Золотая жрица

Танцуя для него, О-Куни вьётся дикой лозой в такт лёгким напевам бивы. — Моё сердце так бьётся, когда ты рядом, — выдыхает она, — мой сильный, мой храбрый. Сакону нравится лесть в её голосе, нравится миловидное личико, нравится мягкая тяжёлая грудь под дорогой тканью одежд. Тонкая веточка сакуры в розовых шелках лепестков, она покладисто опускается ему в руки; неожиданный приз, выигранный у Амэ-но Удзумэ. — Ты со всеми так разговариваешь? — с ухмылкой спрашивает он. Купить её чувства до смешного просто: туго набитый кошель, брошенный к изящным маленьким ножкам, оказывается ключом к благосклонности танцующей жрицы. О-Куни двигается медленно, и на руках её, звеня негромко, вторят тонкому смеху золотые браслеты. Монетки подрагивают, когда она делает шаг вперёд и прижимается, дурманяще пахнущая пудрой и благовониями. Длинные шпильки в собранных волосах переливаются неверным блеском рубинов и опалов; длинные шпильки Сакон преподносит ей на шёлковой подушечке и срывает куш, стоящий всех тех денег, что он потратил. Губы О-Куни, полные и карминово-алые, прижимаются к его губам. — Только с тобой, любовь моя. Единственная любовь О-Куни — золото, но Сакон лишь улыбается и тянет жрицу на себя. Раздеваясь для него неторопливо, О-Куни извивается в танце; золотая дева, она усыпана каменьями и драгоценностями. Сакон посвящает ей победы и песни, и О-Куни щедро одаряет его собой. Она прижимается к нему горячо; сквозь расшитый розовыми пионами шёлк её цюньчаня Сакон чувствует, как приятно упруги округлые бёдра, он оглаживает их с несдержанной жадностью, задирает юбки. Внутри она влажна и узка, нестерпимо горяча; направляя его плоть, О-Куни стонет в голос и выгибается, упирается ладонями в плечи, двигаясь неспешно и плавно. — Сколько же мужчин побывало в тебе? — глухо рычит Сакон, целуя покатые плечи, сжимая тяжёлые груди ладонями. В тусклом пламени ламп кожа О-Куни, умащенная маслом, кажется окаченной бронзой. Безымянный ронин, он не достоин и беглого взгляда; богатый генерал, он ставит её на колени и трахает, зажимая рот грубыми пальцами. О-Куни дрожит от удовольствия и кончает раз за разом, мечась под ним, и Сакон не отказывает себе в удовольствии вновь и вновь брать её, за каждый оргазм расплачиваясь невесомыми ожерельями, серебряными гребнями, алыми шелками. Она сидит на его коленях; гордая, опьянённая богатствами богиня продаёт себя за дивные кольца, черепаховые шпильки, изумрудные серьги – больше всего на свете О-Куни любит изумруды, и Сакон балует её, исполняя капризные желания. Она следует за ним рубиново-алым солнцем, бриллиантовой луной, но любовь её скоротечнее жизни мотылька, бьющегося крыльями о раскалённое стекло ламп. Когда Дунь Чжо манит её унизанными кольцами пальцами, глаза О-Куни сверкают маслянисто и взбудоражено. — Я не хочу больше твоих подарков. — Говорит она Сакону. Сакон смотрит на неё непонимающе: теперь, когда Орочи пал, перед ним раскрыты все двери, но О-Куни решает всё по-своему. — Что ты будешь делать теперь, оставшись без господина? Ведь у тебя нет денег, нет имени, — она перебирает пальцами нанизанные на браслет монетки и улыбается. — Ты хороший человек, Сакон, но я не хочу вновь оказаться нищей жрицей бедного храма. Улыбаясь, Сакон притягивает её к себе и целует напомаженные губы; очерченные густо, они горчат под языком. — Не волнуйся, моя драгоценная богиня, — он гладит О-Куни по волосам, сажая к себе на колени, — я отпущу тебя с миром. Любя её последний раз, Сакон смотрит в гладкое белое личико и жалеет, что почти влюбился в эти красивые глаза. Купить любовь О-Куни оказывается так просто – но кто говорит, что столь же просто её удержать?..