ID работы: 3952363

Мороз по коже

Джен
PG-13
Заморожен
4
Размер:
9 страниц, 1 часть
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
4 Нравится 1 Отзывы 0 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Очередной сумасшедший день в лицее грозил уже закончиться, но оставался еще целый урок русского. Это, на самом деле, даже хорошо. Русский – один из немногих предметов, на котором не хочется сложить ручки под щеку и уснуть. Как и для всякого предмета, это заслуга преподавателя, непосредственной и любящей свое дело Натальи Викторовны.       Но сейчас не было никакого предвкушения предстоящего. Мысли плыли, я была не здесь. Прошло уже полтора часа, а ощущение настороженности не покидало, как оказалось не зря…       Виной тому был Шарик. Не воздушная игрушка и даже не собака. Шарик – Саша Шарабурко, не трудно догадаться, за что парень был награжден сим прозвищем. Назвать его моим другом было бы слишком громко, даже товарищи это не про нас. Знакомые, не более. По крайней мере, так было все то время, что мы вместе занимались математикой.

***

      Но, кажется, я начала не с того. Я Ксюша и мне шестнадцать. Хотелось бы мне рассказать, что я могущественная ведьма, маг или хотя бы новоиспеченный демон, очень хотелось бы… Но нет, я обыкновенный тин, каких по миру миллионы. Живу в унылом сером промышленном городке, и, если вы думаете, что серый это эпитет, вам следует показать живописную картину рассвета над Уралом, украшенную сочным букетом труб разных высот и диаметров. Вот уж где точно можно увидеть пятьдесят оттенков серого. Но довольно иронии. Это не самое плохое место на планете, по крайней мере, если найти нужное сопровождение, что не так уж и сложно. В провинциальных городках прячутся лучшие люди страны. Пусть не такие гениальные, не такие модные и стильные, не такие богатые и популярные, но живые. Живые по-настоящему.       Мое место учебы, хоть и находится в том же захолустье, имеет статус «элитного учебного заведения». Не хочу обижать свою альма-матер, но считают так только здешние деканы и педагоги. Лицей, безусловно, отличается от других. Наши троечники дадут фору любому отличнику обыденных дворовых школ, ну а что касается необыденных… У нас есть огромное преимущество. Мы семья. Я знаю, мне есть с чем сравнить.       Лицеисткой я стала после окончания начальной школы, но это не очень интересно. Гораздо больше занимает то, как я попала в ШОР. Школа Олимпиадного Резерва по математике. Ах да, я, тип, математик. До недавнего времени я действительно могла так утверждать. Запихнули меня туда почти насильно, когда в шестом классе я магическим образом написала городскую олимпиаду на уровне тех, кто посещал дополнительные занятия уже полтора года, а то и больше. Идти я туда яро не хотела, а пришлось. И с тех пор я ни разу об этом не пожалела. Как и любой нормальный псих, я поначалу была мирной и присматривалась. До тех пор, пока не обрела там лучших друзей. Боже, сколько мы вместе пережили! Таких историй не было и не могло быть ни с одним из… Да ни с кем! И вот уже на протяжении четырех лет я сначала раз, потом три, потом пять раз в неделю, сразу после пар в лицее езжу в пятую школу. Уже как нарицательное.       Чем дальше, тем нас становилось меньше. Это закономерно, не многие выдерживают нагрузки, чем дальше, тем сложнее. Как сказала одна из наших пяти учителей Алена Валерьевна: «На одном таланте можно выехать класса до шестого, дальше нужно работать. Много работать». Это чистейшая правда. Сейчас нас осталось шесть девятиклассников, и я единственная не из пятой школы.       Света и Наташа-малышка, с ними мы общаемся лучше всего. Не мудрено, на нас троих девочки заканчиваются, хотя и это уже много. Как гласит народная мудрость олимпиадников-математиков: команда тем лучше, чем меньше в ней девочек. Возможно, так и есть. Мы провальная параллель, и мы об этом знаем. Но об этом позже.       Степашка, он же Саша Степикин. Хороший друг, одноклассник Наташи. Как мне кажется, он как никто способен много работать. Из всех наших мальчиков Саша больше остальных общается с нами, да мы и рады. Хоть как-то разбавить наше бабское общество, а то иногда совсем невмоготу. Как и говорит Наташа, он был бы идеален, если бы не один недостаток… Степашка, мягко говоря, любит жаловаться на жизнь. Но это не мешает ему быть хорошим другом. По крайней мере, не всегда.       Данил Терентьев – убойный алгебраист и невероятный, если можно так сказать, флегматик. Этот парень смог бы стать лидером среди нас, если бы так много не играл. Компьютер затягивает, мы все об этом знаем, и сами много раз убеждались. Но такие, как Данил, находят там свой мир. Это печально. Но надо много работать, чтобы чего-то добиться, таланта недостаточно, даже такого большого. Как мы общаемся? Он не мешает нам, мы стараемся не мешать ему. Вот, в общем-то, и все.       И наконец, Шарик. Эх… Тут всего не рассказать. Странный тип. Язвительный, местами остроумный, он при своей неидеальной внешности умудряется притягивать к себе внимание девчонок. Он мог бы стать популярным, но, много о нем не думая, я все равно вижу только одиночку. Какой из него математик?.. как и все мы, странный, но ему, пожалуй, меньше всего необходимо, чтобы стать лидером. У него есть бесспорный талант, а еще лень, ему в противовес. Он любит аниме и компьютерные игры, странную музыку и, как следствие всего, Японию. Будучи еще мелким, он был известен всем лучшим преподам ШОРа, а все, потому что у него есть харизма. Вот что притягивает к нему людей. Меня он интересует совсем не потому, я не Наташа, чтобы восхищаться этим странным типом. У меня есть свой, еще более странный и загадочный. И Шарик с ним знаком…                Неделя начиналась как обычно, если такое вообще со мной бывает. Понедельник в лицее проходит быстро: всего три пары, если не считать немецкого, с которого я сбегаю... куда?.. в ШОР. Вот там уж приходится считать секунды до конца занятия. У Алены Валерьевны я имею авторитет дурочки, случайно попавшей в команду умнейших чуваков пятой школы. В общем-то так я себя там и чувствую, но в свою защиту могу сказать, что я не настолько глупа, как обо не думают.        Этот понедельник был особенен несколькими вещами:        1. 29 февраля. Само по себе событие не из самых частых.        2. День рождения Степашки. Да-да, это везунчик умудрился родиться в пятнадцать минут первого 29 февраля, и сегодня ему исполняется аж четыре годика!        3. Конец зимы… Тут надо пояснить.        Наташа уже полгода убивается по Шб, потому что летом в «Озарении» она осознала, что влюблена. Опустим сопливые подробности. Она задолбала своим нытьем! Я человек терпеливый, но не тогда, когда кто-то просто ноет и жалуется, как все дерьмово, не собираясь ничего с этим делать. Всячески пытаться ей помочь мне надоело, поэтому пришлось предпринимать крайние меры. Ультиматум: или Наташа к концу зимы поговорит с Шб, или с ним поговорю я. Так вот сегодня был конец зимы, и несложно догадаться, что Наташа ни с кем не поговорила…        Обычно я приходила за полчаса до занятия, а то и за час, но сегодня что-то пошло не так. Когда я пришла в кабинет имени Устинова, все уже собирались рассаживаться по местам. Я мельком взглянула на Наташу, подошла к Степашке и обняла его:        – С днем рождения. Оставайся таким же удачливым, – шутка была не из лучших, но мы улыбались.        – Спасибо, – странное ощущение. Когда-то мы были хорошими друзьями, но по-видимому всему приходит конец. Сейчас я не чувствовала той, кхм, связи(?), что была раньше.        Я под влиянием Бегбедера считала, что это все потому что с момента нашего знакомства прошло три года, а остальные не замечали, кажется, ничего. Я теряла друзей всегда спустя три года после знакомства, но никогда от этого сердце не ныло еще настолько противно. Гадкое ощущение. Гадкое именно потому, что мы продолжали общаться, но уже не так, как было раньше. Мы изначально взяли слишком высокий темп дружбы и сейчас за это расплачивались. Это как после коньяка пить ликеры, а на утро удивляться, отчего так паршиво. Ну да оставим аналогии.        – Ты сегодня что-то поздно, – да здравствуют формальные фразы, этого еще не хватало. Я предпочла не отвечать, красноречиво посмотрев на Наташу. Её это ничуть не тронуло, из чего я сделала вывод, что она все забыла. Я решила дать ей маленький шанс, но она сделала это сама:        – Сегодня же двадцать девятое февраля?        – Да, самый конец зимы, – тихий голос не мог обмануть людей, которые хорошо меня знали. Я была полна решимости. Наташе было по боку. Ну что ж, я предупреждала. Блеф – не мое оружие, потому я предпочитаю действовать в лоб.        – Саша, можно с тобой поговорить? – от прежнего шепота не осталось и следа.        – Э… ну ладно, – он встал, по обыкновению стремительно вышел из-за парты и, поправив жилет, направился к выходу. Алена Валерьевна опаздывала.        У самой двери, я на секунду развернулась и поймала удивленный взгляд Степашки и испуганный Наташи. Она до последнего думала, что я не решусь. Зря, именно эта мысль подстёгивала меня больше остальных. Да, это эгоистично, но мне пофиг. Поначалу, я действительно беспокоилась за счастье подруги, но ровно до тех пор, пока мной не стали пользоваться, как жилеткой для пустых рыданий. Я хочу, чтобы Наташа начала шевелиться, а вот Света не разделяла моего энтузиазма. Мы молча шагали по пустому коридору, до тех пор, пока не вышли на широкую площадку. Тогда Шарик спросил:        – Ну так, о чем ты хотела поговорить? – я медленно дошла до стенда с объявлениями. Понятия не имею, с чего начать.        – Ты собираешься в «Озарение»? – пфф, умение начинать издалека – мое кредо, но не настолько же издалека! Из Антарктиды! Из, мать его, земного ядра!        – Э, ну да, собирался на вторую смену, – его явно удивляло то, что сейчас происходило, но меня занимало не это. Я успела ему порядком надоесть еще до сегодняшнего дня.        – Мы тоже. Света, Степашка, я… и Наташа.        Я отвернулась от стенда со списками отрядов «Озарения» разных смен и поймала взгляд его черных глаз. Возможно, другим он и кажется классным, но что действительно можно в нем полюбить, так это глаза. Ничего абсолютного не бывает, утверждаю, как девочка с физмата, но глядя в эту черноту, начинаешь сомневаться.        Глупость – утверждать, что по темным глазам нельзя понять человека, просто тпшки, имеющие подобные статусы не пытались. Возможно, у меня нет никаких магических способностей, что очень жаль, но, в отличие от многих, я отлично разбираюсь в людях. Вдруг сразу стало понятно, что нужно говорить. И хоть мозг не успевал соображать с той же скоростью, что изо рта вырывались слова, сейчас это радовало. Иначе я бы точно передумала:        – Тебе же нравится Наташа! – это стало так же очевидно, как и то, что зрачки Шарика, не успела я договорить, расширились. Не нужно было видеть их, чтобы знать это наверняка. Вселенная, как в песне Сплин, сузилась до размера тех самых зрачков. Мы так и стояли в молчании таращась друг на друга, пока Шб не выдохнул кратко и резко. Он явно хотел услышать продолжение. И я уже собиралась закончить только что начатую пламенную речь, когда на лестнице раздались шаги. Вот уж кого, мне не хотелось впутывать в наши разборки, так это учителей, к тому же вдруг пришло осознание того, что я сейчас творю. Глухой монотонный топот привел в чувство ту, что только что чуть не раскрыла чужую тайну.        Я бросилась бежать к лестнице с другой стороны площадки. Черт! О чем я только думала, когда затеяла этот разговор?! Нет… кого я обманываю? Мысли занимал другой вопрос: чем был занят мозг, когда я обещала Наташе, что Шарик ничего не узнает о её влюбленности?! Да. Вот о чем я думала, когда сломя голову бежала по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Он ни о чем не должен узнать!        – Занятие так быстро закончилось?        – А?.. А, нет, просто… – голос вахтерши, подобно ведру холодной воды с утра, вернул меня к реальности. – Срочно надо ехать домой. Сегодня не получится остаться на занятие.        Морозный воздух полностью привел рассудок в порядок. Судорожно соображая, как же в четверг идти на занятие, я уверено зашагала к остановке.        Понедельник, 29 февраля 2016 года. Этот день, как и каждый день, час, миг, повлечет за собой массу событий…                 Утро вторника заставило стереть из памяти события понедельника, но, как выяснилось, ненадолго. Собственная глупость не давала мне покоя: зачем надо было начинать этот чертов разговор? Чтобы потом убежать. Мда, логичность содеянного это еще полбеды. В памяти раз за разом всплывал образ парня, сверлящего меня решительным взглядом. Он не отступит, пока не узнает всего, что я собиралась тогда сказать. Поэтому, когда на первой паре, глядя сквозь два окна в коридор второго этажа, я заметила жилет, в который вчера чуть не уперлась носом, в голове промелькнула мысль: «Совсем свихнулась. Он же не такой псих, чтобы ради какого-то разговора притащиться в лицей, а вот глюки – это уже плохой знак».        Удовлетворив разум, который зачел эту мысль за логичный аргумент, я засунула предчувствия глубоко внутрь сознания, именно поэтому оказалась не готова к тому, что произошло не более, чем полчаса спустя.        Уже в третий раз я проходила по коридору второго этажа, а все потому что влюбчивая дура. На подоконнике напротив 203-ей аудитории сидел Глеб.        Таинственный и манящий, и нет, я не про кофе из рекламы, я про него, странного замкнутого парня с четвертого курса. Я старалась не думать, что еще полтора года, и он выпустится из лицея, исчезнет из моей жизни. Они все исчезали... Старалась не думать, поэтому пока просто ходила мимо и вглядывалась в черты его лица, хоть это и было сложно с моим-то зрением. Именно с ним был знаком Шарик. Вот ничего, ничего не настораживало в ходе моих мыслей!        Рядом с Глебом по обыкновению списывали на подоконнике географию два его друга, а рядом стоял еще кто-то, с кем он увлеченно болтал. Как-то очень непохоже на стандартное поведение депрессивного интроверта. Но удивлялась я ровно до тех пор, пока собеседник этого самого интроверта не повернулся в мою сторону. Шарик! Черт, неужели действительно псих? Ступор длился секунду, маленький человечек в моей голове судорожно скакал от мысли к мысли, пока не споткнулся о самую глупую из всех. Я развернулась и побежала, буквально физически чувствуя взгляды однокурсников на своей спине. Да плевать! На языке, конечно, вертелось более хлесткое слово, но не будем раскрывать все мои темные стороны.        Не нуждается в пояснении тот факт, что на этот раз Саша не стал стоя смотреть, как я феерично удаляюсь. Добежав до лестницы, я мысленно поблагодарила проектировщиков этого странного здания, в котором знала каждый угол, а вот бывавший здесь всего дважды Шб явно мог заплутать. Пробежав через сквозной актовый зал на третьем этаже, я скрылась в небольшом коридорчике, ведущем к кафедре химии. Это самое заброшенное место лицея, если не считать запутанных лабиринтов подвала, поэтому можно было позволить себе отдышаться и, хотя бы попытаться изобразить мыслительный процесс.        Во-первых, надежно ли мое укрытие? Здесь пока ничего сложного. Да, абсолютно точно, человек, который здесь никогда не был, не найдет дорогу. Во-вторых, неужели Шарику так важно знать, что я тогда не договорила, что он, наплевав на занятия в школе, решил прийти сюда? Хм, здесь, пожалуй, тоже да. Это на него похоже, к тому же полностью подтверждает мое вчерашнее открытие. Да, ему действительно важно знать. И в-третьих, что мне теперь ему говорить? Не знаю… Абсолютно точно я была уверена только в одном: не собираюсь выдавать наташину тайну, по крайней мере, пока не поговорю с ней самой, а это бесполезно, то есть… поговорить мне опять же надо с Сашей. Замкнутый круг. Может, плевать и пусть сами разбираются? Отличная позиция, мне нравится, вполне бы подошла. Месяца два назад. До того, как я пообещала Наташе помочь и заварила эту кашу. Продолжать бегать? Нет, точно нет, это не моё. Мне просто нужно время, чтобы обдумать предстоящий разговор. За всеми этими размышлениями я не заметила звонка, который в этой коморке звучал непривычно громко. Не спеша, оглядываясь назад, я побрела туда, где недавно столкнулась с Шариком. Надо отсидеть ещё две пары, а там уже домой. Будет время все обдумать.

***

       И вот мы вернулись к тому, с чего начали.        Я медленно входила в такую атмосферную 111-ую аудиторию, словно ожидая, что из-за угла выскочит Шарик. Вот уж глупость, но в тот момент моя мнительность достигла своего пика. В поисках главного объекта опасений я не сразу заметила, что у стола Натальи Викторовны стоит Глеб со своим другом. Успеваемость его страдала, и это я очень сильно смягчила, поэтому не было ничего удивительного в том, что классная руководительница была недовольна. Привычным путем добравшись до своего места, я кинула на стул сумку и огляделась. Кроме вышеупомянутых, в аудитории находилась Алина – солнечный человечек, любительница домашнего уюта и хороших книг, она сама будто излучала атмосферу спокойствия и умиротворения. Лучшая компания, чтобы прийти в себя. Но куда там! Покой нам только снится.        – Всё! Идите с глаз моих. Ксюш, раздай самостоятельные, – Наталья Викторовна протянула стопку шуршащих листов. Я глубоко вдохнула, подошла ближе к столу и уже собиралась протянуть руку, когда услышала голос совсем близко, слишком близко:        – Извините… – не прошло и двух секунд, а я уже болталась на чьем-то плече, обхваченная на удивление сильными руками. – Я вынужден ненадолго её спереть.        К тому моменту, как Глеб дотащил меня дверей аудитории, не только я успела сообразить, что происходит: благодаря удивительной акустике угловой комнаты были слышны шепот вернувшихся из столовой девчонок и стук моего сердца, по крайней мере, так казалось, но заглушал это все лучший экземпляр идиотской коллекции смехов Маши. Если в природе существует смех ошарашенного человека, то я определенно знаю, как он звучит: Наталья Викторовна была удивлена не меньше остальных.        Я стала вырываться:        – Глеб! Поставь меня на место! – идиотская цитата из «Любовь-Морковь 2» пришлась кстати, но это нифига не успокаивало. – Черт!        В голове закрутились сотни непечатных выражений, когда я поняла, куда меня тащит этот таинственный и манящий м… мальчик!!! Вот уж что не входило в мои планы на сегодня, так это побывать в мужском туалете. Возмущению не было предела! Но сквозь вырывающиеся нецензурные ругательства, можно было расслышать голос Глеба:        – Да успокойся ты! Он просто с тобой поговорит, – когда до меня все-таки дошел смысл его слов, я поняла, что у возмущения был предел… который сейчас с успехом был преодолён. ВАШУ МАТЬ!!!        Наверное, если бы я так не вырывалась не произошло бы то, что произошло. Пока корила себя за непростительную неосторожность, складывая все кусочки паззла воедино, удивляясь, как можно быть такой дурой и как мантру повторяя: «Ведь знала же, что они знакомы», Глеб вытолкал меня в окно. Первый этаж, мягкий сугроб, а, хотите верьте, хотите – нет, все равно мало приятного.        Вылезая из вышеупомянутого сугроба с обледенелыми волосами и смерзшимися мыслями, холодная и мокрая, я (или это сделал снег?) подавила в себе все эмоции, кроме одной. Я была адски зла! Мне было плевать, почему рядом не оказалось того, кто должен был по всем законам жанра красиво поймать меня, вылетающую из окна. Плевать, куда запропастился Шарик, так жаждущий поговорить (впрочем, он никогда не отличался пунктуальностью). Плевать, как будут на меня смотреть после того, что я собираюсь сотворить.        Влюбленность в Глеба, как рукой сняло. После приземления головой в сугроб все пылкие романтические чувства охлаждаются. Обернувшись, я заметила в одном из окон первого этажа сочувствующий взгляд. Он хотел было что-то сказать, но я уже развернулась и, не забыв засунуть в капюшон итак мокрой насквозь худи несколько снежков, направилась к крыльцу запасного восточного выхода. Во-первых, так короче, а во-вторых, через главный вход не прошмыгнёшь незамеченной, а мокрая и разъярённая лицеистка явно привлечёт к себе ненужное внимание.        К тому времени, как я снова появилась в дверях пресловутой аудитории номер 111, Глеб уже снова стоял у стола Натальи Викторовны. А вот её самой почему-то не было, зато был МФ-класс в полном составе, двадцать девять пар глаз уставились на меня, но уже было всё равно. Зубы стучали, а глаза метали молнии. Глеб медленно отошел от стола и стал пятиться к окну, спотыкаясь о сумки, брошенные в проход между первым и вторым рядом. Встав в самом начале этого прохода, я исподлобья оглядела свою жертву взглядом опытного волка. Нахальная усмешка и тёмный блеск зелёных глаз не предвещали ничего хорошего, уж я-то себя знаю, Глеб, кажется, тоже это понял.        Мы оба замерли на миг, буравя друг друга глазами, но как только его кед вновь заскользил назад, моя рука сама потянулась к капюшону. Ублажая подкатывающие к горлу всё новые и новые волны ярости, я закидывала Глеба снежками, и как он ни загораживался руками, а скоро всё равно стоял у самого окна весь мокрый до нитки, и отчего-то ухмылялся. Но даже его кривая улыбка – до известного нам момента любимое моё зрелище в лицее, не могла остановить запущенную машину мести. За окном – чудесная мартовская погода. Солнечно, и неторопливо летят вниз легкие хлопья. Не такая уж редкость для нашего уральского климата… По крайней мере не такая, как Шарик, стоящий под окнами лицея.        – Тебе надо, ты и разговаривай! – я в который раз мысленно поблагодарила своих одногруппников, чьи глупости (например, открытое окно) иногда сильно выручали. Хотя это смотря с чьей позиции посмотреть. Что-то подсказывало, что Глеб выпал из окна гораздо менее симпатично, чем я. А вот приземлился так же мягко. К тому же ему на помощь тут же поспешил верный друг. Вдвоём уж как-нибудь справятся с запертой на швабру дверью восточного входа.        На меня всё ещё были устремлены все взгляды, очевидно требующие хоть какого-то внятного объяснения происшедшего. Неудивительно, в группе, где единственной движухой были истерики Веры, на каждой второй перемене, к которым уже все привыкли, люди жаждали событий. Под этими взглядами я дошла до своего места.        – Круть! Ведь холодно на улице. Замёрзнут, заболеют и умрут, – Маша, улыбаясь, подошла и положила руку на моё ещё мокрое плечо. Меня трясло не то от холода и влажности, не то от ещё не до конца отхлынувшей злости, не то от только то услышанных слов. – Будешь булочку, чел? – Маша по обыкновению, что-то жевала.        Шёпот вокруг не утихал, а я вдруг поняла, что, Маша права. В лицей парням теперь не попасть: через главный выход им не пройти без карты, которой у Глеба скорее всего с собой не было, как собственно и куртки, а единственный доступный вход я заблокировала довольно банальным, но действенным способом.        Прозвенел звонок и как подорванная я кинулась прочь из аудитории. С тех пор, как Глеб оказался на улице, прошло не меньше пятнадцати минут, про Шарика вообще лучше не думать… Но он хотя бы в тёплой сухой одежде. Красиво падающий снег и солнце, игриво перебирающее ветки голых деревьев, вряд ли обманут жителя уральской глубинки. За окнами был лютый мороз, потому в лицее было непривычно тихо. С первого по восьмой класс остались дома, на градусниках было -27. Мда, кажется, я переборщила, потому и мучилась от чего-то похожего на угрызения совести.        Не тратя времени на спуск в гардероб за курткой, я побежала к выходу, думаю, никогда он ещё не был так популярен, как сегодня. Сначала дверь не поддавалась, швабра засела слишком удобно, будто и предназначалась для этого, но спустя две минуты отчаянных попыток, я стояла на морозе, оглядываясь по сторонам. От солнца не осталось и следа, а снег уже не казался таким дружелюбным. Парней нигде не было. Стало как-то не по себе, а знакомый и уже такой родной лицей показался совсем чужим. Территория, которую еще студенткой первого курса я излазила вдоль, поперёк и по диагонали, вдруг предстала мрачным лесом. Сильные порывы ветра и скрежет веток, что недавно играли с солнцем… Всё жутко переменилось за такой короткий срок. Кроме одного: снег все так же шёл. Ну и отлично!        На свежевыпавшем снеге были отчетливо видны две пары следов, уходящих за здание, туда, где обычно во время пробежки все идут пешком. Завернув за угол, я поняла, что здесь парни пытались открыть дверь столовой. Я не смогла удержаться от усмешки. Здесь даже пытаться не стоило, суровые поварихи точно не пустили бы парней на кухню… Это в лучшем случае. Я направила обходить лицей по следам, оставленным на зимней дорожке.        Руки коченели, и только когда очередной порыв чуть не сшиб меня с ног, я вспомнила, что выскочила на улицу насквозь мокрая. Ничто не придает такого ускорения, как нежелание подхватить воспаление легких. Я добежала до очередного угла…        – Ты что тут делаешь, ты же мокрая! – от неожиданности я резко повернулась на голос, и резиновая уже замёрзшая подошва кед заскользила по льду. Всё те же сильные руки, что несколько минут назад выталкивали в окно, на этот раз меня поймали. Они были холодные, Глеб тоже изрядно подмёрз.        По истоптанной площадке около одного из окон столовки, я поняла, что парни не оставляли надежды покорить жесткие сердца столовских воительниц. Я хмыкнула.        – Никто не говорил, что курить вредно? – голос прозвучал без тени злости или испуга, но Шарик понял, что я обращаюсь к нему. Ответная усмешка, беглый взгляд на полянку, забросанную окурками.        – Ну а чем ещё заняться людям, запертым на морозе, кроме как греться о дым сигареты? – фраза, какая-то лишком вычурная, высокая для того Шарика, которого я знала, того, кто не интересуется ничем кроме математики, аниме и компьютерных игр. Он оглянулся на нас. – Если дверь уже отперта, то вам двоим пора бы вернуться в тепло, а то целых два окоченевших трупа, я не дотащу.        Мы направились по уже знакомой дорожке и с каждым шагом я чувствовала себя увереннее. В основном, потому что Шарик не пытался со мной заговорить о том, о чем говорить не хотелось. Потому что никто не упрекал меня за то, что искупался в ледяном сугробе и остался на морозе без возможности попасть в лицей. Потому что звон обледенелых волос заглушал все мысли. Когда до уже открытой двери оставалось несколько шагов, Саша остановился.        – Пффф! – он привычным движение встряхнул длинные волосы. – Святой пельмешек! Я опаздываю в английскую! – он повернулся к Глебу и пожал ему руку. – А с тобой, чепенька, мы потом поговорим. Сейчас не самое подходящее время, – стук зубов и трясущиеся руки. Да я прям-таки красотка, – Пфф! – снова взлетела в воздух копна тёмных волос. – Устроила ты нам приключение… – он бросил в мою сторону взгляд своих чёрных глаз. В них сверкал неподдельный интерес и… если бы я не знала Шб, я бы подумала, что это беспокойство.        – Пока, – Глеб, кажется, был удивлен, что после всех усилий Шарик — вот так вот сдался. Но он уже быстрыми и широкими шарами направлялся к калитке «элитного учебного заведения».        Мы попали в темный коридорчик между подвалом и первым этажом лицея и пока шли до 111-ой аудитории не произнесли не слова. Только на моих плечах болтался его теплый сухой свитер, который так нравится Маше. Уже на подходе к дверям мы услышали раздающийся внутри смех. Переглянулись и вошли и, кажется, смех стал громче не только из-за исчезнувшей преграды в виде двери. И только сейчас я поняла, как нелепо мы выглядели, идя вот так вот по лицею. Заливистый смех преподавателя русского языка мог бы красочно описать нашу внешность, но опустим эти милые ненужные детали. Наталье Викторовне рассказали всё, что произошло здесь в её отсутствие.        – Ну что ж, урока точно уже не будет. – она собирала свои вещи. – Собирайтесь, а вот вам двоим придется остаться и всё здесь убрать.        Я глянула на пол между первым и вторым рядом парт. Ну конечно, что же ещё там можно было увидеть, кроме растаявшего сугроба, которым я так тщательно закидывала Глеба. Чёрт!        Никому не нужно было повторять два раза, почти все уже покинули учебный кабинет, оставались только девчонки.        – Удачки, – Маша, выходя, хлопнула меня по плечу. Как ни странно, я почувствовала себя лучше. Озноб прошёл будто его и не было, когда на глаза попались ведра и швабры.        – Закончите – закроете дверь, ключ вернёте на вахту, а швабры и прочее техничкам, – Наталья Викторовна ушла, захлопнув за собой дверь.        Синхронно вздохнув, мы принялись молча раздвигать парты. Глебу хотелось смыться, это было очевидно, но что-то его останавливало, раз он до сих пор терпеливо собирал по всему классу останки снежков. Спустя полчаса плодотворной работы я окончательно задолбалась. Нет, хотелось выразиться по-другому, и я была уже к этому близка, потому что за всё время работы мало что изменилось, но меня прервал голос:        – Ты… извини за сугроб, – Глеб смотрел на меня так же, как тогда из окна. Только вот сейчас я могла более уравновешенно оценить ситуацию. Ему действительно было жаль, что так получилось?        – Да ничего, мы квиты, – я показала рукой, на окружавшие нас лужи, за что была награждена той усмешкой, которую так в нём любила.        – Да, ты не заставила себя долго ждать. Никто не говорил: «Месть – блюдо, которое подается холодным»?        – Тебе было недостаточно холодно? – никогда не замечала эти ямочки на щеках, когда Глеб улыбается. Хотя и улыбался он при мне не часто, так что ничего удивительного.        Я продолжила заниматься неблагодарным трудом, выжимая мокрую тряпку трясущимися руками. Отопление в лицее, как всегда в самые холодные дни, дало сбой, и батареи еле-еле грели. Глеб вздохнул, спрыгнул с парты, на которой сидел и вышел в коридор. Спустя несколько минут я отчаялась и села на пол возле батареи и обняла её. Прошло ещё несколько минут прежде чем вернулся Глеб, в руках у него были два стаканчика.        – Держи, согреешься, –горячий кофе — это то, что сейчас мне было нужно. Я отпила немного и почувствовала, как тепло, протекая по горлу, разливается по всему телу.        – Не расскажешь, из-за чего я всё-таки сегодня пострадал?        – А Шарик тебе ничего не объяснил?        – Если бы… Погоди. Шарик?        – Ну да, Шарик. – и снова усмешка, продолжительная пауза.        – Ты похожа на мокрого… волчонка. Не знаю, зачем я это сказал.        – Хм, на волчонка? – я посмотрела на отражение в одной из луж на полу. Никакого сходства, кроме… Кроме уставших зелёных глаз. Странно, несколько лет подряд я проходила мимо Глеба, не позволяя себе ничего больше, чем мысль о том, что хоть он и ведёт себя, как урод, всё равно достаточно мил. Более того, так было всего несколько часов назад. А сейчас мы сидим вдвоём мокрые в аудитории русского, и разговариваем, как будто час назад он не выкидывал меня из окна, у меня на плечах его свитер, а в руках, принесённый им кофе. Как мало нужно времени, чтобы что-то изменить…        Мы пили кофе и болтали ни о чём: об учителях и общих знакомых, о музыке, фильмах и странных увлечениях. Этот парень определённо не такой замкнутый, каким хочет казаться. Ну не хватит же у меня глупости влюбиться? Ну неееет… пожалуйста.        Но как бы ни хотелось вот так сидеть и болтать, всё когда-нибудь кончается, и кофе в стаканчике тоже. Поэтому снова пришлось почувствовать себя Сизифом, принимаясь вытирать пол. Когда я набирала снежки в капюшон, их было меньше, точно меньше. Видимо, идея поиграть в снежки в лицее понравилась моим отмороженным одногруппникам… Звонок. А мы здесь дольше, чем я думала, Глеб, видимо, подумал так же.        В дверь ворвались несколько человек. Девчонки внимательно рассматривали нас, стоящих на четвереньках в разных углах аудитории. Маша посмотрела на меня и поиграла бровями – одно из фирменных движений.        – Мы решили, что вам не помешают лишние руки.        – Было бы неплохо, – я оглядела комнату, в которой было ещё полно работы.        За каких-то полчаса мы умудрились отполировать пол и сдвинуть парты на место. Стало даже лучше, чем было, сегодня техничкам можно сюда не заходить. Именно это и сказал Глеб, возвращая им швабры и тряпки. Мы попрощались и отправились по домам. Точнее, он-то может и отправился, а из меня ещё час выпытывали, чем мы там занимались наедине, бросая в мою сторону хитрые взгляды и двусмысленные фразы. Ну а чего ещё можно было ожидать от подруг, вместе со мной устанавливавших некоторые факты из жизни бомжа (Ах да, это его прозвище в узком кругу сумасшедших девчонок). Но ничего, кроме штампа «Ничем особенным», в ответ не получили.        И ровным счётом я ни капли не лукавила. Ведь правда – ничего такого особенного сегодня не произошло…
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.