Поражение

Всю свою жизнь он старался быть хорошим. Хорошим для мамы и папы: Кент был примерным ребенком, и поэтому Эрика могла проказничать сколько душе угодно. Хорошим для школьных учителей: им ведь и так хватало хлопот с остальными детьми. Он никогда не нарушал законы. Вежливый, трудолюбивый, надежный. Только вот дело в том, что это совсем не он. Не Эмерсон Кент. Он борется сам с собой каждый день. Каждую минуту. За каждый шаг. Потому что знает, что будет, стоит ему сдаться и уступить своему истинному «я». В семь лет он столкнул с лестницы Тома Бакли. Том – главный задира класса – пристал к нему, начал дразнить из-за кудряшек, и Кент так разозлился, что не выдержал и пихнул его вниз. Тот скатился по лестнице и сломал ногу. Потом Том плакал и утверждал, что это Эмерсон во всем виноват. Но учителя не стали его слушать – ведь Кент сразу позвал на помощь, и выглядел таким огорченным, и так старался помочь товарищу. Ты повел себя как мужчина, сказали Кенту. Ты такой молодец, что постарался помочь своему обидчику. После этого Том стал его избегать – он и еще несколько ребят. Кенту всегда казалось, что есть люди, которые способны ощущать такого рода вещи и чувствуют, что с ним что-то не так. Что внутри у него червоточина. Может быть, именно поэтому тетушка всегда обнимала Эрику, когда они приходили в гости, а вот на Кента поглядывала с опаской. Родители думали, что она с приветом – ведь это именно Эрика постоянно попадала во всякие переделки. И даже сестра не подозревала о том, что таилось в душе Кента. Почти не подозревала. Но иногда он срывался, и тогда в ее глазах мелькал страх. Потом она, конечно, старалась свести все в шутку и дразнила его за то, что он вышел из себя. Затем, в университете, появился Люк – его первый бойфренд. Они играли в одной группе и даже дали пару концертов. Постепенно дружба переросла в нечто большее. В отношениях Люк оказался собственником: его любовник должен был принадлежать ему и только ему. Вначале он контролировал каждый аспект жизни Кента. Потом началось пьяное насилие. Их ссоры заканчивались побоями – и Люк бил так, чтобы синяки и кровоподтеки Кента никому не были видны. Все кончилось однажды ночью, когда Эмерсон разбудил его и спокойно предложил выметаться. Неизвестно, что именно помогло – зазубренное лезвие ножа, приставленного к горлу, или пугающая пустота во взгляде карих глаз – но, так или иначе, Люк не стал задерживаться. Кент убеждал себя, что это была самооборона – ведь рано или поздно Люк бы его прикончил. И все же он знал: дело в нем самом. Где-то внутри него тлел воспаленный, гниющий нарыв. Кент старался держать эту часть души под контролем, не позволяя ей разрастаться и выпускать метастазы. Именно поэтому он и стал полицейским. Если он будет ловить других монстров, творить добро, то, может быть, его темный попутчик постепенно уйдет в тень, словно ночной зверь, что прячется от яркого света. И все шло замечательно. А потом появился Джозеф Чандлер. Он излучал свет, погасить который было не под силу ни уайтчепельским кошмарам, ни даже собственным демонам инспектора. Напротив, во мраке он сиял все ярче, освещая и штаб, и команду. Кент до безумия хотел стать таким, как он. Если он угодит инспектору, то получит частичку этого света – оружие в борьбе против себя. Затем были братья Крей. Порка, обвинение в предательстве. Темнота, что дремала в его душе, с интересом принюхалась, зашевелилась, словно пиявка, почуявшая запах крови. А затем – Морган Лэмб. Кент не мог и не хотел сносить то пренебрежение, с которым инспектор отметал все его догадки. Что же до самой Лэмб – та видела Кента насквозь, и за это он ее ненавидел. - Не очень-то получается у меня плохой полицейский. - Возможно, больше, чем вам кажется. Годы усилий, бесконечные самопроверки, безжалостное искоренение малейших признаков возврата к старому – к тому, кем он был когда-то… Все насмарку. Потребовалось всего пять коротких слов, чтобы все разрушить. Такая мелочь, собственно говоря. А потом Лэмб умерла, и виной тому был Кент, что бы там ни возражали Майлз и Райли в ответ на его едва слышное признание. После этого тлевший в нем огонек злобы стал разгораться все ярче. Чей-то косой взгляд, или подколка Манселла, или затравленное выражение лица инспектора – все подливало масла в огонь, подпитывало темную часть Эмерсона Кента – его темного попутчика. И все же весы добра и зла, которые есть в каждом, держались в его душе в равновесии. Ну, то есть, до поцелуя. В тот вечер даже не было необходимости работать допоздна. Просто он решил задержаться, доделать кое-какие документы. Чандлер еще был в офисе, а после дела Бугимена Кент отчаянно хотел вернуть доверие старшего коллеги – хотя бы крохи их былого товарищества. Он заварил зеленый чай по вкусу инспектора, тихо зашел в кабинет, поставил стаканчик на стол и как раз собирался выскользнуть за дверь, когда Чандлер заговорил. – Разве вам не пора домой, Кент? – инспектор даже не оторвал взгляда от разложенных перед ним документов. – Я не тороплюсь, сэр, – Кент засунул руки в карманы, демонстрируя спокойствие, которого не ощущал, и повернулся к инспектору. – У меня все равно нет никаких дел, так что я могу задержаться и поработать. Инспектор чуть слышно хмыкнул в ответ. Час спустя Кент все еще сидел за компьютером, с головой погрузившись в очередной отчет по делу недельной давности. Он даже – удивительное дело! – не заметил, как Чандлер вышел из кабинета и подошел к его столу. – Кент. – Да, сэр? – наконец оторвался от экрана констебль. – Вам надо пойти домой, отдохнуть. Кент нахмурился. – Со всем уважением, сэр, к вам это тоже относится. Уголки рта инспектора дрогнули в чуть заметной улыбке. – Вполне справедливо. Кент тоже улыбнулся и встал, натягивая пиджак. Бросил беглый взгляд на часы: и в самом деле поздно, двенадцатый час. Он потянулся за ключами от мопеда. – Кент... – Сэр? Чандлер коснулся его руки. – Спасибо, что задержались, чтобы закончить работу. Я знаю, что в последнее время команде непросто приходится. Я ценю ваш труд. – Рад стараться, сэр, – еще раз улыбнулся Кент. Ладонь инспектора по-прежнему лежала на его запястье. Кент скользнул по ней глазами, затем перевел взгляд вверх – к плечу, шее, пока, наконец, не встретился взглядом с инспектором. Медленно потянулся вперед, не отводя глаз, давая тому шанс отодвинуться, если он захочет. Но Чандлер не шевелился и, кажется, почти не дышал. Их губы встретились, и только тогда инспектор выдохнул и жадно притянул Эмерсона ближе, перехватывая контроль, сжав его лицо в ладонях и властно запрокидывая назад. Кент коснулся рукой пальцев Чандлера на его щеке, скользнул дальше, к запястью, и внезапно наткнулся на тонкую резинку. Чандлер дернулся, словно от удара. – Что вы делаете, Кент? Внезапный холод в голосе инспектора подействовал не хуже ушата ледяной воды. – Сэр? – Как вы могли!.. Как я мог!.. – Но, сэр… – Вам следует уйти, – теперь в голосе Чандлера звенели острые льдинки, и каждая впивалась куда-то прямиком в сердце. – Я не понимаю, – прошептал Кент. – Я не хочу больше говорить об этом. Никогда, – отрезал инспектор. Он резко сделал шаг назад, возвращая дистанцию. Теплый кокон, что окружал Кента всего мгновения назад, обрушился, погребая его под развалинами. Среди душной, тяжелой тьмы зашевелился его попутчик. Пробуждаясь от чуткой дремы, развернул щупальца, просочился меж осколков вдребезги разбитого мира, стянул рану ядовитой слюной. Весы качнулись… и Эмерсона Кента поглотила тьма.