Broken souls

Сначала Беллами винит себя. За то, что это не он выстрелил в Данте Уоллеса, за то, что не сам дернул рычаг, за то, что не смог решить все один. До прихода Кларк. Затем он злится на нее. За то, что разделила с ним ответственность и за то, что не смогла нести на своих плечах этот груз. Потом он просто перестает что-либо чувствовать, только почему-то каждый вечер смотрит за ворота лагеря, на кромку леса, пытаясь разглядеть там одинокую фигуру. Иногда Кейн приносит ему новости о Кларк. Он часто ездит в Полис, к землянам, и каждый раз, возвращаясь, рассказывает Беллами, где видели Кларк. Почему-то именно ему, не Эбби. Беллами наносит перемещения Кларк на карту и уже через несколько месяцев начинает понимать траекторию ее движения. Логики он не понимает, но Кларк явно обходит лагерь Джаха по дуге. Когда сходит снег, Беллами простраивает ее маршрут от последней точки и собирает вещи. Его никто не останавливает. Он находит ее там, где и ожидал, — на берегу реки. Странно, но Кларк возвращается к окрестностям Везер, будто ее что-то тянет сюда, не отпуская, не позволяя уйти насовсем. Она смотрит на его новую одежду и автомат (спасибо базам ВВС США и феноменальной памяти Маркуса Кейна), теплые сапоги на меху (за это стоит благодарить Линкольна) и презрительно кривится. Сама Кларк кутается в плохо выделанную медвежью шкуру. На лице у нее застарелая грязь, костяшки пальцев сбиты в кровь, а ладони покрыты мозолями. — Тебе пора домой, — говорит Беллами, сглатывая. Почему-то ему становится стыдно и за автомат, и за новую теплую одежду. — У меня нет дома. И в лагере мне нечего делать. А тебе нечего делать здесь. — Голос у нее хриплый, как будто она не говорила много дней. Хотя, наверное, так и есть, думает Беллами, не с деревьями же ей говорить? — Кларк! — Он повышает голос и делает шаг к ней. Кларк отступает, выдерживая дистанцию, словно боясь чем-то заразить. — Я стала смертью, понимаешь? — почти выкрикивает она. Беллами подходит к ней вплотную и проводит кончиками пальцев по ее щеке. Она совершенна беззащитна сейчас, и вся ее напускная воинственность — не более чем маска. — Я стал смертью вместе с тобой, — тихо говорит он и касается губами ее губ. Кларк не отвечает, но и не отстраняется, оставаясь неподвижной, словно мраморная статуя, которую Беллами видел в Полисе у землян. Он разводит костер прямо на берегу, молча забирает у Кларк медвежью шкуру и начинает раздевать. Кларк не сопротивляется, уставившись на огонь. Беллами раздевается сам, берет ее за руку и заходит с ней в реку. Вода ледяная. Беллами смывает копоть с лица и тела Кларк. Стирает с плеч запах дыма, а с ладоней вкус крови. Вычищает из-под ногтей въевшуюся за зиму грязь. Выведя ее на берег, он мягко подталкивает Кларк к костру, укутывает в собственное шерстяное одеяло и все бормочет: «Сейчас будет лучше, потерпи, сейчас будет лучше». Кларк бьет крупная дрожь, но ее взгляд остается равнодушным. Беллами становится перед ней на колени, растирает ладони и ступни, нежно целует запястья там, где бьется пульс. — Сейчас ты согреешься, — говорит он, ощущая спиной жар костра. — Еще чуть-чуть. Он знает, что терзающий ее холод исходит вовсе не от воды, а откуда-то изнутри, оттуда, куда он не сможет проникнуть, если она его не впустит. Кларк похожа на мертвеца. Пусть она и выглядит живой, она не живее тех, кого они убили на Везер. Она молча смотрит на него, сочувственно улыбаясь: так улыбаются безнадежно больным и собакам, которых ведут усыплять. Беллами расстилает у костра медвежью шкуру, кладет поверх второе одеяло и тянет на это ложе Кларк. Он нависает над ней, почти касаясь грудью, и целует. У Кларк обветренные губы, в уголках рта корочка из запекшейся крови. Но это не имеет сейчас значения. Он целует ее мягко, едва обозначая свои намерения, и аккуратно проникает глубже, захватывая в плен ее язык. Он ловит ртом ровное дыхание Кларк и клянется себе, что заставит его сбиться. Заставит ее ожить. Беллами целует ее шею и ключицу, скользит ладонью по левой груди, едва задевает сосок и останавливается на несколько секунд под сердцем, вслушиваясь в его биение. Он опускает ладонь ниже и касается Кларк между покорно разведенных ног. Она совершенно сухая и едва теплая, на миг Беллами кажется, что под ним в самом деле лежит мертвец, и внутри неожиданно просыпается старая злость. Склонившись над ней, он обеими руками разводит ее бедра шире и нащупывает языком клитор, обводит вход влагалища, обильно смачивая его слюной, затем проталкивает внутрь сразу два пальца. Кларк ощутимо вздрагивает, но Беллами не обращает на это внимания. Его цель — заставить ее стонать, и для него сейчас почти нет разницы, будет ли она стонать от боли или от удовольствия. Что-то ломается внутри нее, когда Беллами, вынув пальцы, входит в нее сам. Кларк сдавленно стонет, непроизвольно сдавливая коленями его бока и судорожно вцепляясь пальцами в плечи. Боль подхлестывает его, возбуждая и заставляя двигаться быстрее, и в какой-то момент он понимает, что она мокрая уже вовсе не от его слюны. Он кончает и доводит ее пальцами, удовлетворенно ловя губами беспорядочные стоны. Когда все заканчивается, она обнимает его, прижимаясь разгоряченным телом и тяжело вздымающейся грудью, ее сердце бьется под его ладонью заполошной птицей, и Беллам гладит ее по волосам и спине, пока Кларк плачет у него на плече. Она больше не кажется ему мертвой.