Идрис, Аликанте.
апрель 1890
Ветер крепчал. Вечер медленно перетекал в ночь, создавал нечто более зловещее и жуткое, чем он сам. Холодные порывы ветра, словно хлысты хлестали по голой коже, оставляя на ней невидимые алые шрамы. В напоминание о той ночи, когда все началось. Казалось, что тьма медленно оживала под чьей-то неумелой ладонью, расцветала словно цветок, оплетала по ногам и рукам невидимыми цепями и не хотела отпускать. Сознание разыгралось, даже желтовато-серый ведьмин огонь, не мог разогнать тьму. На мгновение она отступала, но тут же невидимыми струйками тумана, возвращалась назад. Расстилаясь под ногами словно кот, и стирая все границы между мирами. Аликанте последние месяцы просто кишел людьми. Скорое собрание давало о себе знать, и по вечерам, нельзя спокойно пройти по улицам, не наткнувшись на очередного нефелима, решившего покинуть предоставленный им дом и рассмотреть поближе улочки старинного города, в котором некоторые бывали всего пару раз. Масляный свет, исходящий от окружающих площадь домов, заставлял ее морщится от боли, и все ниже опускать чернильный капюшон. Тяжелая ткань давила на плечи, заставляла ее сгибать спину и не давала выпрямится, словно тяжкий груз. Площадь кишела людьми, словно адскими тварями, и все они были различны. Сумеречные охотники со всех концов света, собирались в Аликанте за пару дней до назначенного срока, и город словно оживал на пару часов. Шипение людских голосов, нестройный хор разговоров заставлял зажимать уши, и прятаться куда подальше от этого чертового места, лишь бы не слышать этой какофонии звуков. Мир оживал для всех, кроме нее. Она жила только в бою. Только тогда она была настоящей, когда охрипшим голосом выкрикивала имя ангела, в честь которого был назван клинок. Только тогда она по-настоящему оживала, когда в порыве истинной ярости, перерубала адскую тварь на две части. Она была живой, только когда была настоящим нефелимом. Молочные огни знакомых окон, она заметила еще издалека. Плотно задернутые занавески из тяжелой ткани, сейчас были неаккуратно затянуты где-то позади оконной рамы. Это всегда выводило ее из себя. Прохладная ладонь смыкается на потрескавшейся дверной ручки, и та недовольно скрипит, распахивая перед ней дверь. Делая шаг вперед, девушка захлопывает за собой дверь настолько громко, чтобы человек находящийся внутри, точно узнал о ее присутствии. Хотя он и без того это знает. Шаги эхом отлетают от стен и вылетают в распахнутые окна, теряясь в прохладной ночной тьме города. Она скидывает с себя тяжелый капюшон и делает резкий выпад вперед, не выпуская из ладони клинок серафима. Мало ли чего можно ожидать. Прохладный металл мгновенно нагревается от ее тела, а слабый свет ведьминого огня, отливает на нем медовыми бликами. Резкие слова вылетают в ее сторону, словно стрелы. Этот человек не стремиться ранить ее в сердце, только она почему-то всегда слепо то отрицала. -Где ты была, Кларисса? -Она вздрагивает, выступая на освещенную мраморным светом кухню, и щурится от света, словно долгое время провела в полнейшей темноте. Только все совсем иначе. От резкого тона этого человека, любой бы почувствовал себя виноватым, словно какой-то ребенок, только она уже давно не обращает внимания на это. -Ты отлично знаешь где я была.-Не уступая ему отвечает она, и только сейчас опускает клинок вниз, и тот со стеклянным звоном опускается на кухонный стол. Человек, с которым она разговаривала уже несколько минут, находился в тени помещения, но она все равно безошибочно определить того, кто перед ней находился. Во-первых потому что, никто не мог пробраться в защищенный дом, а во-вторых уже много лет, кроме их двоих здесь никого более не было. Она устало опускается на тяжелый деревянный стул, и откидывает голову назад. Можно подумать, что в этот момент девушка полностью расслабленна, только вот на деле она напряжена, словно струна. Она ждет, ждет его реакции на эти слова. -И что с того? -Холодно кидает он в ее сторону. Ладони ее собеседника сжаты в кулаки, а скулы кажется сейчас намного сильнее выделяются на его бледном лице.-Какого черта тебе надо от дитя Лилит, Кларисса? Какие дела могут быть у нефелима, с нежитью? Резкий стук, заставляет ее выпрямится и с презрением посмотреть на своего собеседника. Стул на котором тот некогда сидел, сейчас уже откинут в угол небольшой комнатки, которая служит им кухней, и теперь предмет тонет в непроглядной тьме. Девушка тихо вздыхает перед тем, как ответить на его вопрос и поднимается со своего места, подходя к собеседнику на неприлично близкое расстояние, только кажется никого из них это вовсе не смущает. -Это мои проблемы Джонатан, если я веду какие-то переговоры с магами, то это точно не должно касаться тебя, ты…-Эта фраза никогда пожалуй не будет закончена. Резкий выпад человека, приводит ее в негодование. По лицу скользит тень пренебрежение и удивления, которые мгновенно исчезают. Твердая ладонь прижимает ее к стене, цепляется острыми пальцами за горло с такой силой, что она чувствует насколько сильна его ярость. Он не заставляет себя долго ждать. -Что я? Хочешь сказать, что я всего лишь твой старший брат, который в свои двадцать и десятка демонов не убил? Хочешь сказать, что ты лучше меня знаешь, что нам надо делать, да? Кем ты себя возомнила? -Язвительный голос заставляет ее сглотнуть, она знает что с ним лучше не спорить, когда он в ярости. Себе дороже. Хватка ослабевает так же быстро, как и усилилась пару мгновений назад. В глазах горит алое пламя огня, а лицо напряжено. Она знает, что под всем этим скрывается недельная усталость и недосып, но сейчас Джонатан явно не настроен на спокойный разговор, поэтому она лишь молча подносит ладонь к горлу, и растирает покрасневшую кожу. -О тебе в газетах пишут.-Презрительно бросает он, и только сейчас взгляд девушки, падает на свежую газету, аккуратно сложенную на столе. Вполне в его духе. Даже в порыве ярости, он не может скомкать что-то, или разбить что-либо об стену. Она уже хочет ответить ему на это, очередной едкой шуточкой, да он успевает раньше.-Кларисса Моргенштерн. Золотой ребенок, на нее возложены все надежды Идриса.-Произносит он таким тоном словно пытается ударить побольнее своими словами. -Ты стала, совсем как тот смазливый сынок Лайтвудов, которого повесили им на шею. С кем поведешься, от того и наберешься.-По тону, каким сказаны эти слова, он явно не собирается продолжать этот бессмысленный разговор, да только теперь она сама не вправе оставлять все вот так. -Не впутывай сюда Джейса, Джонатан. Он тут совершенно не причем.-Резко кидает она, давая понять что на этой ноте разговор закончен, и в ярости вылетает из дома, с силой захлопнув за собой дверь. Ее путь, лежит в центр Аликанте. Не зря говорят, что все дороги ведут в Зал Собраний.