Часть 1
20 сентября 2012 г. в 01:13
"- Я всего лишь помогаю ему раздеться", - говорит себе Селина, а ослабевшие пальцы в толстых перчатках никак не могут подцепить воротник долбаного супергеройского костюма. Еще и волосы закрывают молнию, отвлекают - завились крупными волнами, промокнув на летящем снегу.
Костюм спасает ему жизнь и поэтому много толще пошлого трико. Брюки неимоверного размера и такое же пальто лежат кучей на полу. Она бы смеялась над ним, пока они спешили переулками, бросив слишком заметный бэтцикл, но ей почему-то не хотелось.
Брюс сидит спиной к ней на жесткой мотельной кровати. Один двухместный, последний - радостно встретила их хозяйка. Снаружи давно стемнело, и в окна колотит не то мокрый снег, не то первый мартовский дождь.
Молния все не слушается, и Селина со злостью стягивает тугие, до локтей, перчатки и швыряет на пол.
- Ты такой беспомощный, наверняка завел себе кого-нибудь, чтобы помогал одеваться? - выплевывает она совсем рядом с его затылком, наклонившись над черным на черном замком.
Он чуть передергивает плечами.
- Завел, и даже написал на него завещание.
Она хмыкает.
- Богачи.
Язычок наконец поддается, и она ведет его вниз, до талии.
Под костюмом неожиданно не кожа, а темная футболка.
Она в каком-то полусне наблюдает, как он стягивает комбинезон вперед, с трудом вытаскивая правую руку.
Тяжелый материал настолько же идеально выглядит в движении, насколько сейчас нелепо непослушен.
У футболки длинные рукава.
За правой следует левая, он привстает, и Селина рывком поднимается с постели, отворачивается к окну и начинает торопливо расстегивать длинное пальто.
Будь у нее выбор, никогда бы не надела такой ужас.
Ночные стекла - обратные зеркала. Почему ей так неловко?
- Нужна помощь?
- Пожалуй, - говорит она и оборачивается на голос.
И зависает.
- Селина? - сейчас меньше иронии и больше тревоги, но ей все равно. Она не может перестать.
Смотреть на Брюса Уэйна в простой футболке и боксерах, на спутанные влажные волосы, на расплывающийся за челюстью синяк, на живого, настоящего Брюса.
Он мягко поднимается и сам, чуть прихрамывая, проходит два шага, их разделявшие.
На ее костюме молния - под подбородком.
Он берется одной рукой за воротник - она едва не вздрагивает, почувствовав горлом горячие пальцы, второй - за собачку, и медленно тянет вниз.
Молния заканчивается чуть ниже пупка.
Под черной кожей на Селине такая же футболка.
Брюс тихо смеется.
- Надо же, ты носишь костюм не на кружевное белье.
- Меньше порнухи смотри, - огрызается она, и сейчас бы наброситься на него, содрать лишнее, свести с ума, но зревшая с утра и подкатившая наконец истерика имеет свои планы на ближайшее будущее.
Ее наконец прорывает.
Почти ломая ногти, она выдирает из рукавов руки, чувствуя его удивленно-растерянный взгляд, и бросается ему на шею, как девчонка.
- Ты жив, - бормочет она между всхлипами, - я думала, что убила тебя, я так долго думала...
Ее сжимают в объятиях, без паузы - без раздумий, просто держат крепко, скупо поглаживая по спине. "Надежные руки" - думает она и заходится смехом-рыданием еще и поэтому.
- Живее всех живых, и я сам виноват - слышится над ухом, и она бормочет - прости, прости, прости - так неразборчиво, что ответ не нужен.
Она так и висит на нем, встав на цыпочки и уткнувшись лицом в уже мокрое от ее слез твердое плечо, пока он не проходит два шага к кровати.
Так и садится - с ней на коленях, покачивается, баюкая, словно ребенка.
И это ее отрезвляет.
Она отрывает голову от такого надежного плеча и долго смотрит в глаза сверху вниз, прикусив еще дрожащую губу.
А потом наклоняется.
Первое касание губ выходит естественным, как дыхание. Потом она набрасывается, потому что не умеет по-другому, и терпит поражение.
- Не торопись. Времени много, - шепчет он ей на ухо и целует теперь уже сам.
Ласково.
Изучающе.
Жадно.
Это скоро слишком, и она отталкивает его, глотая воздух.
- Прости. Я изголодался по жизни, - шепчет он каким-то совершенно невозможным на два тона ниже голосом, и глаза его горят.
- Черт возьми, только не извиняйся!
Больше в эту ночь они не говорят ни слова.
Да здравствует невербальное общение.
На следующий день, проспав все сроки освобождения комнаты-на-ночь, они спешат вниз по лестнице, держась за руки.
Снаружи сияет, кипит и скалится жизнь.