Шанс

      …– Афганистан или Ирак?       – Простите?       Песочного цвета брови удивлённо приподнимаются, а яркие глаза моментально теряют эту свою яркость и становятся неуловимо похожи на дуло пистолета. Наверное именно так этот военный медик смотрел на того, в кого был готов выпустить пулю…       …Он был обычным. Просто таки вызывающе заурядным. Совершенно непримечательным, абсолютно среднестатистическим, кошмарно, отвратительно нормальным, как и все эти идиоты вокруг.       На первый взгляд.       Но Шерлок не зря так гордился своим умением не только смотреть, но и видеть…       …– Вы же были на войне. Видели много смертей, много ранений.       – Да, видел.       – И в переделках бывали.       – Бывал. Насмотрелся в избытке ужасов всяких.       – Больше не хочется?       Секундное сомнение – тени в глазах мелькают невероятно быстро, настолько, что Шерлок успевает лишь отметить их наличие – и пронзительно-голубой аквамарин радужки ощутимо темнеет, перерождаясь в ультрамарин. Шерлок пока не понимает, что это значит – хорошо это или плохо, или вообще не важно. Он не умеет – не может – пока читать Джона. Пока.       Джон может отказаться. Это было бы нормально.       – Кто Вам сказал?...       Он был как шкатулка с потайным дном.       Внешний слой – крышка и бока лакированные, блестящие, но какие-то… невнятные. Простой и честный, надёжный, открытый, обаятельный и дружелюбный. Мягкие волосы, мягкий голос, мягкий взгляд. Просто идеально… скучный. Доктор.       Подбери ключ и подними крышку – как на свет появляется тёмная внутренняя обивка из благородных, добротных тканей. Разумный, рациональный, где-то даже расчётливый. Удивительно верный и невероятно преданный. Терпкий парфюм с нотами сосны и полыни. Военный.       Сыграй правильную мелодию на потайных кнопках – и смотри, как мягкий песок волос начинает отливать сталью, а сквозь полынь пробивается запах пороха. Это уже не просто военный – это боец. Воин.       Поддень в правильном месте потайное дно – и вылезет ещё одна личина. Полынь и порох щедро сдабривает кровью, аквамарин выцветает до хрустальной прозрачности, а губы темнеют, резко выделяясь на лице. Убийца.       …– Всё в порядке?       И Шерлок – чуть ли не впервые – действительно интересуется чьим-то состоянием. Не из любопытства и не для дела – он, пусть и совсем немного – волновался.       – В полном, – но Джон отводит взгляд. Шерлок мысленно чертыхается на ночь, в темноте которой трудно разобрать выражение глаз.       – Точно?       – Точно, – и Шерлок выдыхает. Аквамарин незамутнён и чист. А Джон улыбается.       И Шерлоку хочется улыбаться в ответ…       Он был первым, кто так самоотверженно бросился за Шерлоком в пекло.       Да, был конечно ещё и брат – но он не стремился помогать, только контролировать.       Был Лестрейд – но он в первую очередь думал о законах.       А Джон просто плюнул на всё и выстрелил. И не сомневался – ни тогда, ни потом.       …– Это мой друг – Джон Ватсон…       – Коллега, – и Шерлоку немножко обидно. Он не так уж и часто называет кого-то другом. Ещё реже он говорит при этом правду.       И теперь ему немножко – ладно, достаточно сильно – обидно.       Джон не хочет быть ему другом? Ну и ладно. Сам тогда виноват…       Он постоянно на что-то обижался.       На то, что Шерлок не ел – но Шерлок никогда не ест!       На то, что Шерлок срывает ему свидания – но какие могут быть свидания, когда он нужен дома?       На то, что Шерлок очередным экспериментом что-то взорвал или испортил – но даже Шерлок не всегда может всё предусмотреть.       На то, что Шерлок… да мало ли?       Он постоянно обижался и у Шерлока ушло достаточно много времени на то, чтобы понять – Джон обижается понарошку. Для миссис Хадсон, уверенной, что Шерлока надо воспитывать, как ребёнка несмышлёного. Для Лестрейда и прочих полицейских, уверенных, что Шерлок не должен лезть не-пойми куда, он всё же гражданский. Для Майкрофта, желающего иметь рядом с братом хоть кого-то, кто не попал бы под его обаяние и не дал бы ему делать глупости. Для всех остальных, считающих Джона единственным буфером между фриком и нормальными людьми. Для всех – но не для Шерлока. Для того, чтобы никто даже и не подумал влезать между.       …– И как? – Шерлок и спросил-то исключительно по инерции, обдумывая шифр. И совершенно не ожидал получить такой ответ.       – Прекрасна. Она прекрасна, Шерлок, – и мягкое мурлыканье в голосе яснее ясного говорило, что что-то Шерлок пропустил.       – Она?!       Джон посмотрел на него как… как… как на идиота посмотрел и терпеливо поправился:       – Место.       Ага, как же…       Он постоянно бегал на свидания. Постоянно. Зачем? Что они могли ему дать, эти Энни-Менди-Кэтти и прочие глупые курицы? Что они могли ему дать такого, чего не мог дать Шерлок? Разве что секс – но для этого вовсе не обязательно так часто ходить ко всем этим дурам. Потрахались – разбежались.       Впрочем, если присмотреться – то становилось понятно, что так Джон и делает. И дело было даже не в вездесущем Шерлоке, который срывает свидания. Джон расставался и сам, без особых моральных проблем. Они вообще ничего для Джона не значили – иначе он не срывался бы по первой SMSке, бросая очередную девушку.       И это было безумно приятно.       …– Для меня важно одно – работа! Запиши это в свой блог. А ещё лучше брось навязывать миру своё мнение! – Шерлоку скучно. Безумно скучно. И Джон тут ещё.       Кстати, о Джоне.       – Куда это ты?       – На улицу! На воздух!       И уходит, раздражённо поправляя воротник куртки.       У-хо-дит…       Шерлок никогда не имел иллюзий относительно своего характера.       Потому искренне восхищался выдержкой Джона – тот не просто терпел его выходки, он его принимал и не пытался переделать. А что срывался иногда – так то ерунда. С учётом того, что даже во время этих срывов Джон не ссорился с ним, а уходил проветриться, пережидая гнев – он был идеальным.       И он всегда возвращался.       …– Хэмиш. Имя для мальчика, если у вас будут дети.       И Шерлок чуть ли не впервые видит, как Джон злится. Он не злился за игру с Мориарти – Шерлок и сам признавал, пусть и только про себя, что перегнул тогда палку. Он не злился за бассейн – а ведь Шерлок до сих пор со страхом вспоминает этот эпизод, понимая, что из-за него Джон чуть не погиб. А сейчас ничего особенного не происходит. Кроме разве Этой Женщины…       Вспоминая поведения Джона и все его обиды-понарошку – Шерлок неожиданно поймал себя на понимании.       Ему тоже не нравилось, когда кто-то лезет туда, куда не звали.       Больше – ему не нравилось только беспокойство Джона по этому поводу. Как будто кто-то мог бы им помешать. Как будто кто-то действительно мог бы встать между ними. Как будто кто-то и вправду мог их разделить.       …– Ты, и правда, бездушная машина, Шерлок, – и, поворачиваясь спиной, Джон уходит.       Джон уходит, а Шерлок остаётся. На секунду ослепший и оглохший, ничего, кроме оглушающего сердцебиения, не слышащий. Всё-таки живой. Почти не заметивший странного удовлетворения в голосе Джона. Почти…       Эмоции – это такая странная штука. Набор химических реакций – и проявление души.       Невероятная сила – для Джона, человека очень на самом деле чувствительного, не смотря на всю свою разумность.       Слабость и уязвимость – для Шерлока, безумно их боящегося и просто не знающего, что с ними делать.       Если эмоциям поддавался Джон – он начинал поступать интуитивно правильно, выбирая единственно возможный вариант, который приводил к успеху. Не имея для этого выбора никаких предпосылок – просто чувствуя. Как тогда, в самом начале, когда бросился искать увезённого маньяком-таксистом Шерлока.       Если эмоциям поддавался Шерлок – он начинал бросаться из крайности в крайность, совершая ошибку за ошибкой. Он переставал видеть связи и знаки, упускал логику событий и неизменно приводил всё к краху. Как тогда, когда Джон оказался в бассейне в жилете смертника.       …– Пожалуйста, будь живым, – и губы болезненно поджимаются, а глаза темнеют.       Шерлок не слышит слов – он читает по губам. Он никогда не жаловался на зрение, во всех смыслах. Он видит мягкий песок, разбавленный нитями белого, мешки под глазами, опущенные плечи, усилившуюся хромоту. Он видит, что чистый ранее аквамарин стал будто ещё глубже и обзавёлся какими-то непонятными тенями, бродящими почти у поверхности…       Джон не просто верил в Шерлока. Он знал, что Шерлок может вывернуться. Из любой передряги.       Но – только если не поддастся эмоциям. Он мог не знать планов Шерлока – но он знал Шерлока.       Вот только сколь бы сильной не была вера – прыжок с крыши был для неё серьёзным испытанием.       Трудно верить вопреки всему – особенно когда в это самое «всё» входят твои академические знания, практический опыт и подсознательные страхи. Но Джон верил.       Пока мог.       …Он часто таскается на могилу. В последнее время особенно. И Шерлок – неизменный и неизвестный спутник Джона в каждом таком путешествии – видит, что ему всё хуже. Что всё ломанней – движения. Всё загнанней – взгляд. Он привычно наблюдает с расстояния десятка метров. И позволяет себе увлечься этими наблюдениями…       Чистые ботинки, чистые брюки, чистая рубашка, чистый свитер – будто Джон стремится ухватиться хотя бы за повседневность и рутину, лишь бы не утонуть в горе и сомнениях.       Подбородок гладко выбрит, но само лицо неприятное, оплывшее, неуловимо тоскливое – Джон открытый, у него что внутри, то и снаружи.       Стоит с трудом, опираясь на костыль – психосоматика прогрессирует и спасать от неё больше некому.       …увлечься настолько, что картинка в целом складывается, только когда Джон достаёт пистолет.       И Шерлок медлит – почти секунду, просто не способный принять то, что видит – и потому не успевает.       Джон не разменивается на долгие прощания. «Я люблю тебя» – и он просто стреляет...       ***       – Стой!...       Молоденькая медсестричка, ставящая капельницу, чуть не подпрыгивает от испуга.       Её пациент впервые за третьи сутки пришёл в себя. Кажется.       По крайней мере взгляд у него более-менее осмысленный.       Хотя, судя по тому как он сейчас смеётся…       Нет уж! Пусть с ним сначала родственники разбираются.       ***       – Ну-с, братец, может поделишься, что это ты опять учудил?       Майкрофт, как и всегда, безупречен.       В сшитом по фигуре деловом костюме и с неизменным зонтом, с которым он – по мнению Шерлока – не расстаётся даже в душе.       На службе «скромным членом британского правительства» – то есть, по факту, и являясь этим правительством.       В роли заботливого брата, озабоченного судьбой младшего, пошедшего по кривой дорожке.       Майкрофт, как и всегда, безупречен.       Вот только он тоже живой. И брата он любит. Такого молодого – двадцать лет, это и не возраст практически – такого гениального, но такого… дикого. Недоверчивого и почти одинокого.       Три дня шерлоковой комы дались ему не просто.       – Давай рассказывай.       Шерлок переводит на него взгляд – странный какой-то, наполненный почти сакральным знанием и одновременно очень тоскливый – и усмехается.       – Я впервые встретил Его в Бартсе…       ***       Майкрофт долго молчит. Он не знает, что сказать. То, что он сейчас услышал… меняет всё.       Нет, он не верит в то, что этот человек – Джон Ватсон – и вправду существует. Всё это бред гениального мозга. Но содержание этого бреда… говорит о многом. В частности: о том, что его брат – тоже живой человек. Который устал от одиночества. Который способен влюбиться и любить – что бы он сам об этом не думал. И это хорошо. Значит для его любимого и оберегаемого – пусть порой и чрезмерно – младшего братика есть вполне реальный шанс.       Но сейчас брат ждёт ответа, а значит подумать об этом лучше позже.       – Выбрось это из головы, Шерлок. Его не существует. Но… – он задумчиво покусывает нижнюю губу, как в детстве, – может расследования и правда станут твоим делом?       И вышел из палаты.       А Шерлок… а Шерлок смотрел на закрывшуюся за спиной Майкрофта дверь и думал, что брат, впервые на его памяти, ошибся.       Ибо разум – даже его разум – хоть и является самой совершенной из вычислительных машин, но, как и всякая машина, всё же имеет недостатки.       В частности, он – как и всякая машина – был не способен придумать ничего, что изначально не было бы заложено в программу. Хотя бы в виде возможности.       Кто программирует человеческий разум? Кто программировал разум Шерлока?       Бог знает. Кроме него-то и некому.       Но это не важно. Кто бы это ни был, он – спасибоспасибоспасибо! – допустил для ломано-изогнутого, нервического, усталого Шерлока существование этой аквамариного-песочной опоры, этого стойкого, правильного, цельного Джона.       И задача Шерлока теперь – не упустить это допущение.       И у него есть для этого такая подробная подсказка. И шанс.       Шанс на жизнь.       …

…

…

      – Афганистан или Ирак?