Семейные ценности

      Каждый год в конце декабря в жизни Феанаро открывался персональный филиал Утумно на земле. Образовывалась куча вещей, которые нужно доделать до конца года, переделать и еще раз исправить. В процессе этой беготни он обязательно с кем-нибудь ругался из-за сроков, из-за чьей-нибудь тупости или просто оттого, что выбесили окончательно. Фоном происходили локальные катаклизмы или глобальные поломки, или эпидемии орлиного гриппа, или еще какое-нибудь дерьмо, которое непременно его затрагивало. Но даже если вдруг разнообразия для дела шли чуть более гладко, впереди всегда ждал непременный апофеоз новогоднего кошмара в лице его – С-семейного торжества.       Праздник готовился заранее, тщательно, с размахом и предвкушением со стороны всех и каждого. И Феанаро, сцепив зубы, тоже заранее предвкушал: толпы народа, рожи, от которых воротит, чужие сопливые дети, тазы с салатами, тупые и унизительные конкурсы, мерзкая музыка, хлопушки, свистелки, перделки и перегоревшие лампочки гирлянд, которые должен чинить угадайте кто, очередной ублюдочный свитер в подарок от Индис, разбитые бокалы, облитые вином новые джинсы, тайком дорвавшиеся до спиртного пьяные подростки, шум, грохот, жара, чад, ор и больная голова. Программа была стандартная, от года к году не менялась, и ничто – ни просьбы, ни мольбы, ни угрозы, ни шантаж – не могли помочь избежать участия в ней. В этом отношении отец был непреклонен и стоек. И при малейшем сопротивлении прибегал к запрещенному приему под названием: «Ты же не хочешь испортить всем праздник». Под «всеми» подразумевался в первую очередь сам отец, поэтому ответом, конечно, было: «Нет». Не хочу.       Пожалуй, единственным способом спастись от этого безумия, было бы лечь и умереть под елкой, но и то не факт, что вокруг перевитого мишурой трупа не стали бы водить хороводы. По крайней мере, когда несколько лет назад он умудрился случайно (или все-таки нарочно, в приступе мазохизма и отчаянной надежды?) сломать ногу, то отец лично приехал, лично забрал его вместе с костылями и потом лично же следил за процессом водружения на диван. Хоровод действительно водили вокруг этого дивана, и не было никакой возможности уйти, улететь, уползти, испепелиться на месте, чтобы избежать участия в массовом сумасшествии. Это называлось соблюдением семейных традиций.       Подобные оптимистичные ожидания одолевали Феанаро который день, и сейчас перетекли в последнюю стадию раздражения. Способствовал тому и изрядный список свежих неприятностей, как то: отбитое на парковке зеркало (одна штука), размагниченная банковская карта (одна штука), непринятая в сборник за «излишнюю полемичность и неакадемичный взгляд на проблему» статья (одна штука), скандал в школе (две штуки). В школе сначала отличился результатами за триместр Морьо, а потом уже он сам благополучно забыл про родительское собрание, и когда примчался из лаборатории после десятого пропущенного звонка от Нэрданель, то был на взводе и не придумал ничего лучше, как высказать учительнице все, что думает о примитивной системе образования, оценок и воспитательного подхода. На следующий день, конечно, пошел извиняться с конфетами и очередным чайником, но вся дурацкая ситуация настроение не улучшила.       Одним словом, бесило все, в груди клокотало на любой косой взгляд, и чем отрешеннее становилась его постная физиономия, тем сильнее делалось желание начать уже швырять о стены тяжелые вещи. К тому же сам по себе грядущий праздник не был единственным испытанием, перед ним полагалось пройти несколько разминочных. Текущее называлось «Выбор подарков» и, к счастью, подходило к концу. Они с Нэрданель уже обежали всю долбаную, доверху забитую покупателями «Плазу-на-Туне» и нахватали какого-то барахла братьям, племянникам, женам братьев, родственникам жен, детям родственников и еще каким-то десятиколенным троюродным зятьям, сватам, кумовьям и прочим шуринам, которых он видел раз в год, и то этого было слишком много. Подарки сыновьям и отцу, разумеется, были приобретены заранее в нормальной обстановке, ибо были делом особым, важным, и никак нельзя было мешать деликатный процесс их выбора со всем этим ужасом. А сейчас набитые конструкторами, куклами, роботами, лупоглазыми плюшевыми медведями, галстуками, шарфами, сервизами и прочим ежегодным хламом пакеты грудились под ногами цветной кучей, и сам Феанаро сидел мокрый, запаренный и пил пиво в какой-то торговоцентровой забегаловке. Пиво, мало того, нагревшееся, он терпеть не мог, в забегаловке было душно и шумно, в динамике над ухом орал какой-то очередной мерзкий «колокольчикизвенят», и хотелось то ли швырнуть в него бокалом, то ли биться уже головой о стол. Но он мужественно держался, потому что сюда его отправила Нэрданель, которая, конечно, тоже забегалась, тоже устала, и его мрачная окаменевшая физиономия радости ей не добавляла. Поэтому он возражать не стал и был даже благодарен: после того, как пакет с тайком выбранным, пробитым на кассе и сунутым в общую кучу подарком для Индис был замечен, развернут и немедленно возвращен, жена не сказала ничего, а только оставила его сидеть с покупками. Сама ушла в какой-то то ли ювелирный, то ли парфюмерный салон. Хотя тот свитер с овцой все равно был блестящей идеей…       – Готово, – прозвучало за спиной, и подошедшая сзади Нэрданель обняла его и уткнулась лицом в шею. – Ты еще не закипел, чайник?       – Почти закипел, – выдавил он и выудил из кармана смятую купюру. – Что там? Хотя не говори, даже знать не хочу.       – Там то, что надо, – усмехнулась Нэрданель, села рядом и, забрав бокал, допила остатки пива. – Посидим немного или пойдем? Вроде и есть хочется, и времени мало…       – Как хочешь… Нэр, а давай никуда не пойдем. Хоть на сей раз. Сядем сейчас в машину, вывалим барахло кому-нибудь под дверь и махнем на север. Ребята пусть бесятся со всеми, им-то что. Едем? Ты, я, лес, коттедж и ни одной души вокруг. Что скажешь?..       Конечно, она сразу согласилась.       Только порекомендовала сначала предупредить отца. Поэтому дальше они лишь перевели дух, выпив еще по пиву, и обратно он ехал молча, глядя на дорогу и не слишком прислушиваясь к незамысловатым попыткам себя развлечь.       Все это было глупо, смешно и оттого раздражало еще сильнее. Право слово, окружающие наслаждаются жизнью, предвкушают веселье и охотно готовятся к нему, а он из года в год страдает от сезонной ненависти к миру, родственникам и самому себе – за какие-то неистребимые полудетские полукапризы.       Доводы не действовали. Бла-бла-бла, Новый год – семейный праздник. Да кто бы спорил. Семейный, и ему очень даже хотелось провести его, наконец, с семьей. То есть дома, на диване с женой под одним боком и подушкой под другим. Чтобы угощение было действительно вкусным, елочка тихо мерцала, а не орала цветомузыкой, и ребята в свое удовольствие сходили с ума где-нибудь поблизости, но и не мешали предаваться отдохновению, глядеть какой-нибудь глупый фильм и периодически целоваться... Ну или вообще.        Но у отца представление о семейности было куда глобальнее, и где-то в глубине не души, но разума Феанаро его намерения и чаяния понимал. Но… Дважды они с Ноло дрались на стадии подготовки к застолью. Предварительно убедившись, что отца нет рядом. Третий раз тот рядом оказался и чуть ли не впервые в жизни отвесил лещей обоим. Потом они все равно сидели на законных – традиционных – своих местах справа от Финвэ и слева от Индис и злобно переглядывались. Еще как-то раз разгорелся нешуточный скандал, когда ему, Феанаро, походя поручили отнести на стол фирменное блюдо Эарвен. Само блюдо, то есть огромная салатница в форме рыбины, тоже была какая-то фирменная, дареная то ли на свадьбу, то ли на ее годовщину. В ней из года в год сооружалась устрашающая по виду селедка под шубой, где шуба эта старательно вымешивалась майонезно-свекольной массой и насаживалась тонюсенькими хвостиками из кондитерского шприца. Эту бы энергию да в мирных целях, ежегодно думал Феанаро, и сердце его обливалось кровью при виде столь дивного образчика мещанской пошлости. Поэтому, когда кто-то легкомысленно вручил ему кулинарный шедевр и попросил отнести, то сил моральных и эстетических хватило только до ближайшего, кстати отворенного окна. В общем, скандал был, слезы были, драки, правда, не было, а он потом, посмеиваясь, все гадал, что же за рауг нашептывает...        И ладно бы ему просто позволили прикинуться шлангом и наблюдать со стороны. С этим еще можно было бы смириться. Но нет, начиналось все с обязательной – чтоб не обидеть! – примерки очередного удушающего вязанья Индис. Затем кто-нибудь непременно порывался уговорить именно его нацепить бороду и красный тулуп или хотя бы светящие рога, вот они какие прикольные, или заячьи уши, или вот можно аквагримом лицо раскрасить, ну что же ты такой мрачный повернись другой щекой в самом деле отвали уже от меня а то сломаю руку… Подобное повторялось несколько раз за вечер в перерывах между предложениями идти наряжать елку, сыграть в фанты, шарады, спеть караоке, попрыгать через резинку, лепить снеговика или поиграть в лошадку с какими-то очередными кажется племянниками. А когда наконец-то садились за стол, то после всех возмущенных «Подожди до вечера!», он был уже голоден, как собака, и не глядя наворачивал тарелку чего угодно, тщательно избегая произносить тосты и вступать в обсуждение чьей бы то ни было личной жизни и творческих планов. А дальше лучшим выходом было побыстрее накидаться и демонстративно запить все «Валимарским шампанским», чтобы потом убедительнее изображать мертвого. Способ был разведан пару лет назад, и в этот раз Феанаро рассчитывал на него же. Потому что прежде после застолья опять начинались всякие «развлечения» вроде песен, танцев и конкурсов, куда его обязательно кто-нибудь звал и тащил, а в первую очередь все та же неугомонная Индис. Окружающие явно стремились вывести его из себя и откровенно этим наслаждались, поэтому он столь же откровенно полагал, что имеет право на все безобразные выходки. От эпизода с долбаной селедкой до советов племянникам по бросанию петард в унитаз.       В общем, мир был отвратителен, праздник отвратителен, и он сам себе тоже отвратителен. Вспоминать было противно и встречаться с родней, и даже с отцом в ближайшие дни не хотелось особо. Поэтому, отстрелявшись, они садились в машину и вдвоем, или вместе с ребятами ехали куда-нибудь: на север в укромный домик, или к морю, или в горы, или хотя бы гулять в Валимар. А уже потом, отсидевшись и отплевавшись, придя в себя и достигнув душевного равновесия, можно было снова возвращаться в Тирион и к нормальной жизни...       Остаток дня они с младшими разбирали накупленное, раскладывали его по коробкам и пакетам, делили и кромсали к грядущему застолью какую-то бесконечную еду, передавали ее с мечущимися между двумя концами города Нэльо и Кано, перезванивались с ними же, выносили образовавшийся мусор, мыли-драили дом и опомнились глубоко за полночь. Мальчишки уже спали. Нэрданель, наконец, тоже легла, а он сказал, что скоро придет, и в результате без намека на сон просидел за ящиком до самого утро, раз за разом перечитывал статью и раздумывал, что с ней делать. Разумеется, ничего не надумал. Утром виду не подал, а Нэрданель, кажется, даже не заметила.       Но последствия этого бдения не заставили себя ждать. До отцовского дома в центре города они доехали нормально, простояв в пробках всего полтора часа. Потом сносно поприветствовали тех, кого уже принесла нелегкая, потом помогали подвесить, украсить, выставить то, что не было подвешено, украшено и выставлено накануне. Потом он даже сумел поучаствовать в незамысловатой беседе, но в процессе понял, что начинает моргать все медленнее, и смысл слов собеседников постепенно становится не очевиден. Поэтому, улучив момент, он улизнул и поднялся наверх, где сунулся в первую попавшуюся комнату. Здесь на полу вперемешку с фантиками и мандариновыми корками расположилась какая-то нарядная мелкота и с разинутыми ртами следила по ящику за приключениями полосатой оранжевой рыбы. «Племянники Эарвен», на этом основании решил про себя Феанаро, мелкоту трогать не стал и, приложив к губам палец, растянулся на диване. Возражений со стороны присутствующих на их же счастье не последовало и только позднее, уже засыпая, он почувствовал, что они завозились на полу и постепенно стали переползать к нему на диван... Никакого покоя.       – Привет, – раздался рядом голос, Феанаро содрогнулся и на всякий случай сморгнул.       – Я что, умер?       – Нет.       – Тогда почему я вижу себя со стороны?       – Ты спишь.       – Очень странно.        Сны, конечно, бывают разные. А странные сны – дело обычное. Но Феанаро раньше не приходилось обнаруживать себя спящего, … снящимся себе самому. Или, рауг его знает, наоборот. Он стоял в той же комнате, рядом с тем же диваном, на котором сам же спал. Племянники Эарвен благополучно дрыхли, облепив его со всех сторон, телевизор продолжал мирно работать, и по нему шел уже какой-то другой мультик. Никто не заходил, из-за двери долетали приглушенные звуки обычной суматохи, с улицы гудели машины, на полу прибавилось оберток и оранжевых корок...       – Это праздничный сон. Специальный, – обладатель голоса стоял рядом – невысокий худощавый персонаж невзрачной наружности и с потрепанной елочной гирляндой на шее.       – Не похоже. Может, я все-таки умер? Задохнулся под весом головастиков? – с мрачной надеждой переспросил Феанаро.       – Нет.       – Майа что ли?       – Что ли. И.о. Духа Праздника. От Ирмо. С важным поручением. Некоторые, представь себе, сегодня еще и работают.       – И с каким поручением? – без особого интереса спросил Феанаро, упустив возможность посочувствовать работающим Духам. Бредовые сны – дело проходящее. Удивляться им смысла нет, лучше подождать, когда сами кончатся.       – Провести разъяснительную беседу.       – О хорошем и плохом поведении за год? Можно я лучше посмотрю… что это… какая-то ужасно увлекательная история про… про синего монстра и его одноглазого друга? Давай оста…        Хлопнуло, щелкнуло, стало темно, тихо и запах мандаринов исчез. Но ковер под ногами никуда не делся и ощущения исказившегося, преломившегося или расщепившегося пространства не возникло. Кажется, все осталось, как есть. Он не успел уточнить, как и.о. Духа цепко ухватил его за руку и потащил куда-то. Скрипнула дверь, очевидно, та самая, из комнаты, и они оказались в коридоре.       – Не легче ли было бы просто перенести нас в нужное место? Раз уж ты хозяйничаешь в моем сне, – мрачно спросил Феанаро, наступая в темноте на что-то мягкое, должно быть, чью-то игрушку. Хорошо, не на конструктор.       – Здесь недалеко, – из темноты ответил и.о. Духа, по-прежнему не выпуская его руки. – Покажу тебе первую часть программы. Минувшие праздники и их непреходящая ценность.       Феанаро закатил глаза. То, чего ему не хватало в бодрствующем состоянии: душеспасительные беседы без права отказаться. Может, повезет и его хватятся, найдут и разбудят? Но пока пробуждения не происходило, и они шли, не сказать, что действительно недолго: спустились, перебрались в другое крыло и, насколько он мог судить с поправкой на темноту и вообще на сон, остановились возле двери в большую кладовую на нижнем этаже. Когда-то здесь была библиотека, прежде очередной отцовский кабинет, а еще раньше… Наверное, тоже что-то было, потому что эту часть здания строили самой первой.       – Заходи, – пригласил и.о. Духа и уверенно повернул ручку.        Внутри оказалась не кладовая. Что было ожидаемо, с учетом странных обстоятельств происходящего. Феанаро замешкался на пороге, за что получил тычок в спину и все-таки неловко ввалился в комнату. Значит, раньше здесь была гостиная... Если для кладовки места было слишком много, то гостиная казалась небольшой и уютной. Для своих.       Возле задернутого и украшенного самодельными вырезными снежинками окна стояла елка, пушистая и невысокая – не пятиметровая каланча, которую ставили в Танцевальном зале каждый год. Цветные огоньки лампочек беззвучно мигали на ней и убегали дальше – к карнизу, к погашенной люстре, к невидимым в полутьме креплениям на стенах. От них же через всю гостиную тянулись гирлянды, тоже самодельные, милые, не магазинный ширпотреб. И все это посверкивало и переливалось в теплом свете подрагивающего пламени. Стол, накрытый перед камином, тоже был небольшой и низкий, наверное, журнальный. За таким и правда удобно расположиться прямо на полу, обложившись подушками и поджав под себя ноги…       – Ты не улетишь так, малыш? – с улыбкой спросил отец. Он сидел лицом к двери, подпирая кулаком щеку, и наблюдал, как рядом с ним расписная деревянная лошадка быстро-быстро качается на загнутых полозьях.       – Не волнуйся, он крепко держится, – успокоила мама.       Ее было видно только со спины. Тонкая миниатюрная фигура, сквозь легкомысленную маечку, купленную будто в «Детском мире», выпирают позвонки и лопатки, а внушительная коса переброшена через плечо, и ее распушившийся кончик упал с коленей и лежит на полу. Феанаро медленно обошел вокруг стола и опустился на корточки рядом с самим собой. Теперь он одинаково видел обоих родителей.       – Может, все-таки пора его уложить? Поздно ведь, – предложил отец.       – Не надо. Он же спал весь день, а сейчас все равно не уснет – видишь, как развеселился? Может, сделаем еще кадр? – ответила мама, улыбнулась и, потянувшись, подобрала с пола обруч с пришитыми заячьими ушами. – Что скажешь, зайка? – малыш посмотрел на нее и засмеялся, показав первый лезущий зуб.       – Хорошо, хорошо, тебе виднее, я просто спросил. Пусть веселится дальше, – и отец тоже засмеялся и поднялся за фотоаппаратом.       – Маленьким ты был куда приятнее в общении, – заметил и.о. Духа, о присутствии которого он уже успел позабыть.       – Да иди ты … к раугам, – вяло огрызнулся Феанаро, не поворачивая головы. Он по-прежнему сидел на корточках и смотрел на маму, пока та смотрела на него самого.       – Гляди-ка, мы отсняли всю пленку! Хватит на целый альбом, – сообщил отец, когда попытка нажать на спуск не увенчалась успехом.       – Вот и прекрасно! Хочу, чтобы у малыша было много фотографий на память.       – Такими темпами придется складывать их в отдельной комнате. Хотя почему бы и нет… – согласился отец и подошел к окну. – Я открою на минуту, пусть проветрится. А то мы что-то перетопили… И схожу поищу пленку. Чайник поставить или лучше допьем вино?       – Поставь, – улыбнулась мама и кивнула, заячьи уши закачались, разбросав по ее лицу быстрые тени, – а пока допьем вино.        Отец вышел, его босые шаги сразу затихли в коридоре.        Поскрипывали полозья качалки, с улицы долетал праздничный шум веселящейся толпы, едва слышно трещало пламя… Улыбка матери вдруг дрогнула, она стремительно поднялась с места и подошла к камину. Обхватила себя за плечи, постояла, а потом наклонилась и подкинула в огонь еще полено. Задумчивый взгляд заскользил по комнате и остановился на окне. Она прислушалась: отец еще не возвращался. Тогда быстро шагнула, наклонилась, нашарила что-то под подоконником.       – Так-так, – и.о. Духа снова подал голос.       – Заткнись.        В нехитром тайнике оказался белый прямоугольник картонки: сигаретная пачка. Вот так новости. Мама открыла крышку, заглянула внутрь и коротко вдохнула, а затем быстро вытащила, но нет, не сигарету, а начатый блистер с таблетками. Одна, другая. Третья. По-прежнему чутко прислушиваясь, торопливо запила водой, вернула пачку на место и возвратилась к наблюдающему за ней малышу.       – Ничего, зайка, не бойся. Все будет в порядке. И это будет первый наш с тобой чудесный Новый год, правда?        В ответ он согласно загугукал и потянулся, требуя взять себя на руки. Что и было сделано. На улице вдруг загремело, захлопало, заулюлюкало, и на шторах, как на экране, засветились цветные отблески фейерверка. Мама вместе с малышом на руках поднялась с пола и подошла ближе. Черное зеркало окна отразило их двоих, но не остановившегося позади Феанаро.       – Первый, он же единственный. И единственный хороший, – непонятно для кого произнес он.        Он сразу вспомнил этот Новый год, как только оказался на пороге. По тем самым фотографиям. И пушистую елку, и крошечный свитерок с веселым зайцем, и эти тоже заячьи ушки у мамы на голове, и лошадь, которая уже успела пять раз перейти по наследству, и расписной торт, они будут смешно делить его потом, когда отец вернется с чайником, и все трое перемажутся кремом… Следующий Новый год он тоже помнил только по фотографиям и знал, что его они встречали уже вдвоем.       – Неправда, – заметил и.о. Духа.       – Что неправда? – снова не оборачиваясь, спросил Феанаро.       – Не единственный хороший.       – Тебе, конечно, виднее, – спорить не было никакого желания, и он продолжал смотреть на переливающиеся в стекле отражения.       – Идем.       – Что?.. Куда! – Феанаро глазом не успел моргнуть, как снова хлопнуло, щелкнуло, и свет погас. Выставленные вперед руки схватили только воздух, не ощутив ни занавесок, ни оконной рамы, ни … ничего.       – Туда. Тут опять недалеко.        Его опять сцапали за локоть и, невзирая на сопротивление, потащили к двери. По пути он врезался сначала в несчастную лошадь, затем в угол стола, и на нем что-то звонко опрокинулось.       – Ну ты, поаккуратнее там! Все посчитано, – недовольно бросил и.о. Духа, и они оказались в коридоре. – И нечего скрипеть зубами, время не ждет.        Феанаро действительно скрипел зубами, борясь с желанием на ощупь врезать этому типа провожатому. Он не успел ни толком осмыслить только что увиденную сцену, ни мысленно с ней проститься. Все это было, странно, болезненно и … и вообще.       – Что «вообще»? – спросил и.о. Духа, когда они преодолели последний поворот очередного коридора и остановились у новой двери.        За ней гостиная и была, и оставалась, тут обычно гоняли чаи, когда к отцу приходили каждодневные гости, или просто семейство собиралось умеренным составом. Феанаро не стал отвечать на дурацкие вопросы, и уже сам грубо толкнул створку и вошел.        Внутри снова было нарядно и празднично. Горели лампочки, свечи на столе и мерцал приглушенный до минимума телевизор. Украшения, правда, уже были разбавлены магазинными, но Феанаро сразу узнал и вязаные шары на елке, и выводок фетровых зверей, и расшитые бисером салфетки на пестрой скатерти. Стол здесь был куда больше, весь уставлен угощением и почетно высился посреди комнаты.        Но отец все равно сидел на полу. Вернее, не только он: на полу сидела и Индис, и вся ее разновозрастная четверка, и они с Нэрданель. Отличался только Майтимо, он лежал в детской корзинке, заворожено разглядывал елку и слюнявил погремушку. Нэрданель, не глядя, покачивала эту корзинку, а сама смотрела на разложенное среди сидящих игровое поле, кучки карт рядом с ним и собственный пестрый веер.       – Ходи уже, – поторопил ее он сам и сделал вид, что подглядывает Финдис через плечо.       – Кыш! – нарочито грозно замахнулась та.       – Да он вообще жульничает, – скорчил гримасу Арьо, задумчиво рассматривая свои карты и соображая, что подбросить.       – Интересно, как. Кубик за тебя я не кидаю.       – С кубиком тоже можно сжульничать. Свинца в него залить, например, – глубокомысленно заметил Ноло, и он сам, который из сна, закатил глаза.       – Можно. Но не в этом случае, – усмехнулся отец и потер переносицу. Индис кашлянула в кулак.       – Не в этом, конечно... В этом он просто подглядывает, – сказал Ноло и развел руками. – У меня больше ничего нет.       – У меня тоже.       – И у меня.       – Ну и славно.        Пока все, сбросив кон, двигали по полю разноцветные фигурки, он успел поймать взгляд Нэрданель и, подмигнув, повторил отцовский жест.       – Чудеса конспирации, – резюмировал из-за спины и.о. Духа.       – Да иди ты…       – К раугам, я помню.        В эту игру в теории полагалось играть за себя, но куда занятнее и действеннее оказывалось заключать негласные союзы. Он, понятное дело, с Нэрданель, сестры явно перемигивались друг с другом, отец поглядывал на Индис и оба то и дело перекладывали из руки в руку карты, или поправляли воротник, или подтягивали рукава. Один Ноло всегда играл честно и, как следствие, Арьо отбивался в одиночку, а его фигурка тащилась позади всех.       – …Так, а разве горные тролли еще не вышли? – пробормотал младший брат, копаясь в своих невеликих запасах.       – Этот ждал именно тебя. Смотри, теперь он еще и Ухмыляющийся, и Повышенной лохматости, и… Что тут еще есть… – принялся подкидывать карты он сам. – С ним компания: раз, два… три всяких топыря. И – стоять, мой ход! – карта Бездушного равнодушия, чтоб никто не вмешивался. Теперь все.       – Да ты просто издеваешься, – застонал Арьо, – кто-нибудь, подкиньте ему Бульрога.       – Феанаро, в самом деле…       – У меня есть Бульрог, и он будет ждать.       – Да ладно вам. В этом весь смысл.       – Ты отвратительный старший брат, – заметил и.о. Духа, наблюдая за баталией.       – Я никогда не настаивал на обратном, – пожал плечами Феанаро. Он за игрой как раз не следил, предпочитая рассматривать комнату, лица сидящих и, особенно, возящегося в корзинке Майтимо. Надо же, какой крошечный он когда-то был. И какой лоб вымахал. Спортсмен, умница и красавец. Что на школьных, что на университетской выпускной фотографии возвышается над всеми минимум на пол головы. Эта мысль вызывала улыбку с тех пор, как сын перерос его самого. Феанаро хмыкнул и помахал у ребенка перед носом. Но тот, конечно, никак не среагировал.       – Иди ты. Все,… я сбрасываю «рюкзак» и, даже не знаю, меня зажевали, засосали, задавили и расплющили. Доволен?       – Нет. Не расплющили. У меня есть Загребущая рука помощи и Мегавундервафли, – он бросил на поле еще пару карт, – этого хватит. А рюкзак все равно сбрасывай и постарайся хоть теперь поднять чего-нибудь приличное. И не надо на меня так смотреть, лучше передайте мандаринку…       – Я себя поправлю: ты отвратительный старший брат с отвратительным чувством юмора.       – У большинства окружающих его вообще нет.       – Брата?       – Чувства юмора. Мы здесь закончили?       И.о. Духа обернулся и развел руками:       – Тебе виднее. Какие позитивные выводы мы можем сделать из увиденного?       – И какие? – не пожелал помогать он.       – Вывод первый: не все семейные праздники до некоторых пор были ужасны.       – Возможно. Чем меньше народу в них участвует, тем лучше.       – Значит, вывод второй, проблема не в присутствии… некоторых, – и.о. Духа широким жестом указал на Индис и братьев-сестер.       – В таком составе их еще можно было выносить.       – Значит, нужно выяснить, что изменилось.       – Им пришло в голову, что лучший способ развлечься – вывести меня из себя.        И.о. Духа поморщился, хотел было что-то сказать, но только махнул рукой.        И снова хлопнуло, снова дунуло, плюнуло, свет померк и на сей раз пространство, наконец-то, исказилось…       – Ну что, теперь я все-таки умер? – подождав, спросил Феанаро в темноту.       – Даже не надейся, – отрезал и.о. Духа.        Свет зажегся мгновение спустя, и Феанаро обнаружил себя стоящим на тротуаре возле пешеходного перехода. Вокруг переминались с ноги на ногу груженые пакетами, кульками, авоськами, коробками и даже запоздалыми елками эльдар, впереди проносились машины, из дверей и витрин кафешек и магазинов лилась все та же навязчивая музыка. Было еще светло, но день уже повернул к вечеру.       – Недолет? – поддел Феанаро, глянув по сторонам и быстро сориентировавшись.       Запад города, угол Большой Лесной и Институтского. Район не новый, но зеленый, спокойный и чистый. Респектабельный. Дом брата на той стороне, второй от перекрестка.       – Можно и пройтись, не переломишься.       – Можно, конечно. Я-то вообще никуда не тороплюсь.       На это и.о. Духа только косо глянул и промолчал.        Они зачем-то, из принципа, наверное, дождались зеленого света, перешли вместе со всеми через дорогу и нырнули под арку, но в парадную заходить не стали, а остановились возле нее.       – Ключ забыл? – снова не удержался Феанаро и снова не получился никакого ответа.        Впрочем, ожидание оказалось коротким. Едва он договорил, во двор вкатилась машина. Тормоза взвизгнули, двигатель резко затих, и распахнулась передняя дверь. Ноло выбрался – почти вывалился – наружу, вытащил за собой скомканное пальто, скомканный шарф, расстегнутый дипломат с торчащими бумагами и бутылкой шампанского, какой-то трещащий по швам пакет, затем еще один, уже с заднего сиденья, и понесся к парадной. Шарф волочился по земле, благополучно подметая посыпанную песком дорожку.       Когда они нырнули следом, поднялись по лестнице и оказались в квартире, то принесенные пакеты уже раздирали на части прямо в прихожей.       – Так, овощи я сразу помою, зелень тоже. Или вот, Финьо бери и бегом. Мандарины… Мандаринов-то куда столько? Захвати мандарины тоже!       – Мандаринов много не бывает! – самого Ноло в прихожей уже не было, и только прямо на полу валялось пальто, грязный шарф и разлетевшиеся в стороны ботинки. Голос его долетал уже из глубины квартиры.       – Ладно, съедим, – согласилась Анайрэ и продолжила вытаскивать покупки. – Ананасы потерпят, Турьо сунь их куда-нибудь. Но чтобы не забыть. Хлопушки… Хлопушки надо было в машине оставить!       – Да некогда было разбираться! – Ноло мелькнул в конце коридора, снова уронил что-то на пол и снова скрылся. Где-то там включился душ.       – Твоя мама звонила уже дважды, я сказала, мы почти выехали! Все собрались уже!        Ответ заглушил звук льющейся воды, но о его содержании и так нетрудно было догадаться. Феанаро переступил через наполовину разорванный пакет и, пройдя вперед, остановился возле зеркала. Он, мягко говоря, нечасто бывал здесь в гостях, но запомнил обстановку более чинной, приличной и уж точно никогда не видел Анайрэ в тапочках и халатике.       – Неужели такая необходимость ездить на работу тридцать первого? Нормальные конторы пьянствуют накануне и забывают о делах до конца каникул, – с кухни вернулся Финдекано и поставил на тумбочку звякнувший пакет. В нем друг на друге круглились то ли салатники, то ли еще какие-то кастрюли.       – Значит, необходимость, – только вздохнула Анайрэ. Окинула взглядом выстроившиеся в ряд мешки, кивнула самой себе. – Несите в машину, я переодеваюсь и, наконец, выходим.       – Я начинаю думать, что работать из дому, куда лучший вариант, – покачал головой Финдекано и принялся натягивать куртку.       – Да, дядя-я-вас-всех-ненавижу, наверное, уже начал марафон скандалов, а мы еще ни в одном глазу, – добавил Турукано.        Дверь за ними прикрылась, и с лестницы послышались торопливые шаги, хлопнула дверь парадной.       – Метко, – заметил и.о. Духа, и Феанаро только ухмыльнулся и скрестил руки на груди. Но, между прочим, это был наговор: сегодня он еще ни с кем не ругался.        На том конце коридора оборвался звук льющейся воды, и с неразборчивой бранью снова появился Ноло.       – Я почти! – сообщил он из-под полотенца, вытираясь и одновременно натягивая брюки. – Как сходили?       – Нормально, хорошее представление, – из комнаты выглянула Анайрэ. Уже в платье, уже на каблуках она вдевала в уши сверкающие серьги, – и подарок хороший… Но детский утренник тридцать первого – это кошмар. Я согласилась только потому, что ее подружки завтра уезжают… Арэдель, выключай телевизор, идем!       – Да я бы тоже уехал куда-нибудь… И кем ты была, малышка? – полотенце благополучно упало мимо крючка, Ноло тоже скрылся в комнате и тотчас вернулся, застегивая на ходу рубашку и путаясь в петлях. Арэдель вприпрыжку скакала за ним. – Наверное, ммм… снежинкой?       – Нет, я была принцессой!       – Да? – Ноло бросил короткий, полный сомнения взгляд на дочь: белый брючный костюмчик в обтяжку, смешные бублики косичек по бокам головы и пластиковый бластер в руках. – Что ж, тебе виднее... Понравилось?       – Да! Я покажу тебе подарок! – и она с воинственным «Та-та-та!» унеслась куда-то в глубь квартиры.       – Арэдель, не надо, одеваемся!..        Феанаро только одобрительно хмыкнул и посмотрел на висящие возле зеркала часы. Было начало пятого, времени еще достаточно.       – Я хотел бы освободиться пораньше, – заметил его взгляд и.о. Духа.       – Не успел купить подарок Ирмо?       – Успел.        Феанаро хотел спросить какой, но, взглянув на физиономию собеседника, только махнул рукой. С лестницы тем временем снова раздались шаги, оба племянника сунулись в дверь, схватили еще по паре пакетов и скрылись.       – Дед звонил! Я сказал, мы почти-почти выехали! – донесся голос Финдекано уже снаружи.       – Почти-почти, – мрачно повторил Ноло. Он завязывал галстук и уже влезал в ботинки. Анайрэ торопливо чистила щеткой подобранное с пола пальто. – Ежегодный кошмар, голова кругом. Я бы с большим удовольствием остался дома, а родителей навестил завтра.       – Ты говоришь это каждый год.       – Потому что из года в год ничего не меняется. Суматоха, нервы, спешка и, обязательно, пара-тройка скандалов.       – Постарайся держать себя в руках.       – Ты же знаешь: я всегда держу себя в руках. В отличие от некоторых.       – Ноло, твой брат…       – Мой брат – редкостный говнюк и всегда готов испортить всем настроение, – отрезал Ноло и обернулся к оставшимся у двери пакетам. – Мы ведь не забыли их подарки, будь они неладны? А, вижу… Опять состроит рожу, будто ему коровью лепешку завернули. Я тьму времени убил, разбираясь в этих примочках: самый новый, самый навороченный! И наверняка снова мимо…       – Пожалуйста, не накручивай себя заранее. И в любом случае не принимай близко к сердцу, – попросила Анайрэ, подошла с пальто и, укутав, обняла.        Ноло вздохнул и опустил голову, прижавшись щекой к макушке жены.       – Извини. Я просто забегался, вот и завожусь…       – Я знаю. Не переживай.       – Завтра, нет послезавтра, пойдем … куда-нибудь… в кино? На самую глупую комедию, на последний ряд? Никаких детей, никаких дел, звонков и переговоров. А потом вообще сбежим на каток.       – Конечно. Давно пора…       Феанаро обернулся на и.о. Духа и развел руками:       – Ты это слышал?       – Что именно?       – Почему все постоянно дарят мне мобильники? Я похож на того, кто так желает общения? Или все время их ломает? Или я их есть должен?       – Я думаю, дело в бездушных механизмах. Что-то из области бессознательных ассоциаций, – профессиональным тоном предположил и.о. Духа.       – Да иди ты.       – И верно. Нам пора.       Феанаро не успел досмотреть трогательную сцену до конца, потому что после уже знакомого хлопка свет опять погас, и пространство опять исказилось.       – Я думал, мы поедем на автобусе, – якобы разочарованно протянул Феанаро и присел на край тумбочки, предварительно его пощупав. Тот, несмотря на проявленные опасения, не растворился, не прогнулся, одним словом, вполне себе выдержал.       – В центре пробки, – глазом не моргнув, ответил и.о. Духа и тоже присел рядом.       – Интересно, а если я, допустим, ущипну ее, она почувствует? – спросил Феанаро и кивком указал на сидящую напротив Индис.       – Нет.       – А почему такая избирательность?       – Именно потому что ты спросил.       – Ясно, – пожал плечами Феанаро. Щипаться он, конечно, всерьез и не думал, но такая осторожность его слегка задела.       Новое перемещение вернуло их в особняк отца. Они оказались в заставленной, заваленной пакетами и нарядными коробками комнате, в которой не сразу узнавалась просторная гардеробная Индис. Сама хозяйка сидела на кушетке, окруженная этими разноцветными горками и по очереди рассматривала наклеенные ярлычки. Ясно, сортировала подарки.        На столе пискнули электронные часы, Феанаро бросил на них беглый взгляд и удивился:       – Шесть? Это как?       – Так задумано, – отмахнулся и.о. Духа.       – Ясно, – повторился Феанаро, – все притянуто за уши.        Если собеседник и хотел что-то возразить, то не успел: распахнулась дверь и в комнату вошли Анайрэ и Эарвен.       – Давно не виделись, – заметил Феанаро.       – Вроде все. Стол сервирован, дежурные закуски для оголодавших мы вынесли, а остальное подготовлено. Детей даже супом накормили. Горячее часов в десять будем ставить? – спросила Анайрэ, присаживаясь на ту же кушетку, и на удивление неграциозно потянулась.       – Лучше в одиннадцать. Успеет дойти, чтобы подать после полуночи. Спасибо вам, девочки, – ответила Индис и улыбнулась. Улыбка вышла несколько вымученной. – А где Нэрданель?       – Пошла проведать Феанаро. Сейчас вернется, – Эарвен опустилась на корточки и тоже принялась рассматривать наклейки на подарках.       – Он так и спит?       – Да. И слава Эру, – подтвердила Эарвен и тут же спохватилась: – В смысле, так спокойнее. Когда народу меньше… Не мешают… Я не имела в виду ничего такого, – и она с легким испугом посмотрела на собеседниц.       – Конечно, – улыбнулась Анайрэ, – так спокойнее.        И все три замолчали, погрузившись в шуршание упаковок, треск скотча и повязывание бантов. Подготовленные и перепроверенные подарки отправлялись в большой, расшитый звездами и снежинками красный мешок, он постепенно наполнялся, круглея на глазах. Феанаро снова взглянул на и.о. Духа, раздумывая, не спросить ли, что будет, если его все-таки решатся разбудить. Но не успел, потому что дверь снова распахнулась.       – Бегу! И я захватила нам перекусить, – Нэрданель ловко прикрыла за собой створку и принялась составлять на стол тарелки, фужеры и бутылку вина. – Держу, держу. А вот штопор, кажется, сейчас вывалится! Он в заднем кармане!       – Очень кстати, спасибо! Я умираю, есть хочу, – произнесла Эарвен извиняющимся тоном и потянулась к блюду с какими-то канапешками.       – Еще бы, столько детей. И с каждым годом, все больше, – кивнула Анайрэ, – спасибо, что взяла их на себя. Я после утренника была не в состоянии их развлекать.       – Да о чем ты, – отмахнула Эарвен и рассмеялась. – И еще раз спасибо, что взяли с собой Артанис, иначе бы я не успела всех собрать… А так мне только в радость. Ты бы видела моих племянников, они отоспались и носились, как белки! Остальные, конечно, тоже…       – Все в порядке? – негромко спросила Индис, поймав взгляд Нэрданель.       Заскрипела пробка, вылезла из бутылки с тихим хлопком. Вино плеснуло, и четыре фужера сверкнули в руках у поднявшихся с мест женщин.       – Они, значит, уже отоспались, а я там лежу один в мандариновых корках? – заметил Феанаро, взглянул на и.о. Духа. Тот только развел руками.       – Да, нормально. Не стала трогать, пусть лежит. Опять всю ночь просидел, даже не знаю с чем. Не ладится что-то. Спрашивать без толку, по глазам видно… Ладно, что говорить, с наступающим! Мы как всегда молодцы и героини, ура нам! – произнесла на одном дыхании Нэрданель, махнула рукой, и над столом раздался мелодичный звон.       – С детьми весело, – после паузы заметила Индис, – я бы еще осталась, но, чувствую, что падаю с ног.       – Тебе бы самой не мешала подремать хоть немного, – покачала головой Нэрданель и пододвинула тарелку с какой-то нарезкой. – Ешьте, ешьте, я на кухне нахваталась досыта.       – Спасибо, – еще раз поблагодарила Индис, – боюсь, если прилягу, то проснусь уже утром.       – Может, и правда не стоит так надрывать каждый год? Или хотя бы переложить часть забот… Заказывать еду в ресторане или нанять декораторов? – негромко заметила и предложила Анайрэ. Индис покачала головой:       – Нет, что ты. Что я буду за хозяйка, если передам все в чужие руки... Вы, конечно, не в счет, не хмыкайте! А так это же Новый год. Детям нужен праздник. Да и Финвэ ни за что от него не откажется. Вы бы видели, как он готовится… Уже с начала ноября. Придумывает украшения, и меню, и программу, и музыку ищет. А уж выбор елки – отдельное священнодействие… Нет, мы вместе, конечно, но вы же видите, – и она махнула в сторону окна. Оттуда, приглушенные стеклом, доносились веселые голоса и смех, иногда хлопали петарды.       – Да, мне иногда кажется, что никто так не ждет Нового года, как дети и Финвэ, – улыбнулась Эарвен, – когда я уходила, малышня пыталась закатать их с отцом в снеговиков.       И все четверо рассмеялись и, снова приложившись к фужерам, какое-то время дружно жевали.       – Но я по правде, очень устала, – помолчав, вдруг продолжила Индис, – столько всего убрать, приготовить, заказать, проверить, одних кусков хлеба на бутерброды намазала … сколько? … сто пятьдесят, кажется, специально посчитала. А эти банки с горошком? Не поверите, переломала все ногти, под утро только закончила «чинить», – и она быстро взглянула на маникюр, но тут же спохватилась и поднялась с места, чтобы отойти к шкафу.       – Эру, да что это я вдруг жалуюсь! Волнуюсь и опять начинаю болтать! Забудьте! Давайте лучше еще выпьем!        Оставшиеся у стола женщины переглянулись. Снова плеснуло вино, но выпили уже без тоста, а Индис все еще стояла возле зеркальной дверцы шкафа и торопливо водила по лицу пуховкой.       – С вязанием успела? – осторожно спросила Нэрданель и поднялась передать фужер.       – Да, успела, куда деваться, – быстро кивнула Индис, не став оборачиваться, – вон в той стопке, можете посмотреть, если интересно. Ярлычки приколоты.       На пару минут в комнате снова стало тихо, только шуршали пакеты и вынимаемые из них вещи: шарфы, безрукавки, шапки, свитера.       – Что за навязчивая тяга к вязанию, – пробормотал Феанаро, поерзав на тумбочке, – какая-то мания: «Смотрите все, я не безрукая дура!»       – Думаю, это называется забота о ближних, – предположил и.о. Духа, но Феанаро только с сомнением изогнул бровь.       – Я бы поспорил, но… О, Эру! Что это опять?!        Женщины с азартом рассматривали теплые вещи, примеряли и прикладывали их к себе.       – Что скажешь? Мне кажется, я опять промахнулась с плечами, – Индис щелкнула пудреницей и обернулась.       – Вроде нет. Думаю, в самый раз. Ну и мерки были точные. Давно стоило прекратить вязать на глаз.        Нэрданель вертелась перед зеркалом, держа перед собой свитер. Жизнерадостно-красный, с орнаментом на манжетах и горловине и мультяшной оленьей мордой в – почему вдруг? – мотошлеме. Нэрданель обернулась к остальным, вздернула подбородок и, нахмурившись, поджала губы. Контраст с картинкой на груди получился презабавный. Все снова рассмеялись.       – Это сейчас что было? – Феанаро быстро посмотрел на и.о. Духа, – это она меня изобразила?!       – Между прочим, очень похоже, – подтвердил тот.       – Ни капли.       – Ну ты же узнал?        Что возразить Феанаро сходу не придумал и только мрачно фыркнул и скрестил на груди руки.       – Как всегда чудесно. Очень уютно и трогательно, – Анайрэ похлопала ладонями в пушистых рукавицах явно мужского размера, сняла их и убрала обратно в пакет вместе с пестрой безрукавкой. – А свой сверток я открою в срок!       – Хорошо, – улыбнулась Индис, – спасибо. Надеюсь, остальным тоже понравятся.       – Обязательно! – подтвердила Эарвен, продолжая восторженно перебирать разноцветные детские вещи.       – Понравятся, – согласилась Нэрданель, складывая свитер, – мне так по душе эти жизнерадостные морды: смотришь, и тянет улыбаться. Анайрэ права: очень уютно.       – Кстати, а кто у нас в этом году облачится в шубу и валенки? – спохватилась вдруг Анайрэ и указала на еще один мешок. Тот стоял за кушеткой, подпирая круглым боком длинный резной посох.       – Видимо, все же Финвэ. Он принципиально не хотел, вы же знаете, но Ингвэ был в прошлом году, Ольвэ до этого, Махтан тоже, а больше никто никогда и не соглашался, – развела руками Индис.       – Ноло наотрез отказался…       – Я предложила Майтимо, он сначала озадачился, но потом, кажется, засмущался. Ладно, думаю, из Финвэ выйдет самый лучший Праздничный Дед. Не в обиду остальным… Давайте-ка пока добьем бутылку, и надо бы уже переодеться-накраситься. Может, ночью удастся вытянуть Феанаро потанцевать. Новое платье, в конце концов…        И они снова уселись на кушетке, а Эарвен на пуфике рядом со столом, и снова зазвенели фужерами. Феанаро смотрел на них, все также скрестив руки и нахмурившись.       – Ну? – наконец, позвал его и.о. Духа.       – Что «ну»?       – Какие выводы напрашиваются теперь?       – Тяга Индис к дурацким картинкам неистребима?       – Нет.       – У Нэрданель обнаружен скрытый талант пародиста?       – Нет.       – Ладно, – он помолчал и произнес уже без иронии: – Все вокруг хорошие и заботливые, один я эгоистичный мерзавец. Пойдет?       – Ну… Это ближе к сути. Но было бы достаточно просто признать, что никто не ставит главной целью праздника достать персонально тебя. У всех есть более важные заботы.       – И идеальный вариант, когда я просто никому не мешаю, – добавил Феанаро.       – Именно, – согласился и.о. Духа, но тут же с подозрение прищурился, – только не надо углубляться в эту сторону и уходить в ночь без шапки.        Феанаро хотел все же съязвить, что уйти без шапки от Индис – та еще задача, но сказать этого не успел. Потому что, разумеется, снова хлопнуло.        Когда исказившееся пространство вернулось в привычное состояние, и вместе с ним вернулось ощущение самого себя, Феанаро заозирался по сторонам и тотчас недоуменно нахмурился. Но затем присмотрелся, разглядел все как следует, и тогда недоумение его сменилось удивлением, а сошедшиеся на переносице брови приподнялись.       – Вот это да. А я было решил, у меня провалы в памяти.        И.о. Духа лишь удовлетворенно хмыкнул.        Они очутились в небольшой комнате, судя по виду, расположенной где-нибудь в многоэтажных новостройках. Стандартная бюджетная обстановка из «Идеи», оживленная самыми привычными вещами: висящей на стуле одеждой, пледом и женским журналом на диване, вазочками-рамочками на полках в шкафу, детскими рисунками на стене. Елка, куда уж сегодня без нее, была невысокая и нарядная и сверкала огоньками в углу у окна. Возле нее на рабочем столе притягивал взгляд ноутбук, и его синеватый свет ронял на пол длинные тени неровных книжных стопок.        Феанаро определенно никогда здесь не бывал. И тем страннее было увидеть себя за этим самым столом. Замешательство, впрочем, длилось недолго. Снаружи, то ли из коридора, то ли из прихожей, донесся детский топоток, и в комнату вбежал ребенок. В одной руке он тащил потрепанного жизнью плюшевого зайца, в другой волочил по полу зимний комбинезон и пакет с еще какой-то одеждой.       – Сейчас идем, Тьелпэ! – обернулся тот, кто сидел за столом, и тогда Феанаро смог разглядеть его и понять свою ошибку.       – А мы возьмем с собой зайку? – спросил ребенок, останавливаясь посреди комнаты и не выпуская игрушку, принялся задом наперед натягивать комбинезон.       – Конечно. Папа будет рад увидеть и его тоже, – ответил Курво, поднялся с места и с хрустом потянулся, – только не торопись. И сядь-ка лучше, а то завалишься.       – Не завалюсь!        Феанаро медленно шагнул вперед и опустился на колени, чтобы лучше видеть и мальчика, и приблизившегося Курво.        Ничего удивительного, что сначала он обознался. Сын был похож на него, как две капли воды, и, озадачившись, он не смог бы наверняка сказать, как же именно его узнал. Может по выражению лица, а может по какому-то привычному жесту... А может, в конце концов, просто почувствовал. Это сходство и это зрелище выросшего, взрослого сына, который там, за пределами сна наверняка развлекался, наслаждаясь школьными каникулами, вызвало теплое чувство и радости, и гордости. Феанаро поймал себя на том, что впервые за все это странное путешествие он улыбается – не иронично и не язвительно, а от души. И, конечно, мальчик. Тьелпэ, да? Он тоже был невероятно похож – и на Курво, и него самого. Очень захотелось взять его на руки или хотя бы просто дотронуться, и он едва удержался от того, чтобы протянуть руку.       – Ну не вертись. Дай поправлю, как следует, – Курво уже пересадил мальчика на диван, забрал у него комбинезон и теперь натягивал поверх колготок теплые носки, извлеченные из брошенного рядом пакета. – Так, что тут нам еще оставили…       – Пап, а сколько время? – спросил Тьелпэ, поднимая руки и позволяя надеть на себя свитер. – Ай, кусается!       – Ничего не кусается, не выдумывай. Три часа. Хотя нет, смотри-ка, уже полчетвертого! Вот ведь рауг!..       – Что?       – Ничего. Это я так. Рукава, рукава давай поправим!..       – А мы на метро поедем? – продолжил спрашивать Тьелпэ, терпеливо позволяя себя одеть.       – На метро.       – И на автобусе?       – И на автобусе. Если он сразу подойдет. Готово! – Курво быстро скомкал и бросил на диван пустой пакет. Поспешно поднялся на ноги, в один шаг очутился у стола, сгреб в кучу бумаги и захлопнул крышку ноутбука. – Хватай быстрее зайку, и побежали. А то мама будет нас ждать!        И он сам почти бегом выскочил из комнаты. За стеной застучали дверцы шкафа, что-то упало, что-то стукнуло и раздалось неразборчивое бормотание.       – А деда Феанаро тоже нас уже ждет? – мальчик еще раз старательно оправил свитер, сгреб в охапку игрушку и побежал за отцом.        Феанаро хотел было последовать за ними, но задержался, решив взглянуть на оставленные возле компьютера книги.       – Ну-ка! – немедленно последовал грозный оклик и и.о. Духа, молчавший все это время, вклинился между ним и столом и бесцеремонно пихнул в грудь.       – Что еще за фокусы? – недовольно произнес Феанаро, вытягивая шею. Но поверх плеча названий на обложках было не разглядеть, и только разноцветные ярлычки и закладки обильно топорщились между листами.       – Это к делу не относится, – произнес и.о. Духа и сложил руки на груди.       – Очень даже относится. Это диплом или диссертация? Надеюсь, второе...       – И какая же разница?       – Такая, что если диплом, кто-то начал учебу в вузе слишком бурно.        И.о. Духа откровенно усмехнулся.       – Уж кто бы говорил… А вот пытаться подглядеть не стоит! Иначе мне придется, – и он сделал красноречивый жест, будто бы щелкнул перед лицом авторучкой.       – То есть вот так просто показать мне внука – пожалуйста, а тема диплома Курво – тайна века, – недовольно пробормотал Феанаро и отвернулся. Давать этому «и.о.» повод копаться еще и в собственной памяти ему определенно не хотелось.       – У тебя с… сколько там… пять сыновей, резонно ожидать, что однажды появятся и внуки. А вот чем сыновья будут заниматься помимо внуков – предположить затруднительно. Деда Феанаро.        Феанаро только махнул рукой, не став спорить, и улыбнулся. И правда, «деда Феанаро»… Здорово звучит!       – Пап, а ты когда был маленький, вы Новый год тоже так праздновали? – пока они препирались, Курво с мальчиком снова мелькнули в дверном проеме, но возвращаться в комнату не стали. Включился свет, стало ясно, что там снаружи все-таки прихожая. – Ты, деда, бабушка, дядя Турко, дядя Нэльо… И все остальные, да?       – Нет, когда я был маленький, мы собирались и ехали к дедушке Финвэ. И мои дяди и тети со своими детьми тоже приезжали. И праздновали всю ночь.       – А почему мы сейчас так не делаем? – удивился Тьелпэ. – Давай, позовем остальных и поедем к дедушке Финвэ?       – Ну, понимаешь… Столько народу, очень шумно, суетно... Утомительно. Родственники дальние, не со всеми хочется общаться. Однажды мы перестали ездить и теперь празднуем дома.       – А мама говорит, Новый год – семейный праздник, – подумав, заметил Тьелпэ.       – Конечно. Мы и отмечаем его нашей семьей. Только самые близкие. Садись давай.       – Понятно, – кивнул Тьелпэ, снова подергал ворот свитера и плюхнулся на скамеечку, а Курво опустился на корточки и принялся его обувать.        Они ненадолго замолчали, а потом мальчик, надумав что-то, снова заговорил:       – Пап!       – Да.       – А самые близкие – это кто? Ну понятно, ты, мама, – он увидел удивление на лице отца и принялся торопливо загибать пальцы, – мамины мама и папа, потом твои, потом все дяди… А вот когда у дядей тоже будут дети, они тоже будут мне «самыми близкими»?       – Конечно.       – А дедушка Финвэ – самый близкий?       – Ну разумеется.       – А дядя Финьо? Он веселый… А дядя Ингьо? И тетя Ириссэ? И остальные?       – Это, наверное, тебе виднее, – замешкался с ответом Курво и поспешно добавил: – Мы же все равно встретимся с ними на каникулах. А дедушку Финвэ навестим завтра днем.       – Хорошо! – кивнул Тьелпэ, но на этом не успокоился, – пап!       – Что еще?       – А много народу – это сколько?       – Мм… Смотря где…       – Когда у дядей будут свои дети, значит, у деда Феанаро тоже будет много народу, шумно и … как ты сказал? Суетово? И мы тоже перестанем к нему ходить?       – Так, – сказал Курво, залепил последнюю застежку на ботинке и щелкнул сына по носу, – мыслитель. Хватит рассуждать, мы опаздываем, мама рассердится.       – Мама говорит, я пытливый, – довольно согласился Тьелпэ., – А что такое «пытливый»?       – Значит, заговоришь любого, – ответил Курво, сгреб сына в охапку и, выпрямившись с ним на руках, несильного подкинул. – Какой же ты у меня замечательный! Зайца взял? Ага, вижу. Я тоже вроде все взял…Сейчас маме позвоним, что едем.        И он поцеловал мальчика в нос, опустил на пол и поймал за руку.       – Идем?       – Идем! Только ты мне не сказал, мы всегда будем…        Щелкнул выключатель, затем дверной замок, и Феанаро с и.о. Духа остались в прихожей одни. Сделалось тихо, сквозь дверь виднелся блеклый прямоугольник зашторенного окна, выключенная елка темнела неясной кучей, и на ней поблескивали шары.       – Ну что, и мы пойдем, деда Феанаро…        Новое перемещение не отличалось от предыдущего, и на сей раз Феанаро тоже пришлось удивленно озираться: сперва показалось, будто они вовсе никуда не попали, а остановились где-то в пустоте. Было темно, тихо, неподвижно. Но затем он увидел рядом с собой пробивающуюся вертикально полоску света. В ней проступили складки штор, затем карниз, паркет на полу… Глаза быстро привыкли, и контуры предметов вокруг тоже обрисовались в темноте. Стало ясно: они оказались в жилой, но зашторенной, затененной комнате. Феанаро переступил на месте, оглядываясь по сторонам, обстановка была знакомой, хотя немного переменилась, но, кажется, это …       – Я же ясным языком сказал: езжай без меня! – дверь рывком распахнулась, на ковер упало желтое пятно света, и в нем на миг замер силуэт. Отец.        Замер, хлопнул ладонью по стене, включив люстру, и прошел дальше, чтобы остановиться возле зашторенного окна и выглянуть наружу. Да, это была их с Индис спальня: широкая кровать, две тумбочки по бокам, туалетный столик, стенка со встроенным телевизором. Кое-что слегка передвинуто, кресло вот какое-то новое, обои переклеили…       – Пап, ну послушай, подурачились, и будет! – следом в комнате оказался Арафинвэ, а за ним явно расстроенная Индис.        Брат был в пальто, на плечах поблескивали капельки от растаявшего снега, но даже без того по румянцу на лице было видно, что он только что с мороза. Индис, напротив, была в домашнем платье, зато с прической и накрашенная. Она придержала сына за локоть, прошла вперед и тоже остановилась рядом с окном.       – Я не поеду без тебя, – твердо произнесла она, – мы всегда встречали Новый год вместе, и я не собираюсь вдруг изменять этой традиции.       – А я собираюсь лечь спать через, – отец оглянулся, нашел взглядом настенные часы и договорил: – Через пятнадцать минут. И тебе совершенно ни к чему сидеть рядом на кровати.       – Значит, мне тоже придется лечь.       – Не надо меня шантажировать.       – Я не шантажирую. Финвэ, послушай. Да, мы перестали собираться, как раньше, что поделать. Дети выросли, у них свои семьи, свои планы. Но почему мы не можем просто тихо посидеть с ребятами, – она обернулась на Арафинвэ, и тот охотно кивнул, как бы в подтверждение сказанному. – Анайрэ с Эарвен уже все накрыли, Ноло звонил несколько раз... Младшие дома, старшие наверняка заглянут ночью. Переодевайся и едем.       – Индис, – отец наконец-то отвернулся от окна и заговорил медленно, с расстановкой, – я похож на ребенка? Мне что ли нужна эта елка и стихи с табуретки? Верно, дети выросли, наигрались, с меня тоже хватит. Раньше было интересно, теперь нет. И нет никакого желания видеть, что все расползлись по норам и не могут раз в году собраться единой семьей.       – Финвэ…       – Я все сказал! – произнесено было тем тоном, к которому отец прибегал редко, но после которого желание перечить пропадало даже у самого Феанаро.        Индис отступила на шаг, по лицу ее было видно, что она все же хочет добавить что-то еще, но в последний момент передумала. Вместо этого обернулась к по-прежнему мнущемуся в дверях сыну:       – Арьо, езжай. Передашь извинения остальным, а потом я позвоню и…       – Индис! – отец шагнул следом и поймал ее за руку. – Ну не надо. Собирайся. То, что ты тоже испортишь себе праздник, моего настроения не улучшит. У меня болит спина, я выпью таблетку и сразу лягу. А ты езжай. Пожалуйста.       – Спина, голова, горло… То, что надо, чтобы убедить меня оставить тебя одного.       – Верно, ты права. Хорошо, у меня ничего не болит, я просто устал и хочу спать, – отец сжал ее руку и поднес к губам. – Если думаешь, что увезти меня силой, усадить за стол и всю ночь смотреть на кислую мину – хорошая идея, то подумай еще раз, – и он бросил выразительный взгляд на Арафинвэ.        Тот встрепенулся.       – И правда, мама… Хоть ты нас не расстраивай. Посидим усеченным составом, что поделать… Может, это будет полезным опытом, – и он тоже не менее выразительно посмотрел на отца.       – Давай, давай, собирайся. Завтра разбудишь меня уже в новом году, позавтракаем и пойдем куда-нибудь погулять. Или поедем. Как захочешь. Обещаю.        Индис скептически посмотрела на него, затем перевела взгляд на сына, наконец, вздохнула и покачала головой:       – Мне не нравится эта затея, и ты ведешь себя как ребенок. Но если так хочется побыть одному в пустом доме, то не буду мешать. Может, Арьо и прав, – и она быстро поцеловала мужа и, отмахнувшись от ответного жеста, вышла из спальни.        Отец с Арафинвэ остались вдвоем и какое-то время молчали, пока последний в точности как мать не покачал головой и не вздохнул:       – Знаешь, на кого ты сейчас похож?       – Знаю, – ответил отец и изобразил улыбку, – иди, грей машину. Я помогу матери с вещами, она что-то приготовила как всегда… Давай, хватит так укоризненно на меня смотреть.        Арафинвэ тоже криво усмехнулся и, оттолкнувшись плечом от дверного косяка, скрылся в коридоре. Отец последовал за ним.       Феанаро с и.о. Духа остались одни. С момента перемещения сюда они не обменялись ни словом, и Феанаро даже не взглянул на своего провожатого, наблюдая только за развернувшейся сценой. А тот, как теперь оказалось, стоял возле туалетного столика и увлеченно читал открытый журнал. Что-то про садовые цветы. Ни малейшего интереса к происходящему он не проявил.       – Ждем чего-то еще? – помедлив, спросил Феанаро и переступил на месте.       – Что?.. А да, сейчас будет продолжение, – бросил через плечо и.о. Духа, не отвлекаясь от чтения. – Гляди, красивые тюльпаны, но возни с ними…        Глядеть Феанаро, разумеется, не стал, а только присел в кресло и уперся подбородком в сплетенные пальцы. Ждать пришлось те самые пятнадцать минут: стрелка на часах переползла с девятки на двенадцать, и раздался тихий перезвон.       – Уже десять. Кто-то куда-то торопился, – кашлянув, заметил Феанаро.       – Как раз успею, не переживай. Сейчас все будет, – охотно откликнулся по-прежнему уткнувшийся в журнал и.о. Духа.        Но он оказался прав. Снаружи снова раздались знакомые шаги, отец вернулся и сразу подошел к окну. Отогнул штору, распахнул створку и высунулся наружу.       – Повеселитесь, как следует!        С улицы донесся ответный возглас, в котором за гулом машин, льющейся сразу с нескольких сторон музыкой, веселыми голосами с площади и посвистом ветра можно было разобрать только: «Я позвоню!» Отец закивал, помахал еще и, закрыв окно, тщательно задернул шторы. Затем огляделся, подошел к прикроватной тумбочке и, пошарив за ней, вытащил телефонную вилку. А потом и извлеченный из кармана мобильник сыграл стандартную мелодию и, погаснув, упал на кровать.        Когда щелкнул выключатель, и погасла уже и люстра, в комнате снова сделалось темно. Полоска света с улицы теперь почти не пробивалась, и предметы вокруг превратились в неясные контуры себя. Отец стянул через голову джемпер, бросил его прямо на тумбочку и, оставшись в пижаме, залез под одеяло.        Больше ничего не происходило, и они оставались в темноте и тишине еще долго, и только шелестел журнал в руках у и.о. Духа, поскрипывали пружины постели, и то и дело шуршало одеяло.        Наконец, снова тонко звякнуло: оказывается, минутная стрелка успела переползти на шесть!.. Рывком отброшенное одеяло упало на пол, отец поднялся в полный рост прямо на кровати, прошел по ней и тяжело спрыгнул на пол. В нижней комнате, наверное, закачалась люстра. Постояв несколько мгновений, он нашел взглядом пульт на полке, телевизор включился, замелькали каналы. Новости, трансляция подготовки к празднику из Валимара, концерт, какой-то мультик, снова концерт, фильм, разумеется – кто-то ломится в чужую квартиру с веником на перевес, опять концерт, опять фильм, уже другой момент… Каналы пересчитывали второй десяток, пока отец все-таки не остановился.       – Что за дрянь… – пробормотал Феанаро.       На экране наконец-то не было никакой праздничной атрибутики, не играла музыка, не показывали улицы городов, зато на ринге от души лупасили друг друга два качка. Трансляция реслинга. Показывают же... Отец увеличил громкость, заглушив фейерверки на улице, бросил пульт на кровать и сел.       – Ну что, нам пора? – вдруг бодро спросил и.о. Духа, положил журнал обратно на столик и обернулся. Феанаро взглянул на перевернутые страницы и хотел было спросить, как это соответствует всяким правилам и предосторожностям, но не стал.        Прежде чем снова хлопнуло, он успел еще раз посмотреть на отца: Финвэ сидел все также неподвижно, и мерцающий свет от экрана делал его застывшее лицо еще более угрюмым.       – Что скажешь? – спросил и.о. Духа, когда они вернулись на твердую поверхность, и Феанаро сразу узнал коридор третьего этажа. Рядом была дверь в ту самую комнату, где он должен был якобы безмятежно спать на диване.       – Почему я должен что-то говорить?       – Я думал, ты никогда не упускаешь случая, – удивился и.о. Духа.       – Плохо думал, – отрезал Феанаро.       – А как же выводы?       – Я не в школе у доски.       – Ладно, – на удивление легко согласился и.о. Духа и предложил: – Может, хочешь что-то спросить?        Феанаро собрался отрицательно мотнуть головой, но в последний момент передумал.       – Это было будущее?       – Пока да. Если ты не решишь что-нибудь изменить, – он неопределенно махнул рукой, – например, всячески мешать сыну встречаться с девушкой, когда она у него появится... В случае, если тебе вдруг не понравился тот любознательный паренек.       – Иди ты, знаешь куда?       – Да, да, я помню... В общем, мы закончили, надеюсь, тебе понравилось. Выводы, так и быть, можешь не озвучивать, но все же советую сделать их здесь, – и он бесцеремонно ткнул Феанаро пальцем в лоб. – С Новым годом.        Разумеется, после этого и после всего в целом напрашивалось тоже ткнуть куда-нибудь этого доброхота. Но когда Феанаро моргнул от неожиданности и открыл глаза, перед ним был уже не и.о. Духа, а высокий потолок комнаты.        Он выругался сквозь зубы и сел.        Внутри кроме него действительно никого не осталось, телевизор молчал, и перед ним не было и следа недавнего поедания конфет и мандаринов. Зато кто-то – понятно кто – заботливо укрыл его пледом, и теперь тот частично сполз на пол. Феанаро с силой потер глаза, потряс головой, соображая, действительно ли находится там, где думает, или это еще хитрое продолжение сна. Но нет, он почувствовал себя выспавшимся, хотя и ощутимо помятым. На щеке, кажется, от души отпечатались складки пледа, волосы взъершились, а рубашка изрядно измялась. Феанаро выругался еще раз, поправил ворот и заодно обнаружил отсутствие галстука. Вроде он снял его, прежде чем лечь и бросил куда-то на подлокотник, а может, только подумал об этом…        Плед окончательно свалился на пол и едва не запутался в ногах. Феанаро переступил через него и подошел к окну, похлопал себя по карманам. Зажигалка, конечно, была здесь, но и только. Он щелкнул ею и посмотрел на маленький огонек, отразившийся в черном оконном стекле. Вместе с ним отразилось и его собственное, недобро подсвеченное лицо, а уже сквозь него проступал город – разноцветный, яркий, живой. Машины все еще куда-то ехали, на площади внизу собралась толпа, горели гирлянды, возвышалась богато украшенная елка, народ смеялся, и пел, и просто топтался на месте, запивая веселье глинтвейном и заедая пряниками. Остывшее окно быстро запотевало от дыхания и жара огонька, и он протянул руку и криво размазал капельки влаги. Зажигалка горела долго, пока не нагрелась до того, что держать ее стало невозможно. Феанаро снова щелкнул ею и сунул в карман, мельком взглянув на покрасневшие кончики пальцев. Затем быстро вернулся к дивану, опустился на колени и поползал, выгребая из-под него разбросанные кеды. Обулся и вышел в коридор.        Когда он спустился к Танцевальному залу, то прежде чем заглянуть, посмотрел на часы: было уже одиннадцать двадцать. Рауг их знает, как там работает время в ходе перемещений во снах… Внутри, кажется, все были в сборе. Точно оценить на глаз толпу в без малого пятьдесят родственников не представлялось возможным. Большой стол был уже накрыт и дожидался своего часа, а в зале оставалось еще довольно пространства и для танцев, и для игр, и для расползания группками по углам. Елка возвышалась на почетном месте, украшенная гирляндами и шарами – стеклянными, керамическими, вязаными… Фетровые зверюшки тоже были здесь, а на шторах и стенах закрепили обильно накромсанные снежинки.        Феанаро увидел отца, тот стоял возле своего места во главе стола и весело смеялся, качая на одной руке визжащую Арэдель, а на другой – Артанис, тоже визжащую. Махтан рядом делал тоже самое, но с Морьо и Айканаро, и при этом оба успевали о чем-то перекидываться с подошедшим Ингвэ. Индис все еще поправляла что-то на столе, невестки помогали ей, а под столом, судя по звукам, сидели чьи-то дети… Он встретился взглядом с Ноло и Арьо, и оба брата помахали ему через зал, весьма убедительно изобразив приветливый вид. Феанаро попытался сделать тоже самое.       – Ну что, соня, выспался? А я как раз собралась идти тебя будить, – незамеченная Нэрданель подошла сбоку и погладила его по щеке. – Вид, будто ты уже отметил.       – Я уж полюбовался. И во сне насмотрелся на всякое.       – Зато пропустил веселье здесь… Все же стоило разбудить пораньше. Не дело, конечно, спать вечером, обязательно приснится какая-нибудь чушь. Кстати, у меня твой галстук, давай повяжу, – Нэрданель сняла с плеча театральную сумочку и принялась в ней рыться.       – А я понадеялся, что потерял его… – рассеяно заметил Феанаро и снова перевел взгляд в зал.        Индис оставила свои салатники и салфетки и подошла к Финвэ и остальным. Сказала что-то детям, те нехотя отцепились от обоих дедов и убежали. Теперь все четверо стояли тесным кругом и заговорщицки перешептывались.       – Снимешь потом. Хотя мог бы сделать мне приятное. Я в вечернем платье, а ты в джинсах и кроссовках. Здорово будем смотреться в танце.       – Это кеды, – все также рассеяно поправил Феанаро и хотел спросить, когда это они будут танцевать. Но не стал.        Индис что-то говорила, и стоящие рядом мужчины коротко отвечали, крутили головами, усмехались и то и дело пихали друг друга локтями. Из-под стола выбрались дети, оказалось, те же племянники Эарвен, окружили Арэдель и Артанис и уже единой стайкой унеслись куда-то к елке.       – Какая разница… Вот подержи-ка, – Нэрданель вручила ему сначала пачку салфеток, затем пудреницу, а затем тюбик помады. Галстук, разумеется, был на самом дне.        Спор возле стола приостановился на том, что Ингвэ решительных жестом всех оборвал, сказал что-то и выставил вперед кулак. Отец и Махтан опять рассмеялись и последовали его примеру. Раз-два, тряхнули… Ничья. Феанаро опустил взгляд и посмотрел на помаду у себя в руках, снял колпачок – красная.       – Да стой ты прямо! – Нэрданель перевесила сумку обратно на плечо и потянулась поправить ему воротник.        Он перехватил ее за запястье.       – Нэр, скажи честно, а?       – Что опять?       – Я правда редкостный… этот… И всегда…        Финвэ и Махтан продолжали азартно трясти кулаками, Ингвэ довольно усмехался и уже только наблюдал вместе с сестрой. Кто-то сделал музыку погромче, погасили верхний свет и принялись разыскивать спички – зажечь свечи.       – Конечно, редкостный! Что ты задумал, мы же сейчас садимся? – Нэрданель всплеснула руками, едва не уронив сунутую обратно пудреницу. – Феанаро!..       – Я сейчас! Не волнуйся, к полуночи вернусь! – но он уже не смотрел, потому что в последний момент увернулся от галстучной петли, крутанулся на пятках и бросился прочь.        В след донесся еще один возмущенный возглас, но Феанаро не стал останавливаться. Выскочил в коридор, бегом добрался до лестницы, через две ступеньки взлетел на третий этаж, где разыскал гардеробную. Внутри, как и во сне, высились стопки коробок и свертков, рядом с ними угрожающе возвышался огромный мешок, возле журнального столика стояли пакеты с вязаньем, и где-то там Феанаро поджидал его мотоолень. Но он не стал разыскивать его, а бросился к зеркалу, выкрутил помаду и мазнул себя по щекам и носу, как следует растер. Затем запихал тюбик в задний карман и, на ходу сбросив кеды, сунулся за кушетку. Расшитая бисером и серебряными нитками шуба грудой вывалилась из мешка на пол, за ней последовали шапка, валенки, кушак и она – белая, окладистая, завитая… Задетый посох грохнулся рядом, едва не ударив по ногам, но Феанаро уже отскочил обратно к зеркалу и принялся судорожно упаковываться.       – Я рехнулся. Я положительно рехнулся…