. Кажется, он бросился к Стиву, прижал к стене, вцепился в запястья, и сам целовал его, а Стив не возражал. Он проснулся в ослепительно солнечном дне, лицом к лицу со спящим Стивом, и Килгарра, наконец, заткнулся. Тони долго, очень долго вглядывался в лицо Стива, но картинка больше не плыла, не двоилась, Стив оставался Стивом. Они трахаются, как ненормальные в каждом свободном закутке. В доме у Бартона, в башне Старка, в подъездах, в туалетах, на крышах. Стиву достаточно запустить руку в его штаны, и в глазах темнеет. Тони не возражает, вовсе нет. И Килгарра молчит. Иногда Тони думает, что он почти влюблен, что Стив — тот, в кого он смог бы влюбиться. Со Стивом можно остаться навсегда, он надежный, словно скала, он всегда прикроет твою спину, он из тех, кто никогда не изменяет и не предает. А когда все заканчивается и они прибывают на базу, Тони снова кроет. Артур ранен, Камелот горит. Великий дракон сделал это, дракон, которого освободил Мерлин. Нет, не Мерлин, Тони, Тони освободил дракона, Тони чуть не погубил всех, опять. Тони видит себя Мерлином, беспомощным, несчастным, навлекшим на Камелот великое горе. — Я думал: магия давно оставила Мирдгард, — замечает Тор, каким-то образом оказавшийся рядом. Тони выпрямляется, осознав, что стоял, привалившись к стене, упираясь руками в колени. — Ты про Ванду? Горячая… — Ты знаешь о чем, я, Мерлин, — перебивает его Тор. — О, нет и ты туда же, — злится Тони и тут же осекается, понимая, что сам себя выдал. Но, Тор, кажется, ничего не замечает. — Там, в пещере, я кое-что видел, — Тор смотрит в сторону, и выглядит довольно меланхоличным. Если, конечно, Тора можно назвать меланхоличным, — в основном это касалось Асгарда, но было и другое… дракон… я видел древнего дракона. Когда-то его звали… — Килгарра. Тор разворачивает и смотрит Тони прямо в глаза, необычайно серьезно. — Ты должен рассказать ему. — Нет. Я…. Я не Мерлин. Какой из меня Мерлин? — Та история окончена, но ты не построишь новую на лжи. Будь наконец честен или оставь его, — Тор разворачивается и уходит, не дав Тони и слова вставить. Но Тор прав. Разве сможет Тони быть со Стивом достаточно честным? Или достаточно верным? И какие отношения у них могут быть со Стивом? Стив не для него: слишком честен, слишком молод, слишком идеален. Разве Тони сумеет стать для него тем, кто никогда не предаст? Разве Тони сумеет стать таким хоть для кого-то? Тони принимает решение. Стив приходит, когда на базе все стихает, а за окном ночь опускается на землю. Стив осторожно стучит в его дверь. Тони очень хочется открыть, очень-очень. Тони не открывает. Дело в том, что Стив заслужил большее, чем стареющий плейбой, влюбленный в его тело. Большего, что Тони когда-либо сможет ему дать. — Тони? — негромко зовет его Стив. Едва слышно. — Извини, — Тони отвечает практически шепотом, — извини, но я не могу. Кажется, Стив его услышит. Кажется, Стив еще пару часов просидит под его дверью, привалившись к ней спиной. Тони хочется в это верить, потому что его собственная спина вроде бы ощущает тепло. Будто за дверью кто-то есть. — Стив, — говорит он уже под утро, когда тьма за окном становится смазано-серой, — я ведь еще не порвал с Пеппер… Видишь ли, я… получается я изменяю ей с тобой. Тони понятия не имеет слышат ли его. Но становится ощутимо холоднее. — Вспоминай, Мерлин, — шепчет ему Килгарра всю оставшуюся ночь, — вспоминай. Тони зажимает уши, закрывает голову подушкой. И спит. — Ты совершаешь ошибку, Мееерлин. — Я не Мерлин, — привычно отвечает Тони и уезжает с базы (будем честными, бежит. И не с базы, от Стива. От Артура. От магии, которой у него нет). — Вспоминай, — просит Килгарра всю дорогу. — Не могу, — честно отвечает Тони, — не могу. Нельзя вспомнить то, о чем никогда не забывал. — Мерлиин… вспомни… вспомни, Мерлин, — Килгарру невозможно заткнуть. Тони пьет снотворное, но Килгарра приходит и во сне. И хуже всего, что во сне он осязаем: древний, как сам Камелот, древний как его магия. Мерлин бежит прочь, путаясь в сухом подлеске, чудом не падая. — Ты ошибаешься, Мерлин, — доносится сзади, — ты и Артур две части одной монеты. Ты должен вспомнить или случится беда. Ты не должен допустить войны, Мерлин. — Я отдал свою магию! Я отдал ее, чтобы не помнить, думаешь, я хочу вспоминать?! — Тони… Тони… — Пеппер трясет его плечо, умудряясь выглядеть одновременно и сонно и обеспокоенно и чертовски сексуально, — все в порядке? Что-то случилось? — Нет. Нет, не случилось, — Тони пытается отдышаться, — нет… да. Да, случилось. Да, я… переспал с Кэпом. Пару раз… или десяток… он мне вроде как нравится. — Ты… что… — эмоций на ее лице примерно сотня, и все они противоречивы. Тони любуется ею, как в последний раз, осознавая — этого она ему не простит. Больше вместе они не спят. А потом действительно начинается война. В которой Стив не захочет поддержать его. А ведь Тони всего лишь пытается его спасти. По иронии судьбы, спасти от войны. И в этой войне они сражаются друг против друга. Тони кажется, что он все еще спит, разве может это быть реальным? Но он не может отступить, иначе реальностью станет другое: расколотый щит, мертвые глаза Стива. Иногда Тони ждет, что Стив вот-вот остановится, замрет, глядя на него. — Мерлин? — скажет Стив, глухо и неверяще, — это ты? И Тони ответит ему: — Да, Артур. И все будет хорошо. Все наладится само по себе. Стив поймет, что Тони был прав, перейдет на его сторону и за ним пойдут остальные. Война закончится, и Стив его простит. — Этого не будет, Мерлин, — говорит Килгарра. Тони согласно кивает. Конечно, нет. В жизни так не бывает. Он помнит, иногда Мерлину кажется: Артур все знает. Разве можно не догадываться так долго? Он практически уверен, что однажды услышит: попробуй лучше хранить свои тайны, идиот. Или: хватит врать, Мерлин. Я знаю, что тут замешана магия. Твоя магия. Мерлин почти физически ждет этого, ощущая, как сжимается внутри от предвкушения. Пусть это будет: я разочарован, я так долго ждал от тебя правды. Пусть. Пусть будет: лжецам не место в Камелоте, Мерлин. Но все закончится само по себе, без его участия. И не нужно будет больше выжидать, скрываться, таиться. Не нужно продумывать слова, лгать. И этот груз лжи окажется намного легче, будучи разделенным надвое. Пусть Мерлин лгал, но ведь и Артур скрывал от него правду. Но Артур ничего не скрывал, Артур не знает. И его ноша от этого только тяжелее. И Стив ничего не помнит. — Поздно, — говорит ночью Килгарра, дракон, не существующий ни в этом времени, ни в этой реальности, — слишком поздно. Тони просыпается так резко, будто его ударили, задыхаясь, садится на постели. — Отвали от меня, Килгарра! — но, конечно же, его не слышат. Некому его услышать. Утром Шерон стреляет в Стива и, действительно, становится слишком поздно. Для Тони и Стива. И для Мерлина. Килгарра, конечно же, затыкается. Тони никогда бы не поверил, если бы ему сказали, что он будет скучать по дракону в голове. Но он скучает. Он скучает так сильно, что надевает костюм, взлетает в небо и кричит, зовет его. Килгарра не ответит, он умер больше тысячи лет назад, все, что осталось — отголоски его магии, служившей лишь для защиты Стива. Его Стива. Широкие плечи, теплый голос, нежная кожа ладоней. — Руки, как у ребенка, — шутит Тони. — Повышенная регенерация, — подмигивает и улыбается. Тони мог бы в него влюбиться, наверное, только в него и мог. А потом Стив умер. Все, что осталось у Тони: мемориал под звездным флагом. Даже голоса в голове больше нет. Он опускается вниз, все ниже и ниже, пока не ощутит землю под своими коленями, а перед глазами будет только флаг и ничего больше. Тони поднимает визор, чтобы флаг стал ближе и вспоминает: уже не Артура, больше нет. А Стива, его светлые волосы, его шрамы, теплые большие руки и красиво очерченные губы. Все то, чего больше не будет. Все, что не успел спасти. — Я был неправ, — говорит Тони глухо, — я… оно того не стоило. И я тебе лгал… И я скучаю. Флаг трепещет на ветру, расплывается. Тони осторожно вытирает глаза. — Ты же знаешь, что там его нет? — спрашивает возникший из ниоткуда Клинт. — Нет? — Тони не понимает. Кончики пальцев покалывает от фантомной магии. — Мы заморозили его тело. Оно на базе ЩИТа. Тони кивает. Он вовсе не надеялся на иной ответ, надеяться было бы глупо. Пальцы сводит от сдерживаемой силы, силы, которой на самом деле нет. Стив будто живой под стеклом. Только глаза закрыты. Тони неловко опускается рядом на корточки. — Хэй, Кэп, — говорит он, используя одну из своих дружелюбных улыбок, — ну как ты? Несколько минут ждет ответа, но, конечно, ничего не меняется. — Хочешь, — неожиданно для себя предлагает Тони, — я расскажу тебе сказку? — когда-то же нужно было это сделать. — Хочешь, я расскажу тебе правду? — звучит в голове голосом Мерлина, то, что так и осталось непроизнесенным. Тони откашливается. — Так вот. Давным-давно, в далеком-далеком королевстве жил прекрасный принц. Он был сильным и умным… ну с этим бы я поспорил… и великодушным… и полным ослом. И у него был слуга… нет, друг. Не просто друг, волшебник, великий маг. Но… магом он был совсем юным и многого не знал… не умел. И он не смог спасти своего принца. И принц… принц погиб… Но… видишь ли, был там еще дракон. И дракон пообещал магу, что принц вернется, когда настанет великая беда. И вышло так, что маг остался жить. И ждать его. И он ждал долго, очень долго. Года, десятки лет. Столетия, — Тони сглатывает, опускает голову на скрещённые руки. Он, вопреки собственным словам ничего об этом не знает. Это все было не с ним. Но он помнит одинаковые серые дни, пыльные комнаты Камелота, заплаканную Гвен. Помнит дни, сливающиеся в года, года, превращающиеся в века. Помнит безумие и отчаянье, когда ни один прожитый год не выходит отличить от другого такого же. Словно картинки из старого фильма, много раз просмотренная история, сроднившаяся с тобой. Но, все-таки не твоя. Чужая. — Так вот, Стив. Принц умер. А маг остался жить. И жил он долго, очень долго. И, в конце концов, он сломался… знакомо, да, Стив? А вот ты бы не сломался, ты бы точно выдержал. А он пошел к дракону, к тому самому. И попросил его: возьми мою магию, забери ее, забери все. Но дай мне смерть. Подари мне забвенье, я больше так не могу. Если мне суждено жить, пусть я буду жить тогда, когда он вернется. — Но ведь тогда ты получишь совершенно новую жизнь, и не будешь помнить ничего о себе нынешнем, — сказал великий дракон. — Я этого и хочу, — ответил ему маг. И дракон исполнил его желание. Никто не заслуживает ждать столько, никто. — Но все истории повторяются, — шепчет Тони в собственные запястья, — и я опять не успел. Наверное, если бы в мире еще оставалась магия, та самая, древняя, настоящая, не фокусы Ванды, у Тони появился бы шанс. Но магия ушла из этого мира. Он сам отпустил ее. И Стив умер навсегда.