***
Из дневника Брэнда Сегодня Д. снова разговаривал со мной сквозь зубы и пытался выгнать меня. Это до отвращения напоминает происходившее между нами десять лет назад, когда в гостевых покоях был найден мертвым лорд Гирних, посол Аверке в Амбере. После того случая Д. как с цепи сорвался, и если Блейз и Фи и прежде уже сомневались в целесообразности дальнейшей учебы у него, то в те дни и мое терпение подошло к концу. Кто знает, если бы не та встреча в Роще Единорога – быть может, и я не выдержал бы общества колдуна. Но она волшебным образом переменила все… Хотя порой я думаю, что если бы не та встреча, я бы давно прекратил мучиться с этим уродом. Ну, так или иначе, а за эти десять лет я сумел узнать у Д. немало интересного. Блейз и Фиона предпочли самообразование… и их легко понять! Но стоит только подумать, какими необыкновенными знаниями и могуществом обладает этот старый горбун, как снова находишь в себе силы сносить его выходки. Не знаю, на что он взъелся на этот раз, но выглядело это безобразно. Стоило мне упомянуть, что его хотел повидать наш гость из Бернии, интереснейший человек, к тому же, по слухам, владеющий удивительным перстнем (если не одним из спикардов, средоточием силы), как Д. почернел лицом и велел молчать, а потом объявил, что занятия окончены – на сегодня и навсегда, он больше не станет меня учить! Я сперва ушам своим не поверил, а потом меня охватило бешенство. Почему я, принц Амбера, должен это терпеть! Если бы я не знал, что он может справиться со мной, едва шевельнув пальцем, я бы, наверно, бросился на него. Ладно, может, и не бросился бы… но иногда хочется сделать с ним что-нибудь скверное. Особенно в те дни, когда мне кажется, что он все время за мной следит. Нет, я не фантазирую – ему нетрудно это устроить, и он достаточно подозрителен для такого. Когда мне кажется, что он постоянно глядит на все из-за моего плеча, это необязательно обман чувств. Он в самом деле болезненно недоверчив даже ко мне, который годами не вылезал из его подземелий и не искал для себя ничего, кроме знаний. Он вполне способен наблюдать за мной, куда бы я ни направился. Наверно, во всем Амбере есть только одно место, куда не проникает его неприязненный взор. Это, конечно, Роща Единорога. Роща. Я хотел бы снова очутиться там и вновь увидеть то удивительное создание, которое я видел десять лет назад. Долгие годы воспоминания о встрече с ним оставались такими же яркими, как в тот день, когда я увидел его и поймал взгляд его удивительных изумрудных глаз. Но теперь мне уже чудится, будто это мне только приснилось.***
- Лорд Альтин? - Да, входите! Берниец аккуратно убрал записку в карман и поднялся. Кажется, к нему постучался Брэнд – один из младших принцев Янтарного королевства. И один из самых любезных: в отличие от старших братьев, большинство из которых помешано на оружии, Брэнд проявляет живой интерес к волшебству и, кажется, обладает немалыми способностями в этой области. Именно поэтому лорд Альтин решил рассказать ему о перстне, доставшемся его прапрадеду, не сразу. Хотелось посмотреть, на что способен этот сын Оберона. Что ж, эксперимент можно было считать удавшимся: едва войдя в гостевые покои, занимаемые бернийцем, Брэнд почуял присутствие перстня. Он замер на несколько секунд… потом взгляд его обежал гостиную и устремился к двери кабинета. Лорду даже почудилось, что Брэнд при этом не столько оглядывался, сколько принюхивался, словно перстень испускал некий неуловимый для других, но различимый для него запах. Но как бы это ни выглядело, чутье не подвело принца: перстень, обычно спрятанный в особую шкатулку, а тогда извлеченный из нее, находился именно в кабинете. Позже, взяв с Брэнда обещание хранить тайну, лорд Альтин показал ему свое сокровище и даже позволил прикоснуться к нему. И вот теперь – эта записка. Ее мог написать только тот, кто знал о силе перстня. Посланник снова поежился, вспомнив ультрамариновую вспышку, полыхнувшую перед его глазами в тот миг, когда пальцы Брэнда коснулись камня в перстне, – вспышку, на миг превратившую подвижное, умное лицо молодого колдуна в застывшую физиономию трехдневного трупа. Правда, лорд Альтин не исключал, что и сам в подобном освещении выглядел не лучше. К счастью, Брэнд в тот момент не видел ничего, кроме самого перстня… – Доброе утро, милорд, – теперь Брэнд улыбался, но чуть смущенно. – Я выполнил обещание, но результат получился не таким, на который я рассчитывал. Здесь можно говорить свободно? – Да, разумеется. Я удалил Зантисса; мы здесь одни. – В таком случае скажу прямо: Дворкин отказался назначить день, когда вы могли бы встретиться, и не пожелал даже слушать о вашей реликвии. Простите, что напрасно обнадежил вас вчера. – Понимаю… – берниец не выглядел разочарованным. С его точки зрения, эти обстоятельства подходили друг к другу, как части головоломки: отказ Дворкина встречаться с ним обычным порядком – и полученное ночью требование отдать перстень. Вполне возможно было, что между ними обнаружится и некая связь… – А скажите, принц… вы больше ни с кем не говорили об этой вещи? – Ни с кем, - Брэнд нахмурился. – Больше того, никто не мог и подслушать меня – ни здесь, ни там, в подземельях. Разве только… – Разве только – что? – Да нет, это бессмысленно. Словом, иногда Дворкин знает то, о чем собираешься ему рассказать, еще до того, как расскажешь. Но в данном случае это ничего не меняет. – В самом деле, – кивнул берниец. – А может ли он узнать и о том, о чем ему рассказывать не собираются? – Наверняка не скажу, – Брэнд прикусил губу. – Но если бы меня спросили неофициально… – Разумеется, неофициально! Итак? – Я бы сказал, что он может. – А кто-либо другой из обитателей Замка? – А что, о вашем сокровище узнал кто-то еще? – Может быть, принц, может быть. А может, и нет – пока не совсем понятно. Но думаю, этот вопрос скоро прояснится. – Вы не хотели бы рассказать обо всем моему отцу? Глядя на нахмуренное лицо принца, берниец вдруг почувствовал себя очень старым. Неужели лишь несколько часов назад он был бодр и радовался жизни? В пересчете на амберские годы ему уже под пятьдесят. Немного, но по его собственным ощущениям он в прадеды своему собеседнику годится. На вид Брэнду около тридцати, но когда он улыбается или, напротив, мрачнеет, выглядит совсем мальчишкой. И это предложение известить Оберона… сущее мальчишество! Король Амбера стал бы последним, кому лорд Альтин решился бы доверить эту тайну. Четыре поколения его предков хранили ее строго: короли самой Бернии, например, до сих пор не знают о перстне. И если так – то кто поручится, что, узнав о реликвии, Оберон не попытается отобрать ее силой? Ведь никто в целом свете не мог бы доказать прав лорда Альтина на сокровище. – Пожалуй, не стоит его беспокоить. Ничего, заслуживающего его внимания, не произошло. Брэнд неохотно кивнул… но лицо его быстро разгладилось. Мальчишка, вздохнул про себя берниец. Кстати, вспомнил он, говорили, что амбериты живут невообразимо долго. Мол, любой из принцев, даже тот же Брэнд, старше лорда Альтина на несколько сот лет. Что ж, должно быть, амбериты и взрослеют медленнее.***
Из дневника Брэнда Вынужден был снова спуститься к земляному червю. Тот был занят чем-то на редкость неприятным. Время от времени у нашего горбуна делается такое лицо, что к нему страшно приближаться… Учить меня он, ясно, и не собирался, но я надеялся уговорить его принять гостя из Бернии. Хотя сам лорд Альтин и не принадлежит к колдовскому роду, но перстень, который в его семье передается по наследству, имеет невероятную силу. Д. мог бы получить ее обмен на золото или некие услуги… Впрочем, можно было предугадать, что он откажется даже выслушать. Что ему какой-то источник энергии! Во-первых, он умеет обходиться и малыми ее количествами, а во-вторых… во-вторых, он все равно ничего не делает! И это тот, кому подчиняются силы, о владении которыми я пока могу только мечтать! Просто выхожу из себя, когда думаю о том, какое могущество пропадает напрасно. Сколько я мог бы совершить, если бы обладал хотя бы половиной его знаний и навыков! Но Д. нет дела ни до кого. Не понимаю, зачем его держат в Замке. Ходят слухи, будто это делается во исполнение некоего долга... однако неясно, кем и кому было дано это обязательство. Долг ли это отца как короля Амбера перед самим Д. – или же перед кем-то, кому нужно, чтобы Д. никогда не вышел на свободу? Отец никогда не отвечает на подобные вопросы, словно за всем этим стоит некая постыдная тайна. И многое говорит в пользу последнего предположения. Некогда Д. казался мне совсем другим, с ним было можно иметь дело. А потом приехал и через несколько дней был найден мертвым аверкенский посол... и, по-моему, тогда Д. сошел с ума. То есть все это случилось как раз потому, что он сошел с ума. Да, я думаю, что Д. имел отношение к смерти посла. Даже могу объяснить, зачем ему это понадобилось. Тогда долго ходили слухи о некоей книге заклинаний, которую лорд Гирних якобы привез с собой. Так вот, могу засвидетельствовать: она действительно существовала. Я видел ее собственными глазами, даже держал в руках. Но она загадочным образом пропала из его комнат. Куда? Разумеется, в библиотеке Замка ее нет. Но полагаю, в подземельях никто не искал! Моя теория сводится к тому, что десять лет назад Д. спятил и, позарившись на книгу, может быть, даже сам совершил те ужасные преступления, которые бросили тень на амберское гостеприимство и всю нашу жизнь. Могу ли я ошибаться? Да я буду только рад этому – особенно теперь, когда в Замке поселился лорд Альтин, также обладающий тем, что желанно каждому колдуну. Я не хотел бы, чтобы он подвергся опасности. Значит, придется мне разобраться в том, что произошло тогда. Само собою, после смерти посла проводилось расследование. Я начну с газет, и, разузнав все, что только можно, смогу поднять все сохранившиеся материалы по этому делу. Если окажется, что мое предположение верно и Д. безумен, я буду готов принять меры, и ничто меня не остановит. Нет, я не собираюсь убивать Дворкина. Да и зачем? Могут быть и иные способы воздействия. Да, конечно, Д., как я его именую тут, – это Дворкин. К чему эта конспирация...***
Из подшивки номеров «Амберского глашатая» 12 августа *** года от восшествия на престол короля Оберона Посол страны Золотого Круга погиб в Амбере «В ночь на 11 августа *** года от восшествия на престол короля Оберона в амберском Замке скончался лорд Гирних, посол королевства Аверке, входящего в государства Золотого Круга. «Эта трагическая случайность потрясла все Янтарное королевство, - говорится в коммюнике, подписанном лично королем Обероном. - По факту смерти будет проведено тщательное расследование, хотя по всем признакам она последовала от естественных причин. Королевский дом Амбера выражает соболезнования Его Величеству Рильду Второму, королю Аверке, и родным усопшего. Тело лорда Гирниха будет доставлено на родину в ближайшие дни.» 13 августа *** года от восшествия на престол короля Оберона Расследование смерти посла поручено лучшему сыщику «... по приказу короля Оберона начато расследование обстоятельств смерти лорда Г., посла Аверке, последовавшей 11 августа сего года от естественных причин. Дело ведет самый известный представитель сыскной службы Его Величества господин Такане.» 16 августа *** года от восшествия на престол короля Оберона Дело о смерти посла: первые результаты следствия «Господин Такане поведал нам о первых результатах расследования. Он, в частности, напомнил, что в последнее время появились слухи о том, что из комнат лорда Гирниха, посла Аверке, остановившегося в Замке и 11 августа скончавшегося там же, пропала некая ценная вещь. При осмотре занимавшихся им комнат никаких артефактов не было обнаружено. Однако сыщикам не удалось найти и никаких признаков того, что лорд действительно имел при себе эту вещь. Основной версией расследования по-прежнему остается смерть лорда Г. от естественных причин; что касается упомянутого артефакта, то он, по всей видимости, никогда не покидал Аверке. Остальные факты пока не разглашается в интересах следствия.»***
– Брэнд? Ты что здесь делаешь в такую рань? - Фиона застыла на пороге библиотеки. – А? О, доброе утро, Фи, – Брэнд от души зевнул и потянулся в кресле. Груда пожелтевших бумаг на столе перед ним шевельнулась от его движения. – Не слышал, как ты вошла. – Выглядишь так, будто утро стало для тебя еще большей неожиданностью, чем я. Что увлекло тебя? – Старые номера «Глашатая». Любопытное чтение. Фиона нахмурилась. Брэнд казался чрезвычайно довольным – видимо, считал, что ночь потрачена не зря. – Не припомню, чтобы ты интересовался этим листком, – раздумчиво произнесла Фиона, подойдя ближе, – прежде ты его и в грош не ставил. Как и я... и как все мы, в сущности. Что там может быть любопытного? Только сплетни и официоз. «В заботе о подданных король Оберон подписал...» да «В порту снова видели восьмиглазое чудовище на собачьих ногах»! – Ты не права, Фи, главное – знать, как читать. Если умеешь обращать внимание не только на написанное, но и на все, что было опущено, – можно обнаружить массу занятного. Вот, например, помнишь, что писали о смерти аверкенского посла? – Почему это тебя заинтересовало? – Нет, погоди, скажи сперва: ты помнишь? – Не очень. Что-то про соболезнования было наверняка. А что? – Первое же упоминание о событии сопровождается пояснением, что смерть последовала от естественных причин. Во всех дальнейших статьях эта фраза повторялась. – И она не дает тебе покою? – Разумеется, не дает – он же был убит. – Не понимаю, почему сейчас это тебя это взволновало. Срок давности по таким преступлениям, оговоренный в соглашениях между Амбером и Аверке, уже на исходе, если не истек. – Именно истек. Думаю, пора назвать имя того, кто это совершил. – Ты хочешь... сделать это? – Почему нет? Навсегда покрыть себя славой, сестричка. Кто же этого не хочет? – Брэнд... мне кажется, это не лучшая идея. – Предоставь мне самому решать, так ли она плоха. – Возможно, ты не совсем верно оцениваешь положение дел. – Как-нибудь разберусь. Не припомнишь, кто нашел тело? – Н-нет. Полагаю, Энскил... или кто-то еще из тех, кто был приставлен к высоким гостям. Брэнд, неужели ты не можешь найти более стоящего занятия? Откуда этот интерес к давним событиям? Что навело тебя на мысль о них? Уж не прибытие ли ко двору посла Бернии? – Видишь ли, сестричка, как раз этого я и не могу тебе сказать. Пока не могу. Но со временем расскажу, не бойся. Думаю, ты будешь поражена. – Как раз в этом я сомневаюсь, – еле слышно произнесла Фиона и торопливо вышла. – Эй, Фи! – донеслось ей вслед. – А ты зачем приходила? Она ускорила шаг.***
Из дневника Брэнда Между прочем, Фиона не оспаривала предположения о том, что лорд Гирних был убит. Даже не попыталась. Интересно, что она на самом деле думает на этот счет и почему не говорит прямо. Какая ей от выгода от молчания? Мои собственные попытки что-то разузнать натолкнулись на препятствие. Энскил, обычно прислуживавший гостям в то время, когда к нам приезжал лорд Г., ничем не мог мне помочь – оказалось, что в ту пору он был болен и его обязанности были возложены на Руара. Увы, тот уже ничего и никому не расскажет – четыре года назад Руар погиб, допившись до смерти. Не знаю, чем было вызвано его затяжное пьянство… но боюсь, что его смерть имеет прямо отношение ко всей это неприглядной истории. Я решил зайти с другой стороны и принялся разыскивать сыщика… и тут только узнал, что господин Такане был убит в том же августе, вскоре после гибели посла! И, по всей видимости, убит именно в связи с тем расследованием... Известие о его гибели ошеломило меня. Я всегда полагал, что этот въедливый, но обходительный господин, надоедавший нам с неделю, покинул Замок лишь потому, что благополучно завершил дело… выходит, я обманывался? Случайно ли? Похоже, от нас пытались скрыть происшедшее. Но ведь это должно означать, что Такане до чего-то докопался! Значит, если он вел какие-то записи и если они сохранились… Да, слишком много этих «если», я понимаю. Но что остается делать? Только продолжать поиски. Ведь есть еще женщина, которая помогала обмывать тело лорда Гирниха. И как я сразу об этом не подумал! Вот ее-то я и расспрошу. И к Дворкину сегодня не пойду – пусть срывает зло на ком-нибудь другом. А вот лорда А. надо было навестить ближе к вечеру… Хотя старый лис и без меня не скучает. Сегодня утром, например, отправившись к нему, столкнулся с Блейзом - тот выходил из покоев бернийца. Я, конечно, тут же повернул обратно. Не хотелось оказаться некстати. Какое-то неприятное впечатление осталось у меня от этой встречи. Не знаю, в чем дело… Блейз держался… неестественно.***
Старость имеет свои преимущества, говаривал на склоне лет отец Альтина, лорд Ульв. Помимо титула посланник унаследовал отцовский склад ума и любимые присказки. «Старость имеет свои преимущества, - сказал он себе перед отходом ко сну, щедро добавив себе лет, - и чуткий сон – в их числе». Двери его покоев, разумеется, были заперты… но ведь заперты они были и накануне – и тем не менее, тогда некто проник в комнаты, чтобы оставить там записку… Стало быть, чуткий сон может оказаться жизненно необходимым... А Зантисс, камердинер бернийца, и вовсе не собирался спать. Он устроился в дальнем углу первой, проходной комнаты, на низеньком стульчике за большим дорожным сундуком лорда. В четвертом часу, когда готова совсем отяжелела, слуга ненадолго закрыл глаза… но продолжал вслушиваться в тихий, с присвистом храп лорда Альтина, треск сверчка где-то за окном, дальний, тихий лязг алебарды, древком которой какой-то дворцовый стражник в забывчивости ударил о пол, слабый шорох в коридоре, приближающийся к покоям бернийца, шелест плотной ткани, которой была подбита понизу для предотвращения сквозняков их дверь… Зантисс распахнул глаза и оцепенел. У входа в спальню лорда стояла неправильная, искаженная фигура – различимая в слабом, невесть откуда взявшемся синеватом сиянии, она показалась слуге бернийца не вполне человеческой. Что-то не так было с ее пропорциями... Монстр нажал на ручку двери, но та не поддалась. Лорд Альтин заперся изнутри. Но монстр стиснул руку в кулак, и к кулаку сперва от локтя, а потом и от плеча монстра стали стекаться сизые искры. Зантисс почувствовал тяжесть в груди, словно дышал мертвым, отравленным воздухом… и кто знает, не обнаружил ли бы он себя слишком шумным дыханием или неосторожным движением, если бы не приближающееся клацанье когтей в коридоре. Монстр насторожился, отпрянул от двери, потом присел, сунул под нее что-то – и бесшумно вышел. Спустя еще пару минут в дверь просунулся и тут же убрался собачий нос. Кто-то из собак Флоры не удержался от искушения заглянуть к чужакам. Только через четверть часа Зантисс решился прокрасться к двери и снова запереть ее на ключ на два оборота, как запирал с вечера. Потом вернулся на свой пост и просидел без движения несколько часов. Только когда край неба начал желтеть, его сморил сон. Лорд Альтин же спокойно проспал до самого рассвета. А проснувшись вместе с птицами, ощутил, что, пожалуй, не столь стар, чтобы ранняя прогулка могла повредить ему. Он не стал будить Зантисса, оделся в редеющем полумраке спальни и вышел в сад. Все было прекрасно. В этот сладкий прохладный час даже суровый вкус принца Бенедикта не раздражал его. Лорд больше не ощущал беспокойства – один лишь душевный подъем, как тот, кто знает: он – единственный приглашенный на праздник начала дня. К его возвращению в свои комнаты лорда ждал трепещущий Зантисс и две записки. Одна была написана тем же странно-корявым почерком, что и предыдущая: «Не отдашь перстень – умрешь». Как и та, предшествовавшая, она лежала у порога спальни. Была и вторая, переданная через слуг. При виде нее посланник ощутил, как сердце его затрепетало. Узкий сиреневый конверт, распространяющий легкий запах жасмина, бумага с водяными знаками, подпись и личная печать принцессы Фионы. О, как это напоминало любовные письма… Увы! Напоминало только формой… «Вы привлекли к себе нежелательное внимание. Многого сказать не могу, но вам нужно как можно скорее покинуть Амбер. Найдите повод для отъезда. Никого не принимайте, все приглашения отклоняйте. Письмо сожгите», – говорилось в надушенном листке. Берниец вспомнил осторожные расспросы Блейза, перечитал послание еще раз, понюхал конверт, вздохнул – увы, прошли те времена, когда его просили сжечь письма по совсем иным причинам! – и велел Зантиссу разжечь камин и рассказать об обстоятельствах появления анонимного послания. Про собаку он спрашивал трижды.***
Из дневника Брэнда С трудом заставил себя снова взяться за дело. Я не из тех, кто легко встает по утрам. Не знаю, много ли в моих привычках от меня самого, или же они сформировались под влиянием все того же Дворкина – он говорил, что для некоторых заклинаний особенно хороши ночные часы. Да я и просто так, случалось, засиживался над пометками, что делал после его уроков. Так или иначе, я выволок себя из постели и отправился для начала в библиотеку. И обнаружил, что часть номеров «Глашатая» за интересующий меня период пропали. Причем пропало даже несколько номеров, которые я уже успел просмотреть, так что я не могу списать недостачу на небрежность тех, кто некогда собирал подшивку. Вот это мне уже чрезвычайно не нравится… и даже, пожалуй, тревожит. Кому и зачем понадобились эти газеты? Может, их изъяли именно из-за моего интереса к ним? Кстати, сегодня имело место редкое событие: Дворкин посылал за мной. К счастью или несчастью (не то чтобы я хотел его видеть, но из-за задержки он должен был обозлиться еще больше), меня не сумели отыскать сразу – я находился на половине слуг. Да, сегодня я разговаривал с той, которую уже не чаял найти. Старуха Анель, которая каждый день попадалась мне на глаза, и оказалась той самой, кто обмывал тело злосчастного лорда Гирниха. То, что она рассказала мне, не укладывается в голове. Лорд действительно был убит, и убит жестоко – тело было буквально изрезано на куски, грудная клетка и живот вскрыты и внутренности извлечены и разложены рядом, а комната была вся измазана кровью. По словам Анель, эта картина до сих пор стоит у нее перед глазами, и она совершенно уверена, что Руар начал пить именно после того, как обнаружил, а потом вынужден был помогать собирать останки. Но не одна лишь жестокость убийства потрясла меня. Анель сказала, что сердце убитого лежало справа от тела, тогда как печень – или то, что показалось ей печенью, – слева… Может быть, в сравнении с более опытными колдунами я не так уж много знаю, но отлично помню, что расположение внутренностей жертвы в зеркальном порядке используется для совершения некоторых магических обрядов. И что желательно проделывать это, пока жертва еще жива. Полагаю, нет необходимости объяснять, почему после этого я отнюдь не горю желанием видеть Дворкина. Мне и так-то несколько раз за день казалось, что он стоит за моей спиной и вот-вот ударит по плечу. Крайне неприятное ощущение. После обеда разговорился с лордом Альтином – нагнал его в коридоре и пригласил в библиотеку. За беседой незаметно прошли несколько часов... Как все-таки располагает к себе этот человек! Прихожу к выводу, что приятными в общении могут быть только те, кто не обладает способностями к магии. Дар волшебника накладывает на владельца нестираемый отпечаток высокомерия… не говоря уже о привычке недоговаривать. А как, скажите на милость, не привыкнуть к этому, если знаешь, что даже выложи ты все в подробностях – все равно не будешь понят! Разве что тебе повезет разговориться с собратом по дару. Увы, мой ближайший собрат по нему, равно как и сосестра, уже прошли стадию доверительных бесед. Из Блейза теперь не выжмешь и слова, а Фиона не скрывает, что, по ее мнению, мне стоило бы заняться чем-нибудь более полезным. Интересно, чем? Научиться вызывать дождь над посевами на радость селянам? Или загонять дичь для охотников? А может быть, придумать что-нибудь, что помогало было кухаркам в работе? Высокого же ты обо мне мнения, сестричка… По-моему, ты даже не веришь, что я видел Единорога. А ведь это было, и он смотрел прямо на меня.***
В этот ясный, но ветреный сентябрьский денек лорд Альтин, посвятив утро дипломатической службе, состоявшей на тот момент в написании должным образом зашифрованных писем, к середине дня ощутил желание побыть в одиночестве. Покинув Замок, он взял на конюшне самого смирного мерина и отправился на прогулку. На въезде в Арденны лорд взял вправо и углубился в примыкавшую к лесу рощу, насквозь пронизанную светом. Недалеко от поляны почти в центре этой рощи он спешился, набросил повод коня на ближайший куст и присел на траву. Требовалось хорошенько поразмыслить, и лучше всего было делать это в безопасном месте. Здесь же, в отличие от Замка, ни к чему было держаться настороже. Солнце не пекло, но мягко грело, а ветер шумел так сильно, что лорд и не услышал приближения двоих всадников. Очнулся он лишь в тот момент, когда рядом зацокали копыта двух лошадей и едва ли не над его головой зазвучали голоса. – Ну, в чем дело, Джерард? Зачем мы здесь? – Джулиан не передавал тебе? Я хотел... – Джулиан передал. Но я по-прежнему не понимаю, чем беседа в Роще Единорога лучше разговора в моих или твоих собственных покоях. – Не хочу говорить об этом в Замке. Дело в Брэнде. – И что с ним на этот раз? – Пока как будто ничего... и все же он слишком часто беседует с бернийским посланником. – Ты боишься, что того постигнет участь лорда... как его там? – Гирниха. А ты уверен, что этого не случится? – Не знаю. Возможно, мы все ошибались насчет Брэнда. – А я уверен, что мы были правы. – Но он ничем не выдал себя за все это время. И отец тогда не принял никаких мер. – Или мы не знаем о них. – Тогда предупреди бернийца, чтобы держался настороже. – Это все равно что объявить на весь мир: «Я подозреваю собственного брата в убийстве!» Лорд Альтин не из числа долгожителей, но о том, что случилось в Амбере десять лет назад, осведомлен. – Так оставь его в покое, возьмись за самого Брэнда. Отвлеки его внимание от гостя. – Хороший совет, Кейн, только дай уж тогда и второй! Чем мне заинтересовать Брэнда, если мои пристрастия он презирает? – Драконами. – Что? – Ты же сражался с драконами. Отличное занятие. – Думаешь, подходящее для него?.. – И очень опасное. – Что ты имеешь в виду, Кейн? Я не собираюсь убивать собственного брата! – О нет, конечно. Ты не собираешься. – Кейн! – Да, Джерард? – Что ты хотел сказать этим? – Ничего. В самом деле. Ну, это все? Звякнула сбруя. Застоявшийся конь топнул ногой и захрапел. Альтин в испуге покосился на своего меринка, но тот стоял смирно и не делал никаких попыток обнаружить себя. – Пожалуй, да, – с сомнением отозвался Джерард. – Можно ехать. – Отлично! Ннно! – конь Кейна заплясал, ощутив нетерпение седока. – Пошел! Давай, Джерард, догоняй! Альтин решился выбраться на открытое место лишь после того, как удаляющееся стаккато восьми копыт окончательно стихло. Он быстро взгромоздился на меринка и пустил его рысью в сторону Амбера. Спустя несколько минут по другую сторону поляны показался еще один человек, ведущий коня в поводу.***
Из дневника Брэнда Не могу подобрать слов... Никогда не воображал, что окажусь в подобном положении. Оказывается, в убийстве лорда Гирниха все мои родственнички – все до единого! – подозревали меня! Неужели и отец? Пишу – и сам не знаю, как такое возможно. Неужели он тоже считал, что я зарезал несчастного аверкенца – или, вернее, обездвижил и препарировал живьем, пока тот не истек кровью? Не может быть, чтобы и он верил в это! Но, похоже, любезный господин Такане неслучайно ежедневно беседовал со мной во время расследования. Тогда меня это не волновало: я думал, что ему просто хочется проверить собственные предположения, что проще всего сделать в разговоре с разумным собеседником… но что если он допрашивал меня, ища признаки моей вины? Ставил мне ловушки? И, главное, «мы все»! Это «все», которое так небрежно обронил Кейн в Роще Единорога, куда им зачем-то вздумалось явиться следом за мной, меня просто оглушило. Что я сделал им всем?! За что мои братья и сестры меня ненавидят? Да, может быть, я не всегда был с ними дружелюбен, но и они не слишком-то кидались мне на шею! Я не говорю о недоумках типа Джерарда или Флоры – но и надутый болван Эрик, и это ничтожество Рэндом… Тот же Корвин – может быть, самый жестокий из нас… Каким же мне надо было быть, что им нравиться? Или Ллевелла – что я должен был сделать, чтобы заслужить ее расположение? Превратиться в рыбу? Разве ее что-то когда-либо волновало, кроме рыб? Или, может быть, мне следовало перекинуться в оленя и подставиться под стрелы Джулиана? Что между всеми нами общего, кроме того, что мы все по крови принадлежим Амберу?! Как я могу всерьез считать равными себе эти... плоды увлечений отца? Но Блейз, мой родной брат… неужели и он тоже считал меня убийцей? А Фиона? Моя умница-сестра... Не могу об этом думать, просто в глазах темнеет. И почему все они поверили, что виноват я, а не тот, кто вечно торчит под землей? Ведь это он, разве не очевидно?!***
Третью записку лорд Альтин обнаружил на своей подушке, возле самого уха. Он не хотел бы признаваться даже себе, что, проснувшись, некоторое время лежал, старательно имитируя собственный слабый, с присвистами храп – и сквозь ресницы пытался подглядеть, нет ли кого-нибудь в комнате. Потому что разбудило его именно ощущение чужого присутствия. И он был там – этот монстр, уродливая, искореженная фигура, нечто вроде получеловека с несоразмерно длинными руками. Монстр стоял в изножье кровати и смотрел на спящего, минуту, другую… третью… а потом нагнулся, словно желая разглядеть что-то повнимательней. В этот миг лорд совсем закрыл глаза, и синеватое лицо, мелькнувшее где-то на периферии его зрения, под сомкнутыми веками стало разрастаться и искажаться. – Можешь и не отдавать, убью тебя и заберу перстень сам, – проскрипел неприятный, хриплый голос, и что-то свистнуло над ухом бернийца. – Скоро. Ты старый, тебе все равно. И монстр вышел. Лорд Альтин открыл глаза. Сердце не билось, а трепетало, как бабочка в кулаке. Неслушающейся рукой он нашарил ночник и зажег его. Записка была приколота к подушке ножом. Обычным кухонным ножом с лезвием длиною около десяти дюймов. «Завтра – последний срок, - кривились вокруг дыры в бумаге слова. – Перстень все равно будет моим». Лорд сбросил на пол подушку и сел в постели. Окинул взглядом спальню, что-то припоминая. Поднялся, извлек из шкафа небольшую шкатулку, запертую на затейливый замок. Открыл ее, поддел оставленным ножом и с трудом вытащил фальшивое дно. Под ним лежало желтое, обветшавшее от времени письмо. Лорд еще раз перечитал выцветшие строки, продираясь сквозь неровный старческий почерк и затейливые, давно вышедшие из моды начертания букв. Убрал письмо в тайник, шкатулку – в шкаф и принялся дожидаться утра.***
Из дневника Брэнда Ненавижу их. Отца и этого… да будь все проклято, это его вина! Оказывается, Дворкин, этот сумасшедший урод – мой дед! Я происхожу от него, и это из-за него все случилось, это его кровь сделала нас такими! Я лучше по порядку. Не могу спокойно. Надо держать себя в руках, или меня снова не станет, а вылезет этот, второй. Второй… ненавижу его так же сильно, как Дворкина, если не сильнее. Эта тварь все время рядом! Но я хотел по порядку. Я… Сегодня утром понял ясно: тот, кто убил лорда Гирниха, убил и сыщика, а еще спрятал книгу, привезенную послом. Отец... Оберон замял дело, потому что все это совершил тот, с кем он тесно связан, и это не будет предано огласке. Но поскольку бернийский посланник рискует жизнью, я отправился к отцу, чтобы выложить ему все начистоту. Мне сказали, что он занят, только ни в Большом зале, ни в кабинете, ни в его покоях его не было. Анель призналась, что видела, как он направлялся в сторону подземелий. И я догадался: он пошел к Дворкину. Мелькнула надежда, что отец сам все понимает и отправился к горбуну именно для того, чтобы предупредить: мы обо всем знаем, не смей трогать бернийца! Я решил подслушать их, благо были возможности. Не так уж это легко, но если знаешь участников разговора и можешь точно определить, где они находятся, все же возможно. Я знал и мог… и стал слушать. Я услыхал: – Так он пришел к тебе сам? Смелый... – это говорил отец, Оберон. – У него сохранилось письмо прапрадеда. Он ему поверил. – Я и говорю – смелый. – Ты не поверил бы? – Не могу ответить. Я же знаю, каков ты на самом деле. Ты же все-таки мой отец. Мне стало страшно, не шучу. Слухи о том, что Дворкин состоит в родстве с Обероном, ходили, только я думал, что речь идет о родстве дальнем и непрямом. Но узнать, что помешанный колдун – его отец? Мой дед? А они говорили дальше. Вот примерно как: – Когда-то я был коротко знаком с тем самым предком лорда. Пользуясь моими советами, он и раздобыл перстень, – это Дворкин объяснял. – В письме, которое он завещал передавать от отца к сыну вместе с перстнем, он упоминал об этом и советовал в случае трудностей довериться мне. Лорд Альтин был уверен, что посол Аверке погиб в Амбере из-за принадлежавшей ему книги заклинаний, но посчитал, что в настоящее время его перстень не может оставаться в Бернии; кроме того, он является старшим в своем роду и до сих пор не имеет наследников мужского пола. – Он решил привезти его и оставить тебе? – Совершенно верно. Впрочем, он напрасно опасался: пока перстень хранится в том ящичке, в котором он лежал, никто не найдет его кроме тех, кто его спрятал. Да, Брэнд почуял его, но лишь однажды – когда перстень был извлечен из футляра. - Все же не понимаю, как Альтин решился на встречу с тобой после угроз. И зачем нужно было, чтобы он сам отдал кольцо? – Если перстень отобрать силой, он потеряет часть своего могущества. А записки с угрозами… Взгляни, Оберо: видно, что это не моя рука. – Едва ли он знает твой почерк! – Знает – еще до отъезда сюда получил мое письмо. И хотя он понял, что приходил к нему кто-то из нас, подозревал он не меня. – Откуда знал и почему подозревал не тебя? – В Замке бывают собаки, но они на это существо не лаяли и не рычали. Значит, это кто-то, чей запах им хорошо известен - а о появлении перстня знали только двое, Брэнд и я, и я почти не выхожу из подземелий. Можно было подумать, что о перстне знал и Блейз, недавно посещавший лорда. Но Блейз не видел артефакта и не мог ощутить его присутствия, потому что после того, как перстень побывал в руках у Брэнда, его убрали в ящичек и не доставали. Еще больше в моей непричастности к угрозам лорда Альтина убедило то, что угрожавший назвал его старым. Едва ли я, знакомый с его прадедом, сказал бы такое... И, наконец, то, в чем он не был уверен, но что предположил правильно: пропавшая книга. Если бы перстень я еще мог использовать, то книгу несчастного лорда Гирниха – никак. В ней нет ничего, что представляло бы для меня интерес, – тогда как для Брэнда она содержит немало откровений. – Что нам делать? Сможет ли Единорог снова помочь? Тогда она почти излечила его… – Не знаю, Оберо. Надейся на лучшее... но готовиться к иному. Единорог заботится о вас, но есть и то, чему мы открываем дверь сами. Насколько сильна в Брэнде вторая сущность? Этого, может быть, и он не представляет. Сам я знаю только, что она просыпается при виде того, что может усилить его магические способности. Брэнд необыкновенно восприимчив к этому – неслучайно я всегда любил и боялся учить его. – Но что выходит вперед, когда это случается? Кто занимает место Брэнда, когда он – не он? Это не хаосит... – Разве ты не понял, Оберо? Он и впрямь воображает себя мной. – Ты не похож на то чудовище, то описывали бернийцы! – В его представлении похож. А что если, подумал я при этих словах, Дворкин вовсе не следил за мной? Что если я чувствовал второго себя? Что если он теперь все время близко?***
Лорд Альтин собирал вещи. Вернее сказать, Зантисс внимательно наблюдал за тем, как двое амберских слуг опустошают платяные шкафы в покоях лорда и укладывают их содержимое в дорожные сундуки. Сам лорд с томиком баллад в руке устроился в кресле в гостиной. Принцесса Фиона могла бы радоваться, думал он, скользя глазами по строчкам: благодаря жадности короля Иерра предлог для возвращения у него идеальный – срочные консультации по вопросу об изменении условий вхождения Бернии в Золотой Круг… Что может быть существенней! Раздался стук. – Принц Брэнд спрашивает, не согласились бы вы принять его? – Зантисс просунул голову в дверь. – Разумеется, я готов, – берниец отложил книгу и поднялся. Фиона настаивала на том, чтобы он никого не принимал до отъезда, но средь бела дня, когда в соседних комнатах полно народу, опасность не казалась ему реальной. И Брэнд со своей обычной, чуть смущенной улыбкой, разумеется, не выглядел опасным. – Я слышал, вы скоро покидаете Амбер, – заговорил он. – Увы, мой принц, дела призывают меня. – Что ж… надеюсь, мы еще увидимся. Я хотел бы сделать вам подарок на память. Знаю, вы любите такие вещицы. В ладонь лорда легла небольшая коробочка, обтянутая синим бархатом. – Благодарю, – берниец повертел ее в руках. – Открывается так, – Брэнд поддел ногтем крышку. На синем же бархате основания лежали небольшие золотые часы с цепочкой. – Часы не слишком сильны как оберег, но будут напоминать вам том, что мы надеемся на ваш скорый приезд. Пальцы колдуна касаются корпуса часов. Слабая ультрамариновая вспышка озаряет все вокруг, на мгновение искажая черты его лица. Перед лордом Альтином стоит монстр. Перед лордом Альтином стоит Брэнд. Оба улыбаются.***
Из дневника Брэнда Берниец уезжает. Очень хорошо: теперь никто не сможет обвинить меня в том, что я покушаюсь на его жизнь. А подарок, который я ему сделал, заткнет им рот, и тварь больше не покажется. Я про того, кто занимает мое место при виде вещичек, подобных проклятому перстню. Я не могу убить это… но пусть не смеет показываться на свет – пусть остается в своей могиле! Я ненавижу ее почти так же сильно, как самого Дворкина и его Огненный Путь. Именно он и его Путь сделали Амбер и всех нас такими – больными, лживыми и жестокими, мечтающими о могуществе и всегда готовыми убивать. Когда-то мир был другим и мы относились друг к другу иначе… но потом все разладилось. Очевидно, потому что в созданном Дворкиным Пути есть изъян. Ха. Ну, разумеется, он есть! Как может не быть изъяна в том, что создано сумасшедшим! К счастью, амберский Путь – не единственный доступный нам. Существует Судный Камень – символ королевской власти, в котором хранится отпечаток первоначального, не искаженного Дворкиным Узора. Я должен заполучить его. Должен уничтожить этот неправильный Огненный Путь и с помощью Камня пересоздать Амбер заново, сделать его таким, каким ему надлежит быть. Что же нужно, чтобы стереть старый Путь? О, Дворкин так часто твердил, что Путь лежит в основе Амбера, а Амбер живет в нашей крови, что и болван бы догадался! Я должен пролить кровь Амбера на Узор – и это разрушит его целостность. И мне потребуется много крови – чем больше, тем лучше. Но я не хочу убивать вас, милейшие братцы и сестрицы… не хочу убивать даже отца, даже Дворкина. О нет, я не согласен потерять кого-либо из семьи! Придет время справедливости, и нужно будет, чтобы все вы оценили то, что я сделаю. Все вы – все, кто подозревал меня, боялся и ненавидел, все, кто так долго лгал мне в глаза… чтобы все вы поняли, наконец, кто я такой и чего стою! Что бы вы ни думали, я не безумнее вас. Ведь вы, как и я, произошли от этого чокнутого горбуна. Но, как я уже сказал, я не намерен вас убивать. И на первый взгляд, это серьезное препятствие для осуществления моего плана. Может быть, дорогие мои братцы и сестрицы, это и стало бы препятствием для вас – но не для меня. Даже если я и безумен, то все-таки умен: я слышал, как Ллевелла рассказывала, что в Рембе, подводном отражении Амбера, живет ублюдок Рэндома. Кажется, его зовут Мартин. Малыш Рэндом им не интересуется, а мать давно умерла – говорили, будто покончила с собой… Тем лучше, мне прекрасно подойдет мальчишка с дурной наследственностью. Кто знает, быть может, это удастся выдать за самоубийство… Значит, решено. Мне нужен Камень. Он здесь, в Амбере, и принадлежит отцу. Потребуется время, чтобы до него добраться. И мне нужен Мартин. Я найду его. fin