I will always be with you

Все те же обшарпанные, когда-то белые стены, которые, много лет назад, потрепанные временем, стали серыми. Все та же тишина, давящая на душу и так неприятно жестокая. Все та же темнота. Все это стало привычным уже давно. Этот сырой и холодный склад навечно погрузился бы во мрак, и было странно то, что лампочка, еще еле горевшая, держась на нескольких проводах, разбавляла гуашь мглы секундным промельканием света в дальнем углу старого помещения. Этот свет мог немного испугать своей внезапностью, как и звук, сопровождаемый яркими искрами, исходящими из проводов, говоривший о том, что эта лампа наверняка скоро прогорит и лопнет. Но это было неважно. Темнота стала родной. Ежедневно Бонни приходилось тут сидеть и ждать. Но вот чего? Никто не знал. Только ночью он мог выйти из этого душного и запертого пространства, чтобы вдохнуть холодного воздуха, поступавшего из разбитых окон, о реставрации которых никто и никогда не задумывался. Видимо, близился вечер. Он вряд ли будет хоть чем-то отличаться от вчерашнего. Его наступление не облегчит страдания, на которые они обречены. Им трудно жить и только одна из них возлагает надежды на то, что они справятся. Холодные балки, в некоторых местах поломанные и свисающие вниз, на которые все так боялись наткнуться, располагались по всем комнатам пиццерии, и склад — не исключение. На этом складе бесценно валялись ненужные вещи, игрушки, а также «старые» и поврежденные аниматроники. Никто не знал, куда так внезапно девались вещи со склада и что стало с ними. Бонни был в одиночестве уже несколько месяцев. Порой, даже не хотелось выходить из этого богом забытого помещения, в сырую от дождя, который иногда протекал в дыры на потолке, пиццерию. Никто не будет рад его появлению, да и воздух там не настолько свеж, как на первый взгляд. Ему казалось, что он брошен и забыт. Но гитарист не знал, что на самом деле он не был одинок. Кролик не замечал девушку, сидящую на балках. Лиса всегда была рядом. Каждый день навещала его, хоть и не давая знать об этом самому Бонни. Сидела наверху, в тени, и молча сочувствовала, смотрела и ощущала все его страдания. Девушке было плохо не только от того случая в прошлом, но и от того, что она видит сейчас: боль других аниматроников. Так внезапно потерять все, что имели. То счастье, те улыбки, те времена, они забыты, и, как будто задавлены, тьмой и страданиями, окутавшими их всех навсегда. Наверху послышался жуткий скрежет, похожий на звук старого радио или на радиосигнал полиции. Гитарист испугался внезапности звука, но не шелохнулся. Состояние Бонни было не лучшим для резких движений. Большая часть суставов стального эндоскелета устарела и это мешало ему свободно двигаться. Лицо аниматроника отсутствовало, был лишь провал между лбом и нижней челюстью, из которого вместо глаз, ярко мерцали два красных светоида. Левая рука была вырвана, и из нее свисала копна проводов. Пышный алый бант на шее растрепался и испачкался. Мангл не смогла сдержать лаги своей системы, и система заскрипела в неподходящий момент. Девушка не пыталась скрыться от Бонни, она всего лишь думала, что может помешать ему.  — Мангл, это ты? — спросил гитарист, смотря в темноту, в сторону из которой были слышны радиопомехи. Он прекрасно знал кто там, но что-то заставило задать этот вопрос. Молчание. Лисица просидела наверху еще немного и Бонни уже успел отвернуться, но вскоре из темноты послышалось шуршание и показался, почти не видный из-за тени на нем, кусочек светло-фиолетовой ткани. Затем появились два черных сапога, перевязанные шнуровкой; порванные кое-где, черно-белые чулки в горизонтальную полоску и юбка, которая до этого виделась, как кусочек ткани. Мангл удачно спустилась и медленно подошла ближе к Бонни. Он выглядел так, будто забыл, что было, казалось, совсем недавно. Но лиса не винила его в этом. Возможно, из-за неисправности системы, все просто стерлось из его памяти, либо кролик сам не хотел это помнить. Мангл свято хваталась именно за первый вариант. Девушка уже давно не видела его вблизи. Сверху лисе всегда не удавалось рассмотреть кролика как следует, потому что ее левый глаз был поврежден и выглядел как пустая глазница из которой когда-то струилась кровь, но сейчас она уже запеклась. Перед Мангл предстал молодой юноша. Рваная белая рубашка потускнела, а сверху была накинута застегнутая фиолетовая жилетка. Волосы растрепались, из них торчали уши, своей формой напоминающие заячьи. Правое было вывернуто и шевеление этим ухом причиняло Бонни адскую боль.  — Так это ты. Тебе что-то нужно? — спросил кролик, обернувшись и смотря на нее красными светоидами. На самом деле, Мангл все-таки была, в каком-то смысле, рада тому, что он заметил ее. И снова молчание. Только ее лисьи ушки, внутри которых был розовый мех, резко вздрогнули.  — Понятно. Просто так, значить, пришла. — догадался Бонни. Девушка лишь перевела грустный взгляд на пол, тяжело вздохнув. Её уши поникли и опустились на локоны белых волос, доходивших до бёдер, к концам вившихся и переходивших в розовый цвет. Волосы неаккуратно лежали на плечах, а на лицо свисала прядь, конец которой тоже вился.  — Проходи. — тихо произнес гитарист. Бонни не хотел оставаться тут один, прогонять ее, расстраивать, ведь на ее лице не было той улыбки, что стала для всех привычной. Да и кролику было гораздо приятней видеть эту девушку вместо пустой комнаты. Лисица снова улыбнулась. Мангл так же, как и Бонни не хотелось оставаться в ночной темноте балок, одной. Она сломана детьми, несчастна и обречёна на кличку «увечная». Все считают ее брошенной куклой. Возможно, здесь, вместе с Бонни, ей становилось не так одиноко и эта тьма на немного отпускала и давала лисе почувствовать себя хоть чуточку счастливой. Всю свою жизнь Мангл искала себе близких по духу. А что в ее понятии «близкие по духу»? Девушка присела на холодный пол рядом с Бонни. Гитарист, в очередной раз был прав. Лисица пришла просто так. Она не могла объяснить даже себе, зачем все это. Зачем лиса так томно связывает себя с этим фиолетовым кроликом, зачем беспокоится за него. Быть может, это ее искалеченный разум? Возможно и да. Но Мангл ничего не может с этим поделать. Она останется той же непоседливой дурашкой, к которой уже все привыкли. Темный склад продувал ветер и от этого лампочка покачивалась. Создавалось впечатление того, что она сейчас упадет, но лампочка, несмотря ни на что, держалась. Звучит странно, но чем-то она напоминает ту самую лису — Мангл. Что бы не было, плохое или же хорошее, девушка всегда найдет в себе силы улыбнуться. И этим она поражала всех аниматроников, особенно Бонни.  — Как ты? — девушка наклонила голову в бок, из-за чего её лисьи уши встрепенулись, заставив проводок, торчащий из них, всколыхнуться.  — Не знаю. Почти ничего уже не знаю. — ответил кролик и бросил на девушку быстрый, почти незаметный, взгляд. Лиса не знала, что сказать. Просто так сидеть казалось Мангл глупым. Мимолетно девушка посмотрела на гитариста. Его взор будто глядел в никуда. Мы считаем, что у них нет эмоций и чувств, потому что они аниматроники. Возможно, есть то, чего не знаем мы и не знают они. Мангл очень надеялась, что переубедила кролика и убила в нем мысль того, что они бездушные твари из железа, проводов и набора систем. Так ли это, знал только Бонни. Вновь воцарилась эта давящая тишина. Гитарист повернулся и посмотрел на лисицу выглядывающими из-под чёлки алыми огоньками, которые иногда поглощала темнота из месива проводов, что висели там ошмётками. К сожалению, им никогда не избавиться от этих чувств. Боль в теле с каждым днем будет все больше разрастаться по каждой клеточке. Раны гореть, как обожженные и снова нанесенные. Одиночество и тишина разрывать разум огромной иглой, которая каждый раз втыкается и доставляет невыносимую боль. Но тишина, что все так же подавляла, несмотря на это, им нравилась. Наверное, потому что обоим приятно находиться в компании друг друга. Ведь сейчас был тот момент, когда хочется быть слабым и не одиноким, зависимым от кого-то. Всегда, каждому из них, приходится быть только за себя, как у диких зверей. Все они очень редко сближались. Раньше аниматроники были друзьями, а сейчас они просто знакомые. Ведут себя так, будто не знают друг друга или не хотят знать. Все давно изменилось и каждый это понимал. Это будто стало законом их существования — жить во тьме и одиночестве. И только от одной этой мысли становилось больно. Прозрачная капля, сверкая, прокатилась по щеке Мангл и оставила мокрый след, упав на пол. Лисица плакала. Она не смогла сдержаться. Слишком долго девушка терпела все это, видела все это — всю боль. Свою и чужую. Лиса проронила еще несколько слезинок. Одна — прозрачная и чистая, вторая — светло-красная, смешавшаяся с размытой кровью из ее левого глаза. Бонни знал, что чувствует Мангл, ведь у них похожая судьба. У него нет возможности ни улыбнуться, ни заплакать, поэтому гитарист всегда держал все в себе. Он не мог никому выговориться. Даже Мангл. Рядом с ней парню становится одновременно и спокойно и робко. Смешаные чувства не давали друг другу путей, не шли на компромисс, а кролик не мог победить ни одно из них. Юноша понимал, что должен дать лисице поплакаться в сильное мужское плечо. Он, наплевав на боль, резко подвинулся к Мангл и нежно положил свою холодную, и одновременно такую теплую, руку на ее щеку и большим пальцем аккуратно вытер слезы с глаз девушки. Девушка не знала, как на это реагировать, но, сквозь яркий румянец, было видно, что ее щеки слегка покраснели. Лиса была уверенна, что такой ее видел только гитарист. Бонни приблизился к лисе. Мангл глядела своими, ядовито-желтым и пустым черным, глазами в эту дыру вместо лица кролика, пока тот не заговорил.  — Мангл, я обещаю, я всегда буду с тобой. Лисица еще больше смутилась и немного прикрыла руками лицо, краснея и стараясь не показываться юноше. Собрав свои моральные силы, Мангл еще больше сблизилась с парнем и нежно обвилась руками вокруг его шеи, прижавшись к Бонни. Кролик точно не ожидал такого и готов был залиться красной краской, да только лица нет. Гитарист чувствовал тепло от дыхания девушки. Парень провел рукой по ее волосам, которые поддавались его пальцам и даже не спутывались. Кажется, Мангл его нашла. Нашла того, близкого по духу, того, с которым она может быть рядом, несмотря на то, что она разломана и изувечена. Бонни сдержал обещание. Он всегда с ней. Мангл каждый день приходит на склад и сидит рядом с Бонни, рассматривая его. Ей это нравится. Она может часами сидеть у него на коленях. И смотреть. В его алые сияющие светоиды, смотреть в эту, казалось, бездонную, полную обвисших проводов и их ошметок, дыру вместо лица.