Slut

Голова словно квадратная — болит, пульсирует. Вроде я вчера не пил, а всё равно внутри чудовищное желание снова уснуть и уже не просыпаться, скрывшись от своих ощущений под одеялом. Я уже давно в своей комнате, одетый и вымытый, даже поспать умудрился, а ноздри до сих пор улавливают с кожи прилипчивый и сладкий запах чистокровного вампира, которому я уже в который раз прокусил шею. Интересно, эта жажда когда-нибудь оставит мой окончательно остервеневший разум? Или я так и буду продолжать бегать к тебе, надменному мудаку, всякий раз, когда мне хочется крови? Отвратительно ощущать себя тряпкой, знаете ли. Противно от самого себя смотреть на донельзя счастливую Юуки, которая прижимается к тебе и так радостно улыбается, словно она и не знает, что ты вытворяешь, пока она мирно спит в Дневном Общежитии. Хотя, что уж там — она не знает, даже не догадывается. И она не должна этого знать, иначе это станет нашим с тобой позором. Нет, возможно, ты выкрутишься, а вот я навсегда останусь в её глазах жалким ничтожеством. Будет ли она права? Хрен его знает. Хотя… нет. Это уже давно поняли те, кто знают о нашем секрете. По тому, как на меня смотрят твои верные пёсики во главе с Ханабусой, по тому, как надменно ты поглядываешь на меня во время моих дежурств — я вижу всё. Я всего лишь игрушка в твоих руках, Куран? Податливая, бегущая на первый зов грязная шлюшка, которая отдаётся тебе за капельку крови… меня ведь можно и оттрахать, да? Ведь я не твоя любимая Юуки? Как там ты её называешь? «Чистый и невинный, непорочный цветок, который сорвать будет большим удовольствием». О, глупый Куран! .. Неужели ты действительно так наивен? О, она никогда не расскажет тебе, как буквально полгода назад стонала подо мной и расцарапала все плечи до крови. Как я пил её кровь, сходя с ума от этого запаха, а ты даже ничего не узнал! Тогда, когда ты глазел на неё издали, я уже получил то, чего хотел от глупой Юуки Кросс… вернее, она уже Куран, да. Твоя сестра, ха. Даже смешно, что ты готов опуститься до мнимого инцеста, Куран! — Гр!.. Ненавижу, — рычу негромко, но достаточно отчётливо, чтобы этот рык болью отдался в голове. Что же ты со мною делал, Куран? Я не помню ничего, кроме грёбаной жажды, которую ты утолял. Всё как в тумане, только боль во всём теле и голод. Снова… Ненавижу свой голод! Ненавижу тебя, сраный чистокровный! Ненавижу!!! Вскакиваю. Тело всё ещё ломит, но я упорно надеваю форму Дневного Класса с повязкой префекта — идеальное оправдание моим ночным похождениям, о, да. В коридорах уже темно — видимо, я проспал весь день и пропустил уроки. На последнее мне и вовсе было начхать, а вот тот факт, что я пропустил вечерний пост, заставил вздрогнуть. Что же ты, чёртов ублюдок, чувствовал, не увидев меня там? Доволен ли ты был? Навряд ли беспокоился, да. — Сука… Куран, какой же ты сука, — каждая буква вырывается шипением. Я искренне тебя ненавижу, Канаме. Ненавижу всё — начиная с имени и заканчивая твоими глазами. Моральный мудак, которого я однажды прикончу! Я давно поклялся себе в этом, и, наверное, поэтому всякий раз, когда иду на наши «свидания», беру «Кровавую Розу» с собой. Да, она ничего тебе не сделает, но попытка-то не пытка. Мало ли, верно? Наконец-таки выхожу на улицу. Свежий воздух приятно щекочет ноздри, однако я неприятно морщусь — каждая клеточка тела реагирует на воздух болью. Последствия чёртовой жажды. Ты не дал мне её утолить этой ночью, мудак, да?! «Вот же блядь… Блядь… мудак, сука, подонок!» — мысленно я уже убивал его. Множество раз — изощрённо, извращённо, с кровью и огнём. Запах жареной плоти из фантазий, увы, явью не станет никогда, но я упорно лелею эту мечту. Когда-нибудь. Убью. — Тебе не хватило вчерашнего вечера, Кирию Зеро? — снова этот надменный тон. Замираю, рука привычно ложится на рукоять пистолета, который я тут же выхватываю и приставляю дулом к твоему лбу. Ты не двигаешься, лишь улыбаешься, смеясь мне прямо в лицо. Ненавижу за это тебя ещё сильнее, настолько, что руки дрожат. — Куран, ты ублюдок, — рычу негромко, но даже в этом тихом, полном ненависти ругательстве слышится дрожь. Вот за это я ненавижу уже себя — я дрожу при его появлении. Всякий раз, когда его вижу, хочу упасть на колени и целовать эти долбанные налакированные ботинки. Проклятая сущность вампира класса Е, мать её за ногу. Щуришься. Тебе нравится, когда я так говорю — сам признавался. Ну и что? Мне пофиг, ведь это правда. Знал бы ты, как хочется вырвать твой сраный кадык и запихнуть в ухоженный зад твоего припевалы Ханабусы! Хотя ты знаешь… зна-а-а-ешь… Ты всё смотришь на меня, пока не опускаю руку с зажатым в ней стволом. Слабохарактерная ж я мразь! Снова сдаюсь перед этим запахом и этими глазами. Мудак. Тварь… Всего лишь кровосос голубых кровей, но я не могу устоять. Мы уже в твоей спальне. И когда я успел настолько отключиться от реальности? Ты смеёшься, скидывая свой пиджак и расстёгивая рубашку. Ненавижу. Ненавижу тебя всего, но вместо этих слов с губ срывается чёртов стон, едва ты прижимаешь меня к стене и сдёргиваешь вещи, одну за другой, пока я, гонимый жаждой, вгрызаюсь в твою шею. Рычишь, ха. Тебе это не нравится, Куран? Мне тоже не нравится пожирать твои эритроциты, но куда деваться? Только если убить меня, но ты боишься, что Юуки возненавидит тебя за мою смерть. Слабовольный и наивный Кура-а-ан… — Кирию, оторвись уже от моей шеи. Жажду ты утолил, а из вредности высасывать себя я не позволю, — шепчешь мне прямо на ухо, пока я в прострации. Теперь понятно, почему я наутро ничего не помню — я просто отключаюсь, превращаясь в податливую марионетку, шлюшку… Да, просто шлюшка. Убеждаюсь в этом в очередной раз, когда ты безо всяких прелюдий ставишь меня на колени. Долбаная нирвана! Не могу даже врезать тебе, наглая морда! Мне противен один вид твоего члена, но тело предательски отдаётся судорогой. Чёртово тело грязной шлюшки. — Ненавижу, — шепчу негромко, но достаточно отчётливо, чтобы ты усмехнулся. Как же хочется прогнать эту чёртову ухмылку с твоих грязных губ, но вместо этого я обхватываю твой член, что маячит у моего носа, губами, жмурясь. Мне противно до тошноты, но тело… эта блядь внутри меня довольна. Ей нравится всё, что я делаю — быстрее и глубже, лаская языком выпирающую венку. Да уж, за такое время опыт у меня теперь немалый. Слышу твоё сбитое дыхание. Нравится, да, Куран? Хочешь больше? Получай. Мозг отключается. Я действую уже с одной-единственной мыслью — поскорее закончить это и отрубиться, чтобы ты в очередной раз отнёс меня в комнату. Подступает тошнота, но я терплю, терплю, ибо расплачиваться за кровь телом дело уже привычное. Пусть всякий раз я ненавижу это как в первый раз. Ты ухмыляешься и без предупреждения кончаешь, не проронив ни единого стона. От такой наглости я начинаю кашлять и отплёвываться, морщась. Сука. Какой же ты, Куран, сука! — Терпи, мальчишка. Иначе подохнешь, — говоришь это спокойно, словно так и должно быть, поднося моё лицо непозволительно близко к своему. Ты никогда меня не целовал, да и я не горел желанием, но сейчас ты делаешь это — быстро, глубоко, сбивчиво, словно специально стремясь заставить меня задохнуться. Облизываешься. Ах ты ж себялюбивая скотина! — Что, настолько павлин, что встаёт на собственную сперму, Куран? — произношу это с холодом, щурясь и наблюдая за тем, как твои губы кривятся в гримасе недовольства. Надоело шипеть и плеваться ядом. Мне просто надоело сопротивляться. Наверное, окончательно стал шлюхой для этого долбанного аристократа, который, не теряя времени, валит меня на кровать, снимая жалкие остатки одежды, которые хоть как-то меня защищали. Снова зайдёшь до самого конца? — Скажи, что хочешь меня, Зеро, — от внезапности, с которой прозвучала твоя фраза, я замираю, широко раскрыв глаза. Впервые называешь меня просто именем? Да ещё и не просто сразу трахаешь? Неужели у тебя к своей шлюшке появились новые запросы? Смеюсь, громко и заливисто, прямо тебе в глаза. Ненавижу. Окончательно убеждаюсь в том, насколько ты мне противен. — Я, скорее, отгрызу твои аристократические яйца и поиграю ими в боулинг, чем скажу это, — прозвучало это на удивление спокойно. Даже странно, как я умудрился смириться с происходящим, а ты — с тем, что я никогда этого не признаю. Прикрываешь глаза, словно задумавшись, а затем, вздохнув, резко раздвигаешь мне ноги, гипнотизируя взглядом. Вздрагиваю, но молчу. Шлюха ведь на то и шлюха, чтобы не сопротивляться физически? Плата за плату, око за око, кровь за кровь? Именно поэтому терплю, даже тогда, когда ты моментально входишь, даже не подготовив должным образом. Но слёзы предательски бегут по щекам, когда я кусаю губы до крови, лишь бы не стонать и не кричать. Хватило с меня уже этих времён, когда я вёл себя, словно мальчишка. Нет его больше, того охотника. Есть лишь смирившийся и облядевший Кирию Зеро, которого ты, Куран, и испортил. Ты осознаёшь это. Ты видишь. Тебе это не нравится. Яростно вбиваешься в меня, причиняя неимоверную боль, но я не издаю ни звука, пусть и не сдерживаю слёз боли, смешанной с чистой ненавистью. Ненавижу. Уничтожу. Раздавлю. Ты будешь однажды гореть в аду. — Скотина… — не выдерживаю и всё же шиплю, когда ты входишь уже на всю свою немаленькую длину, двигаясь внутри глубоко и, тем не менее, неумело. Ухмыляешься, но в глазах нет азарта. Неужели я тебя-таки победил, Куран? Неужели ты сдался и понял, во что меня превратил? Улыбаюсь. Мне больно, даже сейчас. Настолько, что я не могу вычленить во всей палитре эмоций то самое пресловутое наслаждение, о котором столько твердят. Нет этого. Есть лишь грязь, потные тела, кровь, капающая с твоей прокушенной шеи и полумрак богато обставленной комнаты. Алые простыни даже, какой ты догадливый. Наша с тобою кровь уже давно пропитала эту кровать и стены. Кровь чистокровного и его шлюхи, что его ненавидит. Забавности… Стонешь. Ты наконец-таки стонешь, не рискнув-таки в меня кончить — жертвой становится одеяло. Резко боль отступает и я закрываю глаза, пока что плавая на грани между сном и явью. Чувствую тебя рядом, сидящего молча, ощущаю твой взгляд на себе. Тяжёлый вздох, ещё один. Ты на что-то пытаешься решиться, только вот на что? — Зеро, если хочешь, я в следующий раз не буду заставлять тебя, — говоришь тихо, даже немного пристыженно. Странно для тебя. Я даже нахожу в себе силы фыркнуть. — Не делай вид, будто заботишься обо мне, Куран. Я для тебя просто шлюха, думаешь, я не знаю? — слова даются с трудом. Открываю один глаз и с любопытством разглядываю удивление на твоём лице. Опешил? Куран? Да ладно, что за бред? — Ты не шлюха, Кирию-кун… — Тогда кто я, Канаме? Кто? Друг? Любовник? Или, может, судьба всей твоей жизни? — выплёвываю каждое слово. Я снова срываюсь. Снова злюсь. Ненавижу настолько, что сил не хватает остановить эту злость. — Молчишь? Молчи, молчи… Ты любишь Юуки. Не меня. Трахаешь и поишь кровью из жалости. Вот и всё. С трудом поднимаюсь, пытаясь одеться трясущимися руками. Мне трудно сохранять равновесие, но я стоически выдерживаю испытание, пока ты тихо сидишь на кровати. Молчание — и в этом молчании я закусываю губу, шагая к дверям. Слышу, как тяжело ты дышишь. Наивный и глупый Куран. Глупый-глупый Куран… — Через неделю, — говорю негромко, с лёгкой усмешкой на губах. — Если я буду голоден. Ты всё ещё молчишь. Кажется, даже не дышишь. Ничего, Ханабуса откачает - вот, несётся уже, глядя на меня, словно на мясо. Привычно. Я, держа спину прямо, шагаю вперёд, к выходу из общежития. К свободе. Глупый-глупый Куран… Я шлюха, да. Вот только ты даже не заметил, как сам стал моей шлюхой.