Velvet and Silk

Сколько себя помню, в нашем доме никогда не было достаточно света и тепла. Он стоял особняком не только от соседских имений, но и от любви небесного светила. Мать считала, что солнечный свет может испортить раритетную мебель, и поэтому окна всегда были занавешены темными портьерами. Люсиль считает также. Эти тяжелые шторы из бархата. Дорогой, королевской ткани. Женщины нашей семьи отдавали ей предпочтение испокон веков, считая, что вещи из неё - это символ величия и достатка. Платья матери, обязательно антрацитового или бордового оттенка, платья Люсиль, цвета шторма, рукава которого обрамлены кружевной паутиной. Эта тяжелая, грузная ткань всегда окружала меня на протяжении многих лет. И я любил её прикосновение. Такое мягкое, нежное, своеобразное. Ни на что не похожее. Разве что на прикосновение крыльев бабочек. Прикосновения черных мотыльков, поселившихся в нашем поместье незадолго до смерти матери. Сейчас же это угнетает. Здесь всегда было холодно. Мы с Люсиль слышали дыхание дома по ночам во время сильного ветра, и как можно теснее прижимались друг к другу, пытаясь отыскать хоть капельку тепла друг в друге. Мы нашли его. И оно было нашим спасением. В детстве все воспринималось по-другому. Невинно, чисто, открыто. Мы пытались с ней изобрести новый мир, защищенный от безразличия родителей, свободный от диктуемых ими моральных рамок. Только я и моя сестра. Я и Люсиль. Я придумывал для неё игрушки. Новые, удивительные. Мне нравилось видеть расцветающую улыбку на её лице, когда она пыталась понять их принцип. Это были обыкновенные куклы-марионетки. С пестрыми одеждами и черными нитями, управляющими конечностями. И обязательно с двумя лицами. С детства мы видели двойственность и обманчивость мира. А она защищала меня от гнева матери. Её всегда злило, когда я бродил по комнатам, пытаясь отыскать необходимые детали. И наказание получала Люсиль, подставляя своё тело под палку. Страдание и последующая радость от моего подарка. Боль и наслаждение. Мораль и извращение. Двойственность была главным звеном нашего общения. Мы были с ней одним целым. Мы были шестеренками единого механизма, который поддерживал блеск жизни в наших ледяных глазах. Без поддержки друг друга мы бы запросто погибли. Я был для неё всем: братом, о котором она заботилась, подобно матери, лучшим другом, которому она могла поведать все свои тайны, даже самые страшные и сокровенные, а позже – первой и единственной любовью. Многие годы она для меня была тем же. Люсиль… Эл. Ю. Эс. И. Эль. Люсиль. Каждая буква её имени перекатывается на языке, подобно плодам красной рябины. Эти маленькие ягодки лопаются во рту, орошая его своей горькой сладостью. Такой болезненной. Такой неправильной. Но невероятно желанной. Наша любовь губительна. Кто-то скажет: безумна, отвратительна, чудовищна. А мы называли её Декадансом. Соитием всего противоречивого. В каком-то смысле это нас спасло. В каком-то смысле уничтожило. До сих пор не верится, во что мы превратились. Я вижу это, замечаю с каждым днем все отчетливее и яснее, глядя на наш разлагающийся дом. Он – лишь отражение нашей порочности. Стены плачут кровавыми слезами, поминая наши некогда чистые и нетронутые души, полные нежности и сострадания. Потолок уже давно рухнул, и теперь через зияющую тьму на нас смотрит Бог и видит весь тот ужас, что мы творим во имя любви. Пол медленно проваливается в землю. Дьявол давно раскрыл объятья, радушно встречая нас в Преисподней. Поделом. Туда и дорога. Все было предрешено с того момента, как мы полюбили друг друга. Люсиль не замечает этого. Она поет сладостные баллады о будущем. И её голос похож на мелодию контрабаса. Вкрадчивый, протяжный, горький. Но удивительно прекрасный в своей мрачности. Он оплетает сознание, подобно пению сирен на морских скалах. Моя сестра искусно научилась управлять марионетками, применяя свои умения не только на деревянных куклах, но и на живых людях. Я же считаю, что будущего у нас нет. У нас есть только прошлое, омраченное недозволенной страстью и предсмертными криками умирающей совести. Столько всего из-за нас погибло. Столько невинных душ, легкомысленно летящих и сгорающих в пламене обмана, даже не понимая смысла всего этого. Мы превратились в яд, отравляющий все живое в радиусе мили. Мы состоим из живой ртути, она течет по нашим венам и артериям, разрушающая тела каждую секунду. Я и Люсиль – чистая эссенция цианида. Моя сестра всегда носит с собой связку ключей. Ключи от запертых спален, покрытых пылью и пришедших в аварийное состояние, ключи от кладовых и подвала, ключи от входной двери, ключи от моей клетки. Она заперла меня в камере, прутья которой сплетены из её одержимости, именуемой любовью. Я обвязан путами с ног до головы, их невозможно разорвать или разрубить топором. Отдаляясь на один только шаг, пытаясь вдохнуть свободы, Люсиль приближается на два, отбирая её. Я даже не заметил, в какой момент наша любовь из спасения превратилась в болезнь. И нет лекарства от неё. Нет панацеи. Не было до тех пор, пока я не встретил Эдит. Эдит… Она стала моим ангелом, ниспосланным с небес, чтобы очистить погрязшую во тьме душу. Стала исцеляющим прикосновением Рафаэля, прохладным и несущим облегчение томящейся в Геенне Огненной человечности. Мой очередной брак ради наследства, внезапно превратившийся во что-то большее. Большее, чем весь этот мир, значимее, что вся моя проклятая жизнь и груда нелепых изобретений. Люсиль перестала быть единственным важным элементом в моей жизни. Она плавно отошла на второй план, и яро не соглашалась с новым положением. Но я не мог ничего с собой поделать. Я обещал ей никогда никого не любить, кроме неё. Она должна быть единственной в моем сердце, и я был уверен, что посягательств на это звание не потерпит. Но это произошло. Эдит другая. Особенная. Отличающаяся от всего темного окружения, в котором я был вынужден жить все эти годы. И наконец, с её появлением в нашем доме, терпкий аромат муската сменился легким шлейфом сандала. А бархатные объятья тканей заменило воздушное одеяние шелка. Эдит превратилась в глоток свежего воздуха среди пыльной реальности. Она стала океаном спасения, в который можно было уплыть от гнетущей действительности. Огненным очищением, болезненным, но таким необходимым для будущего. Она стала земным пристанищем, которого я был лишен всю свою жизнь. Сама того не осознавая, Эдит ведет меня к свету. Она нежно касается руки и с легким усилием проводит по тропе из чистого белого мрамора, по бокам окруженной лилиями и тюльпанами. Она ведет к чистоте и искренней любви. В то время как Люсиль, хватая за запястья, тянет по вымощенной красным кирпичом дороге, проведенной сквозь обжигающе колючие шипы бардовых роз, прямиком в Ад. Я не хочу в Ад. Господи, я действительно туда не хочу. Только не тогда, когда я познал свет во всей его красе. Только не сейчас. Это наваждение – произносить её имя снова и снова. Э. Дэ. И. Тэ. Эдит. Оно прыгает на кончике языка, не желая уходить, и оставляет щедрое послевкусие. Как земляника. Такое же мягкое и нежное. Такое же сладкое и правильное во всех смыслах. В нашем доме никогда не было тепло. Мы были вынуждены сильнее кутаться в шерстяные одеяла, желая согреться. Особенно холод зверствовал зимой. С наступлением зимы все менялось. Природа сбрасывала своё красочное одеяние и надевала сотканные из снега шубы, земля избавлялась от радостной зелени, и метель щедро припудривала её белизной. Через дыру в потолке падают снежинки мелкими созвездиями на пол. Они кружатся в вальсе, завораживая красотой своего появления всех входящих. И на секунду, если до сих пор не разучился верить в чудеса, складывается впечатление, что попадаешь в сказочную страну. Но волшебный эффект быстро развеивается, стоит только снегу коснуться земли. Он окрашивается в багряный цвет, и вся сказка превращается в историю ужаса. Наш дом не желает скрывать демонов, живущих на этой земле. Но эта зима была другой. Из-за Эдит. Будто бы появился шанс на искупление, шанс всё впервые сделать правильно. Шанс вырваться из этого дьявольского дома и обрести долгожданную свободу. Появилось невиданное ранее тепло и свет. Она лечит меня. Бережно возвращает к жизни. Будто бы я – персонаж её книги. Мне так нравится читать её работы и слушать, как она увлеченно рассказывает о них своим мелодичным голосом, походящим на звук арфы. Как и главного героя, она возвращает мне позабытые чувства, наделяет меня новыми привязанностями, и оживляет давно закостенелые эмоции. Заставляет совершенствоваться, развиваться, делать собственный выбор. И я чувствую, будто бы я дышу. Будто бы я полноценный человек, не лишенный духовности. Вновь. Я вновь живу. Как раньше никогда не жил в своей никчемной сумеречной жизни. Но ни мой писатель, ни я сам не знаем, к чему приведет эта книга. Но я не оставлю Эдит. Никогда. Я всегда буду рядом. Она запомнит мой образ. Я люблю её, как никогда раньше никого не любил. Я вновь обрету потерянную свободу в месте, далеком от тонущего в грехах дома.