Бумажная бабочка

Она уже давно не чувствует боли. Ни физической, ни душевной. Она привыкла существовать только ради него. Только этот человек заставлял её дышать, мыслить, двигаться вперед. Если бы не он, то девушка, наверняка, уже давно, наложила бы на себя руки. А так, она хотя бы чувствовала себя нужной. Дождь бьет по крыше небоскреба, с которого открывается вид на всю деревню, льет по его стенам ручьями. Девушка сидит на выступе и сжимает пальцами скользкий и холодный бетон. Откинувшись немного назад, она смотрит наверх и видит как огромные капли стремительно падают вниз, ударяясь о ее лицо и медленно, лениво стекают по щекам, скулам, шее, проникая под одежду и заставляя ощущать этот холод всем телом. Она привыкла и к дождю, но не смирилась с ним. И в начале каждой недели куноичи уже ждала её окончания. Ведь по воскресеньям человек, ради которого она жила, прекращал вечный дождь в память о Яхико. — Яхико, — прошептала девушка в небо, закрывая глаза. Она не часто слышала его имя, и редко имела возможность произносить его, не доставляя боли своему другу. Он, без того измотанный статуей, постоянно вспоминал прошлое, не давая ни одному моменту померкнуть в сознании. Он ежеминутно терзал себя мыслями о том, что Яхико мог остаться в живых, строил сотни вариантов развития событий, но все равно возвращался в страшную, серую реальность, где друга уже давно не было. Тогда он нашел только один способ вернуть его к жизни. На плечо девушки легла тяжелая мужская рука, собравшая из черной ткани плаща множество складок. Куноичи медленно открывала глаза, представляя лицо, которое перед ней окажется. Огненно-рыжие волосы, правильное лицо с выделяющимися скулами и острым подбородком, проколотые пирсингом губа, нос, уши… И эти глаза с узором водной ряби, риннеган, всегда вселявшие в неё страх. Куноичи смотрит прямо на него, будто ожидая что его глаза приобретут былой карий оттенок, пирсинг исчезнет, а каменное лицо наконец снова расплывется в улыбке. Но она знает что этого не произойдет, а потому и остается в той же равнодушной маске, которая надежно приросла к лицу. — Конан, — с губ Пейна срывается имя девушки. — Да, Нагато, — отвечает она, напрягаясь, ожидая новых указаний. Но их не последовало. Рыжеволосый парень молча рассматривал её лицо, и если Нагато казалось, что ему удается изобразить эмоции на лице Пути Бога, то Конан, как и прежде, видела лишь каменное изваяние. Ей грело душу осознание того, что частичка Яхико рядом с ней, но и одновременно она отождествляла это тело со своим живым другом, понимая, что это лишь марионетка в умелых руках. Пейн опустился рядом с ней на бетон. Девушка тяжело вздохнула и положила голову на его плечо: — Сейчас я больше всего на свете хотела бы забыть что ты не Яхико, — хрипло говорила куноичи, а её посиневшие губы дрожали от холода. — Забудь, — голос Пейна смягчился, он уже не был таким грубым и приказным, как до этого. Парень взял её руку, но почувствовал, как что-то щекочет его ладонь. Он разжал её и оттуда выползла небольшая бумажная бабочка. Она несмело взмахнула крыльями, но взлететь так и не смогла. — Она как я, — продолжала шептать Конан, — дождь этой страны убивает её тонкие бумажные крылья, превращая всю эту красоту и силу в мокрые, никому не нужные клочки. Ты всегда мечтал прекратить его. Тогда бы мы втроем принесли мир этой плаксивой земле. — Мы на пути к миру, — ответил Пейн, вглядываясь в бумажную поделку. — Мы на пути к хаосу и ты сам это знаешь. Рыжеволосый парень несмело накрыл бабочку ладонью, пытаясь защитить её от тяжелых капель, которые не переставая, покрывали Амегакуре. Но вдруг он понял, что может сделать гораздо больше, сложив лишь несколько печатей. Дождь прекратился и обыкновенно серое небо стало понемногу покрываться лазурным цветом. Вышло солнце. Конан улыбнулась лишь одним уголком сомкнутых губ, показывая насколько она рада приходу света. Она сидела в том же положении, и не сводила глаз со своего творения. Бумага начала высыхать, и крылья, становясь волнистыми от вытянувшей их воды, застывали в неловком положении. Крохотным лапкам теперь было легче держаться, но что-то все равно оставалось не так. Несмотря на то, что бабочка оказалась изрядно потрепана, ей всё же удалось взлететь. Не успела она до конца взмахнуть крыльями, как порыв ветра подхватил её, унося все выше. Последняя капля, исчезающей в ясном небе тучи, стремительно летела на землю. Она ударила точно в тонкое тельце поделки, вновь утяжеляя её, пропитывая водой и беспощадно разрывая пополам. Крылья бабочки медленно падали, крутясь в воздухе и пролетая мимо Конан и Пейна. Куноичи с горечью проводила их взглядом и произнесла: — Мы достигли хаоса. И даже мир уже не сможет спасти меня от этой боли, — её тело начало слоиться тысячами бумажных листов, разлетающихся по ветру, — потому что я и есть боль.