Журавль и Тигр

Над водой клубится едва заметный туман. О маленьком прудике, сокрытом высокой осокой и широкими побегами камыша, знают лишь они. Когда солнце касается горизонта, Ранмару сбегает сюда, чтобы посмотреть, как лениво скользит по тёмно-зелёной водной глади Сунь Цэ. Он держится на воде тяжело, но по-звериному ловко, с неспешной силой гребёт руками, оставляя за собой невысокие волны и тихие всплески, и на смуглой коже поблёскивают, переливаясь маленькими радугами, прозрачные капли. Ранмару опускается на тигриную шкуру и обнимает колени руками, утыкаясь в них носом; тоскуя по дому, оставленном где-то далеко, он перебирает пальцами жёсткую гладкую шерсть, и мысли невольно кружат вокруг Молодого Тигра. Сильный, смелый и непредсказуемый, Сунь Цэ задевает в его душе тонкие нежные струны, и сердце, томимое робкой влюблённостью, поёт от восторга и восхищения. С жадным интересом Ранмару смотрит, как подплывает Сунь Цэ к берегу, как тёмная вода омывает его поджарый живот, узкие бёдра, ноги воина. Напряжённая плоть покачивается, когда Сунь Цэ ступает на берег и проводит по плечам ладонями, стряхивая с волос влагу. Внутри сладко тянет и бросает в жар. — Ты дрожишь, — говорит Сунь Цэ вместо приветствия и опускается перед Ранмару на колени; он растирает непослушные ледяные пальцы и дышит на них горячо и щекотно, привлекает к себе, и Ранмару уступчиво раскрывается под настойчивыми поглаживаниями. Целуется Сунь Цэ неспешно и уверенно, словно зная, что хрупкий журавлик уже попался в плен, — и Ранмару совсем не против оказаться в кольце его рук. Иногда Ранмару присоединяется к господину; стягивает шёлк дорогих одежд с вышитыми узорами, бережно кладёт поверх гребень — резные крылья. Чёрные густые волосы шёлковой волной рассыпаются по плечам, и Сунь Цэ замирает, неприкрыто скользя по тонкой фигурке взглядом. Среди сочно-зелёной травы и жёстких стеблей стройный и хрупкий Ранмару похож на дивный побег нежной ивы. Нобунага никогда не смотрел на него с такой лаской. Вода холодит светлую кожу, обжигает до алых пятен, когда Ранмару, стыдливо прячась за длинной осокой, ступает на илистое дно. Набирая в лёгкие воздух, он отталкивается и ныряет с головой: Ранмару плавает словно маленький серебристый окунёк — быстро, почти беззвучно, не волнуя ровную глубину пруда. Мальки, проходя стайкой мимо, щекочут щиколотки. — У тебя так хорошо получается, — улыбается Сунь Цэ, когда Ранмару подплывает к нему и почти касается ногами, с лёгкостью удерживаясь на воде. Для Ранмару каждая похвала господина неожиданна и приятна, и вот и сейчас он краснеет, неловко улыбаясь. — Спасибо... Но и ты неплохо держишься, — отвечает он, — правда, я думал, тигры не любят воду. — Не любят, – соглашается Сунь Цэ. И притягивает к себе на доли секунды, чтобы коснуться губами забавно всклокоченных прядок у виска. — Но юный журавль умеет убеждать. Они плавают бок о бок, переговариваясь о совсем незначительных вещах. Ранмару давно замечает, что с Сунь Цэ приятно даже молчать, просто находясь рядом; сила его, сокрушительная в бою, в мирной жизни похожа на ровное гудение очага, что греет, не обжигая. Любовь его, рождаемая большим и храбрым сердцем, привлекает Ранмару в разы сильнее жестоких страстей Нобунаги. От холода по спине бегут мурашки, но объятия Сунь Цэ, сильные, страстные, вновь согревают, и Ранмару дрожит совсем от других чувств; дыхание хриплыми всхлипами срывается с тёмных в сумерках губ. Сунь Цэ опускает его на небрежно брошенную шкуру, нависает сверху; большой и терпко пахнущий землёй и травой, он вызывает у Ранмару почти шальное желание принадлежать. С влажных волос на грудь струится вода, её путь повторяют пальцы, губы, что касаются с чувственной страстью; той сладкой до горечи нежностью, что не мог дать ему Нобунага. — Я хочу стать твоим, — говорит Ранмару, ловя Сунь Цэ за подбородок, — пожалуйста, позволь себе не сдерживаться сегодня. Разводя бёдра, он сам подталкивает Сунь Цэ; сжимая в пальцах мокрые длинные пряди, он целует его первым; всхлипывая тонко, выгибается от осторожного вторжения. Господин Нобунага был жесток и груб, брал то, что хотел присвоить себе, сжимал тонкие щиколотки до синяков; господин Сунь Цэ плавно движется в нём пальцами, целует острые худые коленки, с едва слышным урчанием потираясь о прохладную кожу. Касается языком выступающей косточки, щекочет дыханием головку, прежде чем приласкать лениво. Когда Сунь Цэ одним слитным рывком насаживает его на себя, мир перестаёт существовать, нереальный и зыбкий; Ранмару тихонько стонет и хватается за запястье, моля не останавливаться: боль мешается с наслаждением, а воспоминания о прошлом доме теряются в череде поцелуев, горячих прикосновений, тихого густого шёпота. Сунь Цэ мурлычет и рычит по-тигриному глухо и рокочуще; Сунь Цэ любит его по-тигриному жарко и ненасытно. Молодой Тигр ловит в свои силки глупого журавля; и плен этот в разы слаще, чем свободы под властью Короля-Демона. Пряный запах кожи Сунь Цэ мешается с острым запахом его желания, и Ранмару вздрагивает, изливаясь в долгом оргазме. — Тот стратег, которого мы подобрали, — говорит Сунь Цэ, поглаживая тонкую ножку неторопливо, — передал письмо от твоего господина. Я хотел отдать его тебе, но по дороге потерял где-то. Ранмару улыбается смущённо и привстаёт на локте, чтобы заглянуть ему в лицо. Сунь Цэ смотрит на него необычайно серьёзно; в его тигриных глазах отражается густо-синее небо и глухая тоска от несбывшегося расставания. — Пусть лежит, — внезапно для себя качает головой Ранмару, — до лучших времён. Молочный туман укрывает их с головой, словно вуалью.