Обещаю

«Он выглядит таким умиротворённым… — пронеслось в мыслях старшего следователя при виде спящего мальчика, — если бы только это могло длиться вечно», — он осторожно закрыл за собой дверь и на цыпочках пересёк коридор. Оставалось ещё около трёх часов до того, как мальчик проснётся. Три часа, прежде чем спокойствие будет разрушено. Амон ступал так тихо, как только мог в своей тесной квартире. Он понятия не имел, как его гость отреагирует на эту ситуацию, когда очнётся, но едва ли теперь стоило об этом волноваться. Или всё же?.. На экране телефона высветились три пропущенных звонка от Акиры, и Амон тоскливо вздохнул. Что поделать, он сам вырыл себе яму. Он решил пройтись по округе и, насколько удастся, проветрить голову. Последние осенние листья шелестели под ногами незамеченными, приближающаяся зима давала о себе знать ощутимым похолоданием, и, пройдя отрывистым быстрым шагом приблизительно милю, Амон пожалел, что не захватил с собой куртку. «Не думаю, что он будет зол на меня за то, что я спас его жизнь… Хотя тогда он абсолютно ясно дал понять, что не хотел этого. Чёртова Глазная повязка…» — он нахмурился и сжал зубы, вспомнив их битву накануне вечером. Осознав вдруг, вокруг чего роятся его мысли, Амон удивлённо замотал головой. «Зачем я вообще спас его? Он же гуль… » — он замедлил шаг и остановился. Оживлённый город продолжал вращаться вокруг него, как в тумане. Он окончательно осознал всю значимость своего решения. «Люди, которых он потом убьёт… Их смерть будет на моей совести… Всё равно, если бы их убил я», — перед его глазами возник образ плачущей девочки, чью мать сожрал гуль. Амон широко раскрыл глаза, дыхание участилось в панике. — Что, чёрт возьми, я сделал? — Амон резко развернулся и бросился исправлять ошибку. Он должен был вернуться домой до того, как Канеки проснётся. Он должен был положить этому конец. Он не понимал, чем было его увлечение гулем в глазной повязке, но оно того не стоило. Никто не должен умереть из-за этого. Но даже охваченный подобной решимостью, Амон добирался домой гораздо дольше, чем в любой другой день. Тем временем в квартире мальчишка, наконец, начал подавать признаки жизни. Он не мог оценить обстановку, в которой оказался, поскольку в момент ареста был тяжело ранен в живот, а сейчас его вдобавок ослепляла головная боль. Первое, что Канеки увидел, когда сумел раскрыть глаза, — незнакомая расплывающаяся комната. Жив? Ему удалось повернуть голову направо, и он увидел в высоком окне сгущающиеся на горизонте сумерки. Его взгляд почти на час остановился там, пустой и безжизненный. Лишь когда ручка двери в спальню повернулась, Канеки отвёл холодный взгляд от окна. Амон, слегка потрёпанный ветром, зашёл в комнату, крепко вцепившись в свой драгоценный куинке. Он был готов к этому. Он не думал ни о чём другом. Ему было необходимо забрать жизнь этого гуля. «Так почему? Почему мои ноги не двигаются?» — он приоткрыл было рот, но все силы уходили на то, чтобы сдержать едва заметную дрожь. Взгляд бледных глаз мальчишки въедался глубоко в сознание. Канеки сидел ровно, сложив руки на коленях. Его без единой эмоции взгляд был сконцентрирован на собеседнике. Он предпочёл первым нарушить мучительно долгое молчание. — Вы не слышали меня? — его голос был хриплый и звучал тихо, но только не для Амона, который прекрасно понимал, что мальчик имел в виду. — Я просил вас поторопиться и убить меня, — его голос не дрогнул, а выражение лица не изменилось. Губы Амона двинулись, будто он пытался подобрать нужные слова, но любой звук терялся в море сомнений. — Всё в порядке. Я готов дать тебе ещё один шанс, — его интонация звучала снисходительно, даже немного ободряюще. Канеки слабо улыбнулся, осторожно опустил ноги с края кровати. Вздрогнув от боли, он попытался собраться с силами и встать. Амон стиснул зубы, разочарованный тем, что ему так и не удалось решиться. Он склонил голову, и волосы скрыли проступающую у него на лице ярость. — Почему… — он сжал кулаки. — Почему ты не сражаешься? «Почему ты делаешь мою работу чертовски сложной?» Взгляд мальчишки затопила отрешённость. — Вам было бы приятно сражаться за свою жизнь, если бы она была спасена за счёт чужих жизней? — мальчик не мог оправиться от ран без еды. Он всё ещё был в тисках боли, а его зрение оставалось размытым. Комната до сих пор вращалась, и Канеки прилагал все усилия, лишь бы остаться в сознании. «Пожалуйста… Поспешите». — Ты не похож на других… — слёзы уже вовсю застилали лицо Амона, а он отчаянно пытался понять, почему так и не смог убить этого гуля. — Они не чувствовали угрызений совести… — Вы ошибаетесь! — Канеки тут же пожалел, что выпалил это. Он упал с кровати лицом вниз и приземлился на колени. Канеки согнулся пополам от боли и прижал правую руку к ране на животе. — Вы ошибаетесь… — в этот раз голос его был в разы слабее. — Я не отличаюсь… Другие терпят боль и страдают от насилия точно так же, как вы… Как и вы, они потеряли тех, кого любили. Как и вы, они хотят отомстить. Они не гордятся тем, кто они есть, но они не могут ничего изменить … — его слова изредка прерывались приглушёнными всхлипываниями. Сердце Амона сжалось, когда мальчик расплакался. Так вот в чём дело? Деактивировав куинке, Амон инстинктивно приблизился к несчастному ребёнку. Он медленно опустился на колени рядом и положил руку ему на спину. Канеки обмяк, повалившись в руки Амона. Его бесцветные волосы рассыпались на его груди. — Это больно, — рыдания заглушали его слова. — Пожалуйста. Амон закрыл глаза и крепко прижал мальчика к груди. «Почему этот мир так жесток?» — Амон-сан… Можете мне пообещать кое-что? — его белые пряди сбились, пока он говорил. — Пожалуйста… Не вредите моим друзьям… — горькая усмешка появилась на губах старшего следователя. — Обещаю.