Мелодия гитары

             Вырисовывая на полях тетради всякие закорючки и звёздочки, Альфред старательно делал вид, что ему вовсе не скучно уже второй час сидеть в кабинете алгебры под надзором строгого учителя. Хорошо хоть, что нотации кончились полтора часа назад, иначе мозг американца уже давно бы закипел. Ну подумаешь, чуть не поджёг кабинет химии из-за простого — научного! — эксперимента? Всего-то йод и алюминий с водой смешал¹… Никто же не пострадал, в конце концов! Разве что учитель, кажется, поседел немного от такого сюрприза.       Джонс был наказан за опасный химический эксперимент, однако своей вины в этом никак не чувствовал. Его одноклассникам пришёлся по вкусу такой необычный срыв урока нелюбимой химии, что они простили парню угрозу их здоровью. Кто-то отшутился про новогодние фейерверки, кто-то про добычу огня без спичек, кто-то просто похлопал Альфреду за красивое представление. Но вот влетело американцу по-крупному: ему пришлось остаться после уроков и выслушивать жалобы и поучительные высказывания заместителя директора, а по совместительству и учителя алгебры и геометрии. А что может быть хуже этого — сидеть перед учителем в полнейшей тишине, слушать, как он разбирается с бумагами, и не иметь даже шанса нормально устроиться на парте, потому что он тут же сделает тебе замечание?       - Можно мне выйти? — не выдерживает, наконец Джонс. Ноги затекли из-за длительного сидения, их необходимо было немного размять.       И заодно свалить куда-нибудь в другое крыло, подальше от этого кабинета.       - Куда? — даже не поднимая головы интересуется зам, выставляя кому-то оценку за очередную самостоятельную работу.       - В открытый космос, — шипит сквозь зубы Альфред, заметно напрягаясь. Серьёзно, куда ещё можно выйти, находясь в школе?!       Несколько секунд математик пристально смотрел на подростка — однако тот в ответ просто прожигал взглядом голубых глаз, — и всё же произнёс заветное «можешь выйти». Блондин не стал мешкать и тут же поднялся, на негнущихся ногах вышел из ненавистного кабинета и направился в дальнее крыло младшей школы.       Спускаясь по лестнице, ведущей на второй этаж, Ал сладостно выдохнул. Воздух в коридорах был прохладнее, чем в кабинете, приятно охлаждал кожу и снимал напряжение. Ноги стали слушаться, но левая ещё неприятно покалывала, стоило парню наступить на неё. Это доставляло дискомфорт, но всё же лучше, чем тупое сидение на месте, считал американец и улыбался своим мыслям. «Сейчас уйду в противоположный конец школы, спрячусь там, и пусть потреплет себе нервы, пока ищет меня!» — Джонс спустился на второй этаж и прошествовал по широкому коридору, ведущему в сторону младшего крыла. По пути мелькали различные кабинеты, на стенах красовались огромные фотографии 10 «А» класса — одного из самых активный классов во всей школе. Чуть ли не каждую неделю ребята уезжают на разнообразные внешкольные мероприятия, принося с собой фотографии и награды, которыми украшали свой кабинет и многие стены школы. Альфред не очень любил этот класс из-за такой активности, однако там учился один парень, с которым ему очень хотелось познакомиться.       Его звали Феличиано Варгас, среднего роста шатен с тёплыми карамельными глазами. Он переехал в Америку из Италии и был очень общительным, но, в то же время, очень тихим и скромным. На фотографиях итальянец часто находился в компании своих друзей-одноклассников, выглядел радостным и довольным, но в реальной школьной жизни он придерживался лишь троих: своего брата Ловино, знаменитого своим грубым нравом и сильным характером, японца Кику Хонды и германца Людвига Байльшмидта. Последние двое являлись его одноклассниками, а вот брат соизволил идти в параллельный класс к Альфреду и учиться отдельно от родственника. И всё же, это нисколько не повлияло на их отношения — братья Варгасы часто общались на переменах или в школьной столовой, и Феличиано выглядел немного зажатым и неуверенным в себе.       Альфред поражался тому, насколько эти двое — Феличиано на групповых снимках и Феличиано в повседневной жизни — разные люди. Один из них весёлый, яркий, такой тёплый и необыкновенный, а другой… Другой был чуть тише, более робкий и спокойный, не такой активный, но… но…       Он тоже был яркий и тёплый.       Феличиано…       Лучик солнца в непроглядной тьме повседневной жизни.       Изучив все фото в коридоре, Джонс свернул в другой — более узкий и длинный. Теперь вместо фотографий в рамках красовались герои из сказок, дающие мудрые советы. Возможно, не все дети поймут их, а вот взрослых они заставят задуматься. Надолго. Поэтому американец не стал обращать на них внимания и просто спокойно прошагал помещение из одного угла в другой и начал спуск по лестнице. Едва не врезался в библиотекаршу, несущую старые книги в какой-то кабинет, вежливо извинился и спешно удалился в сторону столовой. В это время она уже не работала, к несчастью для Альфреда. Он ничего не ел с двенадцати часов утра, а сейчас было около шести вечера — живот отозвался долгим и протяжным урчанием, намекая своему хозяину съесть хоть что-нибудь. Но, видимо, не судьба, и парень двинулся дальше, направляясь к главному холлу. В конце коридора было разветвление: если бы Ал пошёл налево, то очутился в самом холле на виду у охранника и нескольких камер видеонаблюдения; а если бы свернул направо, то смог подняться по лестнице к кабинету музыки и актовому залу. Мысленно выбрав второй путь, американец тихо скользнул к лестнице, в широких окнах приметив знакомый силуэт учителя, идущего к другому концу холла.       Быстро поднявшись по длинной лестнице, Джонс спрятался за низкой стеной-ограждением, сев на колени. Пришлось приводить в порядок дыхание и ускорившийся ритм сердца, ведь он едва не попался на глаза заму и жутко разнервничался. Гул в ушах мешал слышать происходящее, но то, что учителя окликнули и начали с ним какую-то беседу, блондин слышал явно. И звук двух пар удаляющихся шагов настолько снял всё напряжение Альфреда, что тот облегчённо выдохнул и поднялся с колен, оттряхивая чуть испачкавшиеся джинсы. Всё, зам с кем-то ушёл, а значит поиски американца ненадолго откладываются.       И тут до слуха парня донеслась тихая мелодия и чей-то напевный голос. Музыка шла из актового зала, дверь в которой была чуть приоткрыта. Играли явно на гитаре, но кто? И разве зал не должен пустовать в это время? Даже не пытаясь побороть любопытство, а просто поддавшись ему, Ал подошёл к двери и заглянул в неё, осматривая зал и пытаясь найти играющего. Сидя на сцене и держа в руках красивую медовую гитару, ловко перебирал струны сам… Феличиано! Удивление американца было сильным, ведь он даже не знал, что Варгас умеет играть на музыкальных инструментах.       Итальянец не только умел, но и любил играть на гитаре. Нежно и осторожно перебирать жёсткие струны мягкими пальцами, зажимать лады с нужной силой, извлекать красивейшие мелодии любых тональностей и любой сложности… Это было невероятно для него. Феличиано музыка всегда будет напоминать о его детстве, о всех моментах жизни, через которые он прошёл. Это была музыка его тела, его души, звонкая, яркая, но немножко приглушённая. Как он сам. Такой же весёлый, забавный, но прижатый проблемами и давлением на него. Цветок, который стесняется раскрыть свои лепестки, ведь вокруг него были растения куда лучше и краше.       Он просто…       Не считал себя особенным?       Он — парнишка-музыкант, который одновременно видит внутренним взором аккорды, ноты и паузы, контролирует силу нажима на инструмент, синхронизирует мелодию с текстом и выдерживает при этом стиль — не особенный? Варгас — играющий так прекрасно и нежно, так мелодично и звонко, так приглушённо, что сладко щемит сердце, — не особенный?       Альфред понимал, что та мелодия, выходящая из-под умелых рук Феличиано и заливающая собой огромный просторный зал, рассказывает о чём-то тревожном и грустном. Она отдавала какой-то горечью, какой-то неизведанной человеку тоской. Ожидание тонкой леской сжимало сердце Джонса. И вот шатен глубоко вдохнул, сильнее выпрямил спину и чуть приглушил звук, готовясь петь куплет. Американец затаил дыхание, чтобы не пропустить ни единого звука. - Это присказка, а не сказка, На войне горе воет волком. Слово «лирика» здесь опасно, Тот, кто ноет, живёт недолго. Дан приказ — он оборонялся, В темноту по тебе стреляя. По горам ты за ним гонялся, По себе его вычисляя: Те же жесты, одни привычки. Боже, может и вправду братья! Не убить — самому не выжить. Ох прийти, расспросить бы батю… А в прицеле дрожало небо, Слез не пряча. И бой был долгим. Жаль, что он тебе другом не был. Ты сильнее. И слава Богу…       Невесомые звуки разливались по всему залу, обволакивали пространство и каждую клеточку тела, и Варгас сладостно прикрыл глаза. Только он, его медовая гитара и эта мелодия — весь остальной мир просто не существовал, не мог существовать в эти мгновения. Полностью сосредоточившись на игре, шатен даже не заметил, как его губы расплылись в печальной улыбке, а в глазах собрались слёзы. Замерев на несколько секунд, итальянец поменял положение рук и снова ударил по струнам, подбирая красивые аккорды и продолжая петь. Бархатный голос Феличиано вновь зазвучал наравне с музыкой. - И вместо молитв к небесам посылаешь последний патрон — На память о том, кто был честен и смел, но назвался врагом. Ну вот и закончилась песня, и в общем — закончился бой. Ну что же ты грустен, приятель, теперь твоя правда с тобой… Враг навсегда остаётся врагом, Не дели с ним хлеб, не зови его в дом. Даже если пока воздух миром запах, Он, хотя и спокойный, но всё-таки враг. Если он, как и ты, не пропил свою честь, Враг не может быть бывшим, он будет и есть. Будь же верен прицел, и не дрогни рука, Ты погибнешь когда пожалеешь врага…       Мелодия подходит к концу, звучат последние ноты, последние аккорды. Руки парня плавно проводят по струнам и замирают, Варгас несколько секунд смотрит в стену перед собой, вслушиваясь в тишину, так резко заполнившую собой зал. Только мягкое биение сердца да тихое дыхание юноши хоть как-то разбивают сложившуюся тишь. Джонс неотрывно смотрит на Феличиано, закрыв глаза и пытаясь воспроизвести игру и голос парня в своей голове. И, в какой-то момент, теряя связь с реальностью, американец надавливает на вторую дверь слишком сильно и та жалобно скрипит. И этот звук, непозволительно-резкий, выдаёт его с головой: шатен удивлённо смотрит на дверь.       - Хм, привет? — неуверенно спрашивает Варгас, едва улыбаясь. — Входи, не стой там.       Джонс жутко смущается, однако послушно заходит в зал и закрывает за собой дверь, неуютно сжимаясь под взглядом итальянца. Надо же, так попасть из-за неосторожности.       - Прости, что подслушивал… — Альфред отводит взгляд в сторону и неловко чешет затылок.       - Ничего страшного, это пустяки! — улыбается Феличиано, кивая на сиденья. — Присаживайся, я буду играть ещё, если тебе понравилось.       - Просто… Как у тебя выходит играть так… так… что у меня всё внутри просто замирает от восхищения? Это очень красиво.       - Гауптман² говорил: «Всякая музыка идёт от сердца и должна вновь дой­ти до сердца». Нужно играть, играть каждый день, каждый вечер и каждую ночь, играть так долго, как только сможешь. И только тогда ты научишься играть о том, что у тебя в душе, о том, что ты чувствуешь.       Альфред снял одно из кресел в конце актового зала, поставил его перед сценой и присел напротив итальянца, настраивавшего гитару. Сейчас, сосредоточившись на своём инструменте, шатен выглядел очень красиво. Альфред невольно улыбнулся, когда Феличиано чуть нахмурился, поправляя колки и проверяя звук, а после усмехнулся проделанной работе. Подняв голову и столкнувшись с небесными глазами своего ровесника, Варгас усмехнулся и устроился поудобнее:       - Знаешь группу «Мёртвый художник»? — получив в ответ кивок, шатен продолжил: — Отлично, тогда подпевай, если помнишь слова!       И снова начиная брать аккорды невиданной красоты, итальянец играл неторопливую мелодию, разливающуюся по залу. Американец встрепенулся, ведь песня, мелодию которой тихо наигрывал Варгас, была его самой-самой любимой. Куда бы Джонс ни пошёл, эта песня играла у него в наушниках, он прослушивал её десятки раз за день. И, дождавшись начала куплета, неуверенно запел: - Мне нравится быть героем повести, Думать о вечном, глядя в окно, Красиво страдать и не подпускать К себе никогда никого… Но любовь, этот пёс, этот раненый зверь В моё сердце войдёт через тайную дверь. Жаль что в мире так мало настоящих людей…       Замолчав на мгновения, блондин получил восхищённый взгляд Феличиано и его красивую улыбку. Кивнув ему, шатен переставил пальцы на ладах, играя мелодию для припева. Мелодичные мотивы успокаивали и пробуждали приятные, но такие далёкие и нежные воспоминания. Звуки вливались в гармоничную песню, обволакивавшую все пространство. Он играл, полностью отдавая себя композиции, и его единственной мыслью была песня, даже эмоции отдавались во власть завораживающей мелодии… И юноша негромко запел, вступая в музыку после Альфреда: - Жаль что в мире так мало настоящих людей… И пусть весь мир уйдёт на дно за Атлантидой, Мы будем всё равно нитью единой. И пусть сойдут снега ледяной лавиной, Мы будем всё равно нитью единой…       И на этой ноте всё мгновенно оборвалось: дверь в актовый зал открылась и в дверном проёме показался заместитель директора. Кинув строгий на Джонса, математик скрестил руки на груди и нахмурился.       - Мистер Джонс, я ищу Вас уже на протяжении пятнадцати минут. Вы ничего не хотите мне сказать?       - Лучше искать надо было, что ещё, — раздражённо прошипел блондин, демонстративно отворачиваясь.       Варгас отложил гитару в сторону и слез со сцены, подходя к учителю и на ходу придумывая спасение для товарища:       - Это я позвал его сюда. Он не виноват.       - А Вы знали, что он наказан за опасные эксперименты в кабинете химии, мистер Варгас? — стальным голосом осведомился зам. Феличиано чуть сжался под пристальным взглядом.       - Знал. Я осознанно шёл на риск.       - Прошу меня извинить, — нагло вмешался Альфред, — Но моё наказание кончилось пять минут назад, когда часы показали шесть вечера. Я могу быть свободен, и Вы не имеете права меня задерживать, — блондин усмехнулся, когда заметил, как нервно дрожат руки и как вздымается напряжённая грудь учителя.       - Можете быть свободны, Джонс, — процедил сквозь зубы зам и удалился из зала, оставляя двух старшеклассников наедине.       И те беззаботно рассмеялись, глядя друг на друга.       - Спасибо, что прикрыл меня. Не стоило, конечно, но я твой должник! — Альфред улыбнулся новому другу, и сердце предательски ёкнуло, когда итальянец ответил на это улыбку.       - Не за что, я рад помочь. Кстати, я до сих пор не представился. Меня зовут Феличиано Варгас, — шатен бережно убирал гитару в бархатный чехол для неё.       - Альфред Джонс, можно просто Ал. Раз знакомству. Не хочешь кофе? Я могу угостить тебя, тут неподалёку есть круглосуточное кафе.       - Ты не обязан… — начал было Феличиано, но блондин замахал руками и прервал его.       - Должен же я хоть как-то тебе отплатить? — усмехнулся Джонс, наблюдая за опешившим другом.       - Ну ладно. Тогда… идём? — итальянец надел чехол на спину и улыбнулся.       - Конечно! — весело отозвался Альфред и, схватив Варгаса за руку, радостно побежал к выходу из зала вместе с ним.       И, если присмотреться, то можно заметить, что ему ужасно приятно держать ладонь Феличиано в своей.