unbelievable

Джерард сидел за рабочим столом, сосредоточенно перечитывая то, что он уже написал. Песня вроде бы шла неплохо, и Уэй даже радовался своим успехам, потому что некоторое время его не посещало вдохновение, что, несомненно, огорчало его ранимого внутреннего музыканта. Тонкие пальцы сжимали ручку и выводили приходившие в голову слова, складывающиеся в рифмованные строчки, и парень молился всем, кого знал и о ком ему рассказывали на уроках религиоведения в далеком детстве, чтобы его никто не потревожил. Никто не потревожил… Дверь распахнулась настолько резко, что внутри у Джерарда все рухнуло вниз, все его душевное спокойствие, а умиротворение, пришедшее с написанием песни, просто испарилось, будто его и не было. Уэй не хотел думать о том, кто пожаловал к нему, но внезапно опустившийся парень на его бедра привел его в чувство и осознание того, кто перед ним сидит. Тот, кого Джерард точно не хотел сейчас видеть. Не то чтобы этот парень был ему противен или что-то вроде этого, просто он одним своим появлением сбивал его с толку. Джерарду все еще было трудно смотреть на него, потому что он словно смотрел в чертово зеркало, единственно различие составлял цвет волос. У музыканта были светлые волосы, завивающиеся на кончиках, всегда причесанные и уложенные, а у Джерарда, сидящего на бедрах и бесстыдно обнимающий за шею, черные и немного сальные, потому что тот не любил чистые волосы за то, что они были слишком пушистые и непослушные. Кошмар. — Джерард, — с придыханием сказал Уэй, смотря на черноволосого с нескрываемым неудовольствием, на что тот лишь выгнул левую бровь и приблизился, нежно и ласково целуя его губы и не давая тому углубить такой приятный поцелуй. Джерард честно не знал, откуда появился этот парень с такой же внешностью, как и у него, с таким же именем, он просто появился и все. Сначала он хотел назвать его плагиатором, но, как оказалось, он был младше Уэя на целых пять лет. Он просто появился в его жизни, пустив ее наперекосяк, и Джерард не мог припомнить их первую встречу, которая должна была запомниться, ну и которая произошла всего-то несколько месяцев назад. Несколько месяцев, а Уэй уже прочно обосновался в его жизни, исчезая из нее на то время, когда Фрэнк возвращался из туров с группой, и Джерард не знал, чем тот занимался, где жил и так далее. Они просто… просто любили друг друга, никогда об этом не говоря друг другу. Уэй снова смерил недовольным взглядом Джерарда, когда тот разорвал поцелуй и еще раз чмокнул в влажные губы, и уже собирался спросить его, какого черта он ему мешает, как Джер вдруг провел указательным пальцем по его верхней губе и нахмурился. — Джи-и-и, — протянул он и поднял взгляд двух болотных омутов, отчего музыкант почувствовал легкую дрожь в руках, покоящихся на талии парня. Он думал, что тот сейчас выкинет что-то в своем привычной извращенной манере, но последующие слова его поразили. — А где у моего котенка усики? — Какие усики? — удивленно ответил Джерард и подумал, что Джер, скорее всего, пьян, ведь не станет взрослый парень, почти мужчина, спрашивать, откуда у человека усы? — Усики у моего миленького светленького котенка, — с теплой улыбкой прояснил парень и снова опустил взгляд, рассматривая тонкие губы и поглаживая кончиком пальца краешек. Светловолосый лишь закатил глаза и выдохнул, потому что он до сих пор не смог понять этого парня. Он был непостоянный. То вел себя отвратительно, словно родился с поганым характером у самого Сатаны, то вел себя настолько хорошо, выкидывая всякие милые штучки вроде внезапных чувственных поцелуев и, ну, что-то вроде происходящего сейчас. — У меня нет усов, если ты не заметил. И не помню, что они у меня когда-либо были. Джерард хитро улыбнулся и выудил из кармана потрепанных джинсов что-то напоминающее маркер, но Уэй не успел рассмотреть его. Джер лишь взглядом попросил у него нарисовать ему что-нибудь на лице, и тот долго сомневался, но, в конце концов, согласился. — Он ведь смоется? — с закрытыми глазами спросил Джерард, потому что точечные прикосновения стержня были щекотными. Уэй глянул на маркер и тут же повернул его, пряча надпись «перманентный», чтобы музыкант не увидел ее, а затем уверенно сказал: «Конечно.» Он нанес несколько точек, какие бывают у котят и кошек, которых любили оба, поэтому Джерард звал светловолосого котенком, а затем провел тонкие полосы от этих точек к щекам, тем самым рисуя сами усики. Джерард постоянно морщил тонкий нос и хмурил темные брови, потому что, черт, это было щекотно, и ему каждый раз, когда Уэй касался его лица маркером, хотелось почесать щеку или нос. Закрыв маркер с характерным звуком, он в последний раз чмокнул своего котенка в губы и слез с бедер, тут же исчезая в проеме комнаты и желая тому вдохновения. Ох, знал бы тот, что сейчас вдохновение музыканта вильнуло стройными бедрами и ушло в сторону кухни, наверное, чтобы приготовить ужин. — Джерард! — грозно вылетает из-за двери ванной комнаты, куда несколькими минутами назад ушел музыкант, чтобы почистить зубы и умыться перед тем, как лечь спать. — Ты, блять, сейчас огребешь! У меня завтра важная встреча с менеджером, я как, блять, должен в таком виде к нему поехать?! Черноволосый лишь невинно хихикнул и спрятался под одеялом на их огромной кровати, когда увидел, что Джерард выскочил из ванной комнаты и бросился к нему, чтобы как следует наподдать и выбить из него способ смыть эти самые кошачьи усики. Но он не мог не признать того, что, как бы не злился на него, все равно любил этого невероятного.