Paint

Когда они с Гаррусом впервые сошлись, Шепард ожидала увидеть следы от синей краски на всех подушках и простынях. Но оказалось, напротив, из чего бы турианцы ни делали эту краску, так просто она не сходила — Шепард даже не удалось слегка ее смазать, несмотря на то, насколько жаркими и продолжительными были их сеансы «снятия стресса»… И они, безусловно, много раз делали приличные попытки. И все же вечно она держаться не могла, потому Шепард особо не удивилась, когда, проснувшись одним утром, застала Гарруса, наклонившегося над ее маленьким настольным зеркальцем с банкой темно-синей краски в одной трехпалой руке, и с кистью в другой. Капитан никогда особенно не увлекалась макияжем или какой-нибудь другой трудоемкой чепухой — у нее было только зеркальце, которое она получила, вернувшись на Нормандию. Считалось удачей, если до того, как она вступит в борьбу с какой-нибудь новой катастрофой, обрушившейся на галактику, она найдет время проверить, не выглядит ли ее прическа, как птичье гнездо. Но было что-то… необычайно пленяющее в том, чтобы наблюдать за Гаррусом, занятым чем-то таким простым, таким личным, чем-то, что она так тесно связывала с ним, со всем, чем он являлся. Она подошла ближе и присела на край стола, наблюдая за тем, как аккуратно турианец подкрашивал поблекшую линию, проходящую через нижний угол его левой мандибулы. — Приводишь себя в порядок, Вакариан? — промурлыкала Шепард. Он взглянул в ее сторону, отделался мягким «Хм-м» и слегка повел мандибулами: — Тебе же это нравится. — Может, не так сильно, как шрамы… Но да, нравится, — кончиками пальцев она легонько провела по усеянной шрамами поверхности его правой щеки. — Хочешь, помогу? Художник из меня так себе, но я уверена, что смогу закрасить линии, которые ты уже провел. Его мандибулы щелкнули, и он уставился на нее, удивительно напомнив ей сову: — Это… Действительно не то, что турианец просто так кому-то позволяет, — протянул он. — Не то что бы ты просто «кто-то», во всех смыслах, но… Это то, что дозволено лишь супругам. Шепард ухмыльнулась, забирая у него кисть: — Я же говорила, что уже выбрала себе любимого турианца, разве нет? — Да, конечно, но я… Не осмелился бы… — еще пару щелчков, и голубой румянец покрыл относительно открытые части его шеи. — Чтобы это сделать, нужно не просто долго состоять с кем-то в отношениях, Шепард. Для турианца — для меня — это как… Как свадебные обряды для человека. — Я совсем не против, если и ты согласен, — она наклонилась и поцеловала верхнюю пластину на его лбу, прямо перед началом гребня. Слегка ошеломленный, он передал ей банку краски и наклонил лицо так, чтобы ей было хорошо видно. Краска была гладкой и густой, с резким запахом, который даже не был неприятным, несмотря на то, что являлся одним из самых странных и неописуемых запахов, что Шепард когда-либо чувствовала. С небольшого расстояния этот запах, если честно, слегка вскружил ей голову, но, опустив банку пониже, она уже почти ничего не чувствовала: не больше, чем пара экспериментов с лаком для ногтей в юности, до того, как она решила, что это чертовски хлопотно. Она осторожно заполнила начатую Гаррусом линию на левой мандибуле и перешла на скулы: — Так если это часть турианского свадебного обряда, что еще в него входит? — Все остальное, что мы обычно делаем, — признался он. — Пара вещей, нам недозволенных, — совместный стол, вино… Наши семьи встретились бы, узнали получше другого партнера, дабы убедиться в правильности выбора. Ты же знаешь, мы… в основном не очень самостоятельная раса. — Знаю, бунтарь, — поддразнила она его слегка. — Вот как, значит? Никаких пышных церемоний или вроде того? — Обычно проводится празднование. Но не в духе того, что я слышал о людских свадьбах, нет. Без всяких религиозных атрибутов, храмов или еще чего-то. Молодожены выбирают место, семьи соглашаются, гости празднуют. В общем, нельзя сказать, что мы не смогли бы устроить нечто масштабнее того, что обычно делают люди. Шепард пожала плечами: — Мне, в общем-то, не так важно, если честно. Это только между нами. Наши друзья знают, а скоро узнают и наши семьи… В большинстве своем, — закончила она, нерешительно начиная проводить тонкую линию к переносице, — я хочу убедиться в том, что у нас будет все необходимое для того, чтобы все прошло правильно. Я знаю, насколько для тебя важно делать вещи правильно. И говоря о семьях… Не могу сказать, что не хочу расставить все точки над «и» перед тем, как встречусь с твоей семьей. Твой отец… Гаррус остановил ее, утешительно сжав запястье Шепард: — Мой отец не склонен одобрять ничего из того, что я делаю. Но он стал… чуть лучше с тех пор, как осознал, что последние несколько лет я не просто шатался по галактике, тратя впустую время и будучи бесполезным. Думаю, он рад слышать о том, что я «эксперт», слышать о примархе, который принимает мои советы. И все же, когда это закончится, я буду очень удивлен, если он не вернется к привычному неодобрению моих поступков, как это было всегда. Если он будет против нас, то это не из-за тебя. — Все же было бы отлично использовать возможность, чтобы произвести хорошее впечатление, — она поцеловала его руку, затем высвободилась и продолжила красить. — Так что если я хоть что-то могу сделать… — Что ж, появление всемирно признанными героями войны, которые, сражаясь бок о бок, одержали победу над Жнецами, точно не повредит. Это даже может дать нам пару минут перед тем, как он найдет новый способ выставить меня позором семьи. — Как, например, свадьба с человеком, — заметила Шепард. Турианец слегка пожал плечами: — Это неизбежно. Поэтому не стоит волноваться. Шепард кивнула и, закончив последние пару линий, отошла подальше, чтобы полюбоваться своей работой. — Ну так что, я выгляжу… новым человеком? — Гаррус повернул голову. Его мандибулы слегка нервно щелкнули. — Не-а, — она отложила в сторону кисть и взяла его лицо руками. — Тот же самый Гаррус. Именно тот, кого я хотела. Он одобрительно кивнул, оценив ее работу в зеркале, затем посадил ее к себе на колени. Шепард помнила, какие чертовски тяжелые времена у них были, когда они только учились жить вместе. Сейчас это кажется чем-то таким простым. Он приобнял ее за талию, твердо и удобно расположив когти на ее спине; зловеще изогнутые пальцы, безвредные и сильные, покоились на ее коже. — Выходит… Теперь я твой. Навсегда. — Так вот к чему все это было? Он снова кивнул. — Тогда что насчет меня? — Ммм, — он легонько провел когтями по спине, дразня ее. — Ты моя. Шепард тихо рассмеялась: — Да, твоя. Но я имела в виду, что насчет того, чтобы разрисовать меня? Ты говорил, это нечто вроде свадебного обряда, так что мы должны оба это сделать. Я раскрасила тебя, теперь твоя очередь. — Шепард… — его голос отдавался низким рыком. — Ты не обязана. Ты человек, для тебя все по-другому. — А может, я не хочу, чтобы было по-другому. Не в этом, — она встала, взяла со стола краску с кистью и протянула ему. Он издал неприятный кашляющий звук: — Не стоит. Мы не знаем, безопасно ли это. Это турианские аминокислоты… — Это просто краска. Я же не есть ее собираюсь. — Но твоя кожа… Она впитывает. Как те лосьоны, которыми ты пользуешься. Мы должны для начала посоветоваться с Мордином или с Чаквас. — Я не хочу, — она забрала у него кисть и сделала решительный мазок на тыльной стороне своей левой руки, затем подняла ее, чтобы продемонстрировать результат: блестящую синюю полоску. Влажная краска отбрасывала сияющие блики, когда она двигала рукой. — Видишь? Все в порядке. Если у меня появится сыпь или что-то еще, я сразу же обращусь к Мордину. Но я месяцами принимала антигистаминные, и у меня не было ни малейшей аллергической реакции от твоих прикосновений… — она погладила его по щеке, — или от поцелуев… — она продолжила подкреплять слова действиями, не забывая о невысохшей краске на его щеках и носу, — или от «снятий напряжения». Мы были осторожны, но иногда не настолько, как, по сути, должны были быть, — усмехнулась она. — После этого, я думаю, что справлюсь с небольшим окрашиванием лица. Мандибулы Гарруса на мгновение сжались, но затем он кивнул и, со вздохом забрав у Шепард кисть, начал аккуратно, терпеливо выводить на ее лице линии. Она закрыла глаза, пока он уверенно совершал хорошо знакомые действия, хотя было непривычно делать это по отношению к кому-то другому. Когда он закончил, она открыла глаза и посмотрела в зеркало. Яркий синий цвет резко выделялся на ее коже, и форма линий выглядела иначе на человеческом лице, которое не имело пластин, подчеркивающих и повторяющих узор. Она слегка передвинулась и повернула зеркало так, чтобы видеть лица их обоих. — Ну что, я выгляжу, как турианка? — Нет. Ты выглядишь той, кто ты есть, — моей супругой.