***
Я отправился к Джи. Хочу провести с ним его последние дни. Сев в машину, я обнаружил, что бензина совсем мало. Открыв багажник, я нашел абсолютно пустую канистру. До ближайшей заправки бензина может не хватить. Не желая застрять где-то в пути, я решил вызвать такси. Машина прибыла через десять минут после моего звонка. Я сел на заднее сидение. Водитель уже хотел начать беседу со мной, но я сразу же отвернулся к окну, тем самым давая понять, что сейчас не настроен на беседу с посторонним человеком. Он понял это, поэтому всю дорогу мы ехали в тишине. Приехав на место назначения, я поблагодарил водителя и заплатил ему. Джерард знал, что я приеду, поэтому он уже сидел на лавочке и выглядывал меня. Увидев его худощавое тело в больничной пижаме, из глаз покатились слёзы. Я вытер их, чтобы он не увидел. Не хочу портить ему настроение. Последние дни своей жизни он должен провести с улыбкой на лице. Вскоре Джерард заметил меня. На его лице мгновенно появилась нежная и совсем беззаботная улыбка. Я бы всё отдал, чтобы эта улыбка еще долго не сходила с его лица, чтобы она продержалась там до глубокой старости. — Майки, — радостно вскрикнул он. — Я так рад, что ты приехал навестить меня. — Как же я могу оставить тебя? — я попытался выдавить из себя улыбку, но получилось у меня это не очень хорошо. — Пошли, — он схватил меня за руку, резко оттащив в сторону за собой. — У меня для тебя что-то есть. Зная Джерарда и учитывая то, что тут особо ни чем не обзаведешься, то он нарисовал что-то для меня. Когда я оказался в его палате, мои догадки подтвердились аккуратно сложенным листом на его кровати. Он подвёл меня ближе. — А теперь закрой глаза, — он сел на кровать, прикрыв собой рисунок. Что за детский сад, я же всё увидел. Несмотря на то, что это было глупо, я не решился высказываться по этому поводу и послушно закрыл глаза. — Сейчас, пять секунд, — я услышал шелест, — открывай. Я открыл глаза, и моему удивлению не было конца: на этом рисунке была изображена вся наша семья. Вокруг всё было изрисовано самыми яркими красками. Небо было голубое, почти в самом углу было изображено солнце, а возле него радуга. Мы же с семьей были на нашей любимой поляне в лесу. Мама держала корзину с едой, отец как всегда сидел с газетой и, судя по тому, что его руки были разведены в сторону, он рассказывал нам новости. Мы же с Джи носились по поляне с мячом, а на нас смотрела с укором во взгляде бабушка. Она никогда не одобряла наши игры, считала их очень опасными, а когда кто-то из нас получал какую-то травму, то она просто вскидывала руки вверх и произносила свою коронную фразу, цитирую: «Я же говорила». Хорошие были тогда времена. У нас всё было просто замечательно. Самое главное — все были живы, у Джерарда не было никакой опухоли. Мы просто жили, как самая обычная семья. Но хорошего понемногу. Вспоминая всё это, я уже не мог сдерживать слёзы. — Майки, ты чего? — Джерард подвинулся ко мне, обхватил за талию и посадил себе на руки. — Почему ты плачешь? Посмотри, здесь же всё хорошо. Всё хорошо… Он опять за свое. От этого захотелось плакать еще сильнее. — Джи, зачем ты сделал это? — я показал пальцем на рисунок. — Майки, я скоро умру, у тебя никого не будет. Но ты должен жить дальше. У тебя всё впереди. Ты окончишь школу, получишь высшее образование, найдешь жену, потом у вас будут дети. У тебя появится настоящая семья, ты снова станешь счастливым. Тогда ты уже не будешь так сильно переживать из-за того, что ты потерял так много. Мы будем лишь плохим воспоминанием. Поверь мне, новые хорошие воспоминания полностью уничтожат ту боль, которая накопилась в тебе за всё это время. Поэтому я нарисовал это для тебя, чтобы ты смотрел на это и помнил не плохие наши времена, а хорошие. Чтобы при мыслях о нашей семье ты не плакал, а улыбался. Слышишь меня, родной мой? — я почувствовал прикосновение мягких подушечек его пальцев на своих щеках: он вытирал мои слезы. — Я не смогу выжить, ты же знаешь это. Я не такой сильный, как ты, — я стал плакать ещё сильнее. — Нет, Майки. Ты сильный, гораздо сильнее меня. Просто не признаёшь этого, вот и всё. Ты привык к тому, что все причиняют тебе боль, поэтому ты и причиняешь её сам. Но ты должен любить себя, ты должен знать, что найдется такой человек, который будет ценить тебя просто за то, что ты существуешь. Он будет ценить тебя так, как ценю я. Надо просто чуть-чуть подождать и жизнь наладится, черная полоса сменится белой. Только подожди, прошу. — Я постараюсь, но не могу ничего обещать, — я уткнулся носом в его шею. Теперь он весь пропах больницей, больше нет того сладкого запаха, который я так любил. — А теперь иди домой, сделай себе кружку горячего кофе, укутайся в одеяло и посмотри какой-нибудь фильм. И знай, что я очень сильно люблю тебя, брат. Я всегда буду рядом, даже после смерти. — Хорошо. Я тоже люблю тебя, Джи. Пожалуйста, не уходи. Ты сильный, ты сильнее болезни. — Увы, это не так. Прощай, Майки. И помни: всё будет хорошо, я обещаю. — Прощай, Джи. До завтра.***
Лишь придя домой, я понял, что в больнице я попрощался с братом. Наверное, я был слишком занят мыслями о будущем и не заметил того, как он сказал мне «Прощай». Но я надеялся, что он не умрет. По крайней мере, не сегодня. Повесив рисунок на самое видное место, я пошёл в душ, а потом сделал всё в точности, как сказал мне Джерард. Сам того не замечая, я предался Морфею.— Джи, лови, — закричал я и со всей силы кинул мяч своему старшему брату. И он поймал его, только, не удержав равновесия, он упал. — Да, Майки, у тебя очень хороший удар, — он засмеялся. — Я бы даже сказал сногсшибательный. Я подбежал и протянул ему руку. Он ухватился за неё и потянул меня на себя. — Эй, Джи, что ты наделал? — Месть, мой юный друг, и ничего более. — Ну всё-всё, вставайте уже. Надо осмотреть вас на наличие ран, — мама встала с подстилки и подошла к нам. — Так, Майки целый, а у тебя, дорогой мой, свезена коленка, — она взяла Джи под руку и повела его за собой, чтобы обработать рану. — Я же говорила, — всплеснула руками бабушка. — Ваши игры всегда доводят до плохого. — Да ладно тебе, мам, они же дети. — Пусть хотя бы поедят перед тем, как снова пойдут. Мы с Джерардом ухватили по бутерброду, пошли к причалу и, свесив ноги к воде, стали рассказывать друг другу страшилки. После каждого рассказа, Джи имел привычку щекотать меня, хотя и знал, что я этого чертовски боюсь. И вот он начал опять. Я вскочил и побежал прочь, корча ему рожицы. — Ах, так, значит. Ну, всё мелкий, ты попал. Он побежал за мной, я смеялся. Вот он догнал меня и…
Чертов телефон, кто это звонит в такую рань? Джи. И чего ему не спится? — Алло? — голос женский. — Это Майкл? — Да, это я. Что-то случилось? — Джерард скончался ночью. Время смерти 05:24. Мне очень жаль, примите мои искренние соболезнования. Надеюсь… Я уже не мог слушать дальше. Я бросил его об стену. Телефон разлетелся по частям. Он мне больше не понадобится. Но для начала надо организовать похороны.***
Снова похороны, снова боль, снова порезы На похоронах присутствовала огромная куча людей. Я не знал многих из них, но потом понял, что это наши «школьные друзья». Их, оказывается, так много. Все они сожалеют мне, говорят, что я всегда могу положиться на них. Да только мне никто не нужен: на следующий день они и имени моего не вспомнят, о какой помощи может идти речь? Но совсем скоро меня опять вспомнят. Когда найдут труп в кровати утром. Помните, я рассказывал про огромное количество таблеток в доме моей бабушки. Так вот, пришел их час. Ещё где-то полчаса я слушал соболезнования этих людей, но легче не становилось. Знаете, когда плохо, то соболезнованиями не поможешь. Никто не в силах помочь. Человек может либо сам справиться со своим горем, либо не справиться. И тут словами не поможешь. Нет, можно, конечно, немного успокоить, показать, что человек кому-то нужен. Но не более. Не понимаю тех людей, которые говорят «Не грусти». О да, я тут умираю, а вот пришел ты, сказал мне эти слова, и всё, я снова веселюсь, верю в единорогов и бегаю вприпрыжку с букетом полевых цветов. Просто бесит.***
Наконец-то все гости разошлись, и я остался один. Только я и таблетки. Лучший вечер. Я походил по всей квартире и нашёл 22 таблетки снотворного. Думаю, мне хватит. Я поднялся наверх, зашёл в комнату Джерарда. Здесь всё оставалось на своих местах. Я решил ничего не менять, даже не заходил сюда после его ухода. Я лег на его кровать, прижал к себе подушку, которая до сих пор сохранила его запах. Вдохнув его во всю силу, я крепко сжал таблетки в руках, а потом поднес их ко рту. Я глотнул их, запив всё это водой, и лег на спину. На потолке у Джерарда красовалось огромное количество фосфорных звезд. Они были разных размеров и разного цвета. Он очень любил наблюдать за этими раскалёнными небесными телами. Всегда говорил, что они вдохновляли его. Но очень расстраивался из-за того, что иногда они были скрыты покровом туч. Он злился на это, всегда убегал в свою комнату и запирался там. Тут в глазах стало всё расплываться, они закрываются, ещё немного, и я погружусь в сон, а потом умру. — Прости меня, Джи, я люблю тебя. Скоро мы будем вместе, — я закрыл глаза и провалился в чёрную пропасть… Your eyes vacant and stained… And in saying you loved me, Made things harder at best, And these words changing nothing As your body remains, And thereʼs no room in this hell, Thereʼs no room in the next, And our memories defeat us, And Iʼll end this direst.*