Ты для меня...

Ты понимаешь, что такое, когда ты любишь? А безответно? Наверное, нет, только поэтому ты еще ко мне так относишься. Но я рада. Просто если бы ты знала, то, скорее всего, стала бы меня жалеть, а я этого не хочу. Это еще больней, чем просто общаться с человеком, которого ты любишь сильней, чем родного брата. Я пьянею от тебя: от твоего сносящего крышу запаха, от твоего цвета глаз, от огромной черной дыры, притягивающей мои взгляды каждый раз, когда я на тебя смотрю, ее еще зрачком называют, от твоего тела, от цвета и мягкости кожи, от прикосновений, что ты даришь мне так редко, но именно тогда, когда это мне надо больше, чем воздух. Если кому-то от опьянения помогают лекарства, то мне канцелярский нож. Нанося на кожу кровоточащие черточки, я теряюсь в блаженной неге боли и дьявольском тумане наслаждения от воспоминаний русоволосой девчушки, что так похожа скулами на модель. Боль проходит иглами сквозь лоскутки раздробленного мозга, лавируя около островков сознания и кочек здравомыслия, сшивая их в нормальное подсознание. Знаешь какого жить, когда у тебя в голове творится такое, что и опытные психиатры руками разводят? Когда ты ловишь легкий кайф от того, что, купив ледяную газировку в жестяной банке 0,33, греешься от нее, когда на улице под минус восемнадцать. Или когда ты идешь по улице и вдруг не с того не с сего просто разворачиваешься и идешь в другу сторону… лишь бы подальше от твоего дома. Когда ты ищешь пути, чтобы встретиться со своей любимой, а в место этого к тебе пристают «друзья» и начинаю заунывную беседу о предметах. Когда вместо нее, на оклик оборачивается другая, когда ты видишь ее лицо везде, ее одежду, запах ловишь в воздухе… как наваждение какое-то. А я вот это все чувствую. Всегда. Я забываюсь лишь на тот миг, когда лезвие немного тяжело входит в кожу, оставляя кровавые борозды. Это все, что я могу себе позволить. Не могу забыться алкоголем: у меня его дома просто нет. Не могу выйти на балкон покурить, сама не переношу запах курева. Самые доступные антидепрессанты - это алкоголь, наркотики, секс, сигареты. Боль… ты мой личный наркотик… кроме тебя, я не хочу кому-либо отдаваться. Это всегда странно. Боль как бы помогает, а потом сама же напоминает о себе и том, почему ты это сделала: шрамы не дают покоя. Все, о чем я всегда думала, летит и превращается в пепел, когда рядом ты… такое ощущение, что мой мозг работает быстрей, чем сотни лучших компьютеров. Производит вычисления о том, как бы правильней сказать так, чтобы ты не обиделась, чтобы правильно поняла. Это получается на автомате, но я чувствую, как мозг с сердцем борется. «Скажи это…» - шепчет сердце. «Не смей, забыла, что в тот раз было…» - приводит каждый раз аргументы мозг. Вот так и живу. Хотя, жизнью это назвать тяжело. Зависимость – это да. Это в точку. Наркоманы не могут жить без героина, заядлые курильщики – без очередной дозы никотина в легкие, я - без тебя. Каждый раз задавая себе вопрос «Что же в тебе особенного?», я не могу на него ответить. Просто понимаю, что ты не такая, как все остальные. Ты другая. Там, где один пройдет, ты остановишься, там, где он и не посмотрит на чужое горе, ты попробуешь успокоить. Тебе это всегда удавалось. У тебя просто объятия, они лучше всего на свете для меня. В них я понимаю, что мир не так плох. Но, как только ты отходишь на пару метров, я понимаю: это только иллюзия. Красивая, почти реальная, такая… прекрасная, лучше Утопии для меня. Но это только кажется… я никогда не понимала людей, что не могут жить для чего-то. Да, есть такие люди. Они живут просто так. Я не могу так. У меня каждый день наполнен мечтами, полетами в мир фантазии, где я могу тебя видеть. Где ты для меня весь Мир, а я твоя Вселенная… Ты стала для меня всем. Тенью в каждом моем сновидении. Ты разнесла в дребезги меня, вместе с остатками «плохой меня». Возможно, ты это замечала: рядом с тобой я другая. Весь мой организм перестраивается в стиль работы «настоящая», речь «от сердца», даже дышу я по-другому, потому что понимаю – если я сейчас не получу нужную дозу, просто умру. Раньше я не понимала, как так наркоманам нужно каждый раз больше, им что этого не хватает. Потом мне кто-то объяснил – дело было в привыкании организма. Так и меня на тебя – привыкание. При этом, мне хочется так много, что режусь еще сильнее, заливая кафель кровью. Я хочу, чтобы ты прикоснулась ко мне, я жажду твоих прикосновений, словно я жить без них не могу… хотя почему «словно»? Так и есть. Я извелась до такого, что согласна, чтобы ты переломала мне к чертям все кости, чтобы ты разорвала меня на куски, втиснула между ребер клинок ножа, хочу от ощущения холодного металла, выводящего у меня на спине только тебе виданные узоры, вздрагивать и плакать. Не переживай, моя кровь, возьми как абстракцию: томатный сок, или клюквенный мусс, – смывается так же легко, - холодная вода в помощь тебе. Было так больно, когда меня нашел брат… я лежала в крови на полу в моей комнате, в луже крови, с перерезанными запястьями, знаешь почему: «- В принципе, ты меня не рассматриваешь как, кхм, девушку...

- Я не могу тебя рассматривать как девушку; я не могу тебя рассматривать как девушку; Мне даже не противно; Я просто не могу; Хоро»

Это было жутко больно. Просто невыносимо, я вновь хотела умереть. Мне не дали. В этот раз брат. Он ведь все знает, теперь, правда только. Я думала, что все. Я наконец-то стану свободна. Не тут-то было. Я молила того, кто слышал и слушал меня все это время: пусть меня не станет, пусть она не последует за мной… Наверно, я только поэтому жива, что боюсь за тебя. Если меня не станет, кто будет тебе раны в школе заклеивать, по-медицински деловито пластырем? Наверно, никто. Хотя ты можешь попробовать доверить свой секрет Ане, она ведь «умеет» хранить секреты. Только не забудь, что всем на тебя в этом мире плевать, и она не исключение, у нее своя жизнь, свой любимый. Ну, хорошо, если ты цепляешься за нее, скажу одно, максимум 12 минут – поломает голову, утешит, скажет, что дура эта Хороми, не стоит она того, что это все бред. Она ранит тебя этим, я почему-то в этом уверена. Может это самообман, но ведь ты не ровно дышишь ко мне… я ведь тебе не просто подруга?.. Хочется надеется на это. Вот. Ты снова написала про свои порезы. Эта фраза меня просто убила, наповал, понимаешь. На глазах появилась пелена противных слез, а в горле встал комок. Даже нос защипал от обиды и страха: «- Я у тебя лезвие хотела попросить – порезаться и вскрыться если что» В какой-то момент на меня накатила волна счастья. Ты сказала это мне, а значит доверяешь… все-таки, я для тебя не пустое место, не пустышка-подруга. Хотя, может ты просто не знаешь, что Аня тоже режется? Ну, ладно, не суть важно, к тому же, в этом я не совсем уверена, по крайней мере, Даша и Настя – все запястья исполосованы, а когда я спросила, почему они это делают, они ответили: «Это круто, так по-нашему, так все подростки делают, это прикольно, а потом еще в сеть выкладывать…», у меня это вызвало тихий ужас и одновременно с этим отвращение к этой парочке. Ну, как так можно? Я не понимаю. Делать для того, чтобы все видели: «ОХ, я бедная-несчастная, умереть хочу…» при этом без причины и следствия… я так и не смогла понять суть этого «спектакля». Наша муза… нет, ТВОЯ муза требует боли и крови, моя же, просто тихо просит о подарке, после награждая меня вдохновением. Мне приходится не сладко, когда они меняются местами… тогда на теле появляются новые порезы, а глава выходит настолько трогательной, что даже ты меня хвалишь. А ты не будешь просто так хвалить. Это я знаю. Ты режешь себя везде, даже на пояснице. Это меня пугает. Почему-то мне представляется твое тело: ты задираешь белую футболку, открываешь моему взгляду свой подтянутый живот, немного виден бюстгальтер, но я упорно торможу на твоих ребрах… между ребрами есть расстояние, четко обозначенное красной жирной полосой и еще с десяток мелких и менее глубоких. С каждой стороны по четыре полоски… восемь. Я снова вздрагиваю от разыгравшейся фантазии. Пальцы упорно стучат по клавиатуре. Тяжелый вздох, волна еще одного душевного абзаца залезает мне в голову и вычеркивает все остальное из головы. А знаешь, что о тебе думают другие… я не вру, мне нет смысла делать этого, помнишь? От одной из «ушей» нашего класса я узнала интересную новость: меня и тебя считают «выпендрёжницами». Собственно, почему «Элитка» пришла к такому выводу, я так и не поняла. Хотя, «уши» все доходчиво пересказали. Девочки считают, что ты просто притворяешься, что тебе нравится рок, что ты хочешь всем показать, что ты вовсе не пай-девочка, что ты вовсе не такая, как они думали… я могу сказать одну вещь: мне кажется, тебе не то что плевать на них… но как-то боком. Ни горячо, ни холодно. Надеюсь, вновь-таки, это так. Я не считаю так, я просто думаю, что как бы ты себя не вела, ты всегда будешь настоящей, когда ты одна. Ты не сможешь навечно приклеить маску на лицо… хотя, когда ты ее снимешь, я больше, чем уверенна, все подумаю совсем наоборот, мол, ты просто «притворщица» и все тут. А кто ты в душе им плевать не хотелось, главное – это вовремя списать ответы. Красивая ты или нет – разницы не играет, умная – может быть, богатая – точно. Корысть, корысть, и еще раз корысть. Вранье, маски-шоу, лицемерия, вылизывайте пяток сильным, лишь бы только их не трогали. Это было, есть и будет. Не думаю, что ты хоть что-то поняла из того, что я написала. Я и сама толком не смогла правильно преподнести мысль. Она очень большая… слишком, даже для русского языка. Хотя, он может описать многое, например тебя. Девчушка, ростом «Дядь, достань воробушка», немного костлявая, но при этом имеешь хорошую мускулатуру. Это меня всегда поражало в тебе. Глаза цвета переспелой зеленой груши, что слаще, чем мед у меня в банке под кухонным столом. Мне нравится тот табачный оттенок, который ты почему-то не любя называешь «болотный», он придает твоим глаза некую спокойность и равнодушие. Когда твои глаза приобретают цвет мертвой листвы, я начинаю волноваться: что-то точно случилось. Твои русые волосы, забранные в низкий хвост, всегда пахнут по-разному. Это мне тоже очень нравится. Когда пшеничная прядка выбивается из-под резинки, это смотрится так, мило, что я невольно могу залюбоваться, не обессудьте. У тебя высокий лоб – признак большого ума, который иногда морщится вместе с острым красивым носиком. Кремово-розовые губы, впитавшие в себя запах кофе, что ты пьешь по утрам, растянуты в обветренной ироничной улыбке. Небольшие морщинки в уголках глаз. Кожа, белая, как молоко в моей кружке с кроликом, иногда становится красной если ты стесняешься или злишься, хотя и до то, и до другого тебя еще надо довести… тогда в глазах проскакивает отблеск выжженной огнем твоего гнева травы, волосы на загривке немного «встают дыбом», губы растягиваются в подобие оскала-улыбки, верхняя губа немного приподнимается, но это, если совсем до ручки довести. Знаешь, о чем я тебя хочу попросить? Не становись, такой, как та троица, что режется просто на публику. Не стань такой, как твоя муза: не проси крови, не гнись под ее напором, не режься просто потому, что тебе надо написать… я знаю, я сейчас говорю, как самый настоящий эгоист, но так оно и есть. Поверь, я ревную тебя в тысячу раз сильней, чем ты любишь карамель и кофе. Прошу, не говори то, что я могу принять за правду, ведь я тебе доверяю. Спасибо тебе огромное, что выслушала, мне стало легче, надеюсь сегодняшняя встреча пройдет хорошо. Жду на нашем месте.

Влюбленная в тебя Хороми