Увидимся

Сильные толчки снизу вверх. – Да, детка, да… Между разведённых ног немело, и не хватало дыхания выговорить «ещё», попросить, чтобы не останавливался. – Да!.. Да! Громче, с каждым разом сильнее и громче. Чёртова съехавшая с плеч цветастая юката сковывала движения. Не было сил прижаться, оставалось только хвататься за широкие плечи, чтобы не упасть. Где-то рядом что-то громко хлопнуло. – Долго вы там ещё? – Пошёл на хер! – первая попавшаяся под руку вещь ударила настырного извращенца точно по носу. И тут же Тошши кончил. Ещё пара-другая движений – и Гинтоки тоже с коротким стоном содрогнулся. Немного отдышавшись, он спустил ноги с бёдер Хиджикаты и начал приводить себя в порядок. – Чёртов Агоми, – пробормотал он, натягивая юкату на исцарапанные об стену плечи. – Наверняка всё это время просидел под дверью, извращенец. – Паако-ши… – Чего ещё? – недовольно обернулся уже направившийся было к двери Саката. – Паако-ши… можно, – Тошши замялся, привычно отводя взгляд, – можно я вас поцелую? – Чего? – застыл Гинтоки. – Ну, мы встречаемся… вы… вы моя девушка… а пары целуются, верно же? Саката ещё раз внимательно осмотрел себя на предмет пыли и царапин, стряхнул пару соринок с подола, недовольно поморщился от саднящей боли во всех местах и медленно подошёл к любовнику. Приподняв его за подбородок так, чтобы тот смотрел ему в глаза, хмыкнул. – Я тебе не девушка, придурок. В этом заведении вообще девушек не наблюдается. Так что я твой мужчина, понял? – Д-да, – тихо пролепетал Тошши, наивно моргая. – Вот же тормоз, – Саката поцеловал его, вжимая в стену, распластавшись по которой он сам совсем недавно стонал под напором такого робкого теперь любовника. – Саката-ши, – выдохнул тот, положив руки ему на плечи, и уже смелее ответил, втягиваясь в процесс. Они будто поменялись местами, и если бы не усталость и боль в заднице, Гинтоки отымел бы Хиджикату прямо здесь. Но пока что всё было хорошо и так. Он отстранился, открыв глаза и изучая замершего любовника. Тошши сейчас выглядел очень забавно и беззащитно. Этим и нравился. Конечно, его беспомощность в некоторых вопросах здорово бесила, но в остальном Тошши был куда приятнее того, другого Хиджикаты. – Ещё увидимся, – улыбнулся ему Саката. – Я очень надеюсь, – погрустнел тот, открыв глаза. – Увидимся, – уверенно заявил Гинтоки. – В противном случае я доведу замкома до белого каления, он выйдет из себя, и останешься только ты. – Тогда я приду, – Тошши робко обнял Сакату и нежно коснулся поцелуем царапины, выглядывающей из-под воротника юкаты. – Всё, хватит, – тот развернул его за плечи и подтолкнул к выходу из проулка. – Свободен. Тошши улыбнулся на прощание и ушёл, ссутулившись. Гинтоки с мгновение глядел ему вслед, после чего отвернулся и пошёл к чёрному входу бара Мадмуазель Сайго. Он боялся таких моментов. До чёрной паники, каждый раз с успехом подавляемой. Когда Тошши был с ним нежен и ласков, казалось, что можно влюбиться в него по-настоящему. Но в чувства парня, не брезгующего ничем ради денег, к забитому собственным сознанием отаку-шизофренику мог поверить только совсем больной на голову. К тому же, не было никаких гарантий, что Тошши вернется, что Хиджиката не разделается с ним окончательно, захватив контроль над телом. Гинтоки вошел в подсобку, остановился перед зеркалом, поправляя макияж. За крохотным столиком сидел надувшийся от обиды окама, прикладывающий компресс к разбитому носу. – Нельзя быть такой жестокой, Паако-мо! – прогнусавил он. – Я же тебя прикрываю, между прочим. Если Мама узнает, что ты шляешься по подворотням… – Тебе укоротить подбородок? – нахмурился Гинтоки. – Он тебе надоел? Решил сменить имидж? Так есть менее болезненные и более дешёвые способы изменить внешность! – Я ничего не имею против любви, пойми меня правильно. Но, милая, ты могла бы с ним встречаться в более удобное время. Это ведь пятый раз за полгода! – Это пятый раз, как я у вас вообще работаю за эти полгода, – отрезал Саката. – Не нравится – я пошёл. Танцевать в женских тряпках – удовольствие не из приятных. – Паако-мо, солнышко, не сердись, от этого морщины раньше времени появятся. Я ведь тебя не так просто искала, надо спуститься в зал, ты приглянулась клиенту, и он хочет угостить тебя. – Понятно, – помрачнел Гинтоки. – Учти, Агоми, если он будет меня лапать, то я сдерживаться не стану. – Азуми, придурок! Сколько можно повторять, меня зовут Азуми! Спустя несколько дней на улицах Эдо встретились Йорозуя и Шинсенгуми. Обменявшись дежурными: – Опять ты, бездельник! – И тебе доброго утра, Оогуши-кун. Береги нервы, а то скоро не сможешь со спокойной совестью просаживать деньги налогоплательщиков на майонез и девочек. У тебя ведь есть совесть, Оогуши-кун? – они разошлись. Хиджиката чертыхался из-за того, что в очередной раз не смог толком ответить Сакате – все слова будто разом выветривались из головы при виде чёртова ублюдка. Он даже отчего-то схватился вместо катаны за свою руку, словно удерживая её на месте. Гинтоки шёл, улыбаясь. Всего на секунду, но он увидел, как изменилось выражение глаз замкома. На душе стало светло и легко, словно он по-крупному выиграл в пачинко. Он же говорил, что они ещё увидятся. А Саката Гинтоки слово держит.