Как печать, на сердце твое...

Он всегда был немного отшельником. Так сложилось. Исторически. Даже тогда, когда у них с Сэнди совсем не было денег, а был лишь крохотный домишко, двое детей и призрачная надежда на успех. В те дни у него не было отдельной мастерской. Просто уголок с инструментами в гараже. И Сэнди морщила нос и ворчала, впрочем, довольно беззлобно, что он тащит опилки и прочий мусор в дом. Потом случился «Звездный путь». Они переехали в дом получше. И тогда он отвоевал себе пространство. Устроил мастерскую в садовом домике. Там даже нельзя было нормально развернуться, но Леонард был счастлив. У каждого инструмента было свое место, пахло деревом, полиролью, и царила тишина. Туда он сбегал в поисках спокойствия. В его семье не было принято бездельничать. Актерство — это, конечно, призвание, но нормальный мужчина должен уметь работать руками. Вот Леонард и работал. Детям и Сэнди его увлечение было неинтересно. Не сказать, что это его радовало. Сначала. Но потом, когда все начало рушиться, он оценил всю прелесть одиночества в своей мастерской. Там можно было хоть ненадолго, но скрыться от житейских проблем. И однажды, в один не слишком прекрасный день, все закончилось. Об этом неприятно было вспоминать. Больно. Расстраивало и то, что любовно обустроенную мастерскую пришлось оставить. Теперь у него была Сьюзен. И новая мастерская. И теплица. И что-то там еще, не до конца им рассмотренное. *** Когда они съехались со Сьюзен, Леонард сказал, что хотел бы иметь собственную мастерскую. «Хорошо, дорогой», — ответила Сью. Впрочем, Сэнди отвечала так же. Леонард не стал настаивать. Пока. Он готовился к съемкам «Хорошей матери» и отложил вопрос с мастерской на потом. Домой он приезжал лишь поспать и поцеловать Сьюзен. Где уж тут думать об устройстве чисто мужского убежища. Но однажды вечером, когда он вернулся домой пораньше, его встретила улыбающаяся жена. И попросила закрыть глаза. Вот прямо сразу, у порога. Конечно же, он закрыл. Он обожал Сью и сделал бы для нее что угодно. Даже отказался бы от мастерской. А закрыть глаза — это такой пустяк. Она взяла его за руку словно ребенка и повела через дом. По дороге Леонард пару раз наткнулся на стулья. Ну, он же не виноват, что у него такие длинные ноги, которые постоянно цепляют все углы. Так что он позволил себе чертыхнуться. Или даже выдал чего покрепче. — Леонард Саймон Нимой, — голос Сью был строг и весел одновременно, — а если бы здесь были дети? — Прости, дорогая! — в его тоне не было ни малейшего раскаяния. — Обними меня покрепче, и, может, мы уже никуда не пойдем? — Нет, Ленни, придется, — и она, смеясь, потянула его вперед. Он слышал легкие ноты предвкушения в ее смехе и пошел за ними, как дети шли за дудочкой крысолова. Они вышли в сад. Нет-нет, Леонард не подглядывал, но он же не совсем идиот, правда?! Просто понял. Прошли по извилистой дорожке в самый конец. И Сьюзен велела ему открыть глаза. Он открыл. Перед ним был домик для гостей. Достаточно просторный, чтобы принять семью. Ну, он так решил. — Дорогая, это здорово! — конечно, он слегка кривил душой. Ему не хотелось делить Сьюзен ни с кем. Но он не должен быть махровым эгоистом. — Мы сможем принять много друзей. Сьюзен улыбнулась: — Зайди, посмотри. — Милая, а это обязательно? Я так хочу спать. — Мне кажется, Лен, что сейчас ты расхочешь. Леонард вздохнул, — чего не сделаешь ради любимой женщины, и распахнул дверь. И остолбенел. За дверью была мастерская. Роскошная. С большими окнами, с длинными полками вдоль стен, с удобным верстаком, с рабочими столами со множеством ящиков и даже со стационарной циркулярной пилой. Не мастерская — мечта. Он обернулся к жене: — Сьюзен… — и замолчал, не в силах найти нужных слов. Вздохнул и попробовал еще раз. — Сьюзен… Я… Она закрыла ему рот теплой ладонью. — Это для тебя, Лен. Это только для тебя, — запнулась на секунду и храбро добавила: — Я лишь хочу, чтобы ты был счастлив. Леонард расцеловал длинные пальцы: — С тобой я счастлив… Они замолчали, занятые поцелуями и объятиями. В них не было страстного желания, лишь теплая нежность. Оторвавшись от нежных губ Сьюзен, он осмотрелся. У дальней стены, заметив еще одну дверь, поинтересовался: — А там что? — О-о-о-о-о, — улыбка Сьюзен осветила ее лицо. — Я не была уверена. Но надеюсь, что тебе понравится. Она потянула его к таинственной двери. — Надеюсь, там не кукольный театр Манджафоко? — Нет-нет, дорогой, тебе не грозит участь бедняги Пиноккио! — и с этими словами она распахнула дверь. — Ого! — вырвалось у Леонарда. Сьюзен вопросительно посмотрела на него. — Это же теплица, — озвучил он очевидную вещь. На самом деле это была практически целая оранжерея. Она тянулась вдоль всего фасада дома, сверкая отмытыми прозрачными стеклами. — Твой личный хрустальный дворец. — А ты моя Фея с лазоревыми волосами, — он подхватил ее на руки. — Это твое царство, Ленни. Ты можешь здесь уединяться. Тогда, когда захочешь. И я не буду тебе мешать. И никто не будет. В теплицу пару раз в неделю будет приходить рабочий. Тебе необязательно с ней возиться. — Но я хочу. — В любом случае помощник тебе будет необходим. — Но только не в мастерской. — Только не там, — покорно согласилась она. *** Так мастерская стала у него вторым любимым местом в доме. После спальни, конечно. Но об этом он никому не скажет. Это только между ним и Сьюзен. Поэтому он сейчас тут. Сьюзен нет дома. Ей пришлось поехать на благотворительный вечер. А Леонард отговорился усталостью после съемок и остался дома. Доделывать длинную полку в библиотеку. С некоторых пор одинокие вечера в мастерской перестали приносить то же удовлетворение, что и раньше. Хотелось легкого дыхания рядом. Но тащить нежную Сью в мастерскую, в мужское царство, казалось неправильным решением. Что ей тут делать. И Леонард молчал, не осмеливаясь предложить. Он вздохнул и снова принялся за работу. В саду послышались шаги, тихонько скрипнула дверь. Он поднял глаза. На пороге стояла Сьюзен в черном блестящем платье с накинутым меховым палантином. — Принимаешь гостей, дорогой? Леонард вскочил, мгновенно выйдя из ступора, в который его ввергло появление жены. — Сью, ты дома? — Блестящая догадка, мистер Холмс. — Милая, я рад… — он заспешил, откладывая в сторону инструменты, смахивая на пол стружку. — Ты проходи… Подожди минуту. Я сейчас закончу. — Оставь, пожалуйста. Мне нравится запах дерева, — она подошла ближе. — Я не тороплюсь. И Сьюзен с удобством устроилась на верстаке. Среди кучи витых стружек она смотрелась словно экзотическая райская птичка. Леонард втянул воздух, увидев, как покачивается туфелька на самых кончиках пальцев. Ноги Сьюзен. Он мог бы сложить «Песнь песней» о ногах Сью: о нежной коже бедер, об изяществе щиколоток, о божественном изгибе лодыжек. Он потряс головой, чувствуя, как меняются мысли, как тяжелеет в паху. — Лен… — он поднял голову. Сьюзен смотрела на него. В упор. Облизнула губы и глухо произнесла: — Иди сюда. Он и не понял, как очутился у верстака. На коленях. Поймал рукой тонкую щиколотку и прижался губами к подъему. Подышал, согревая озябшую ногу, и цепочкой поцелуев двинулся вверх, прямо к круглому колену. Сьюзен раскраснелась, откинулась назад, едва удерживаясь на локтях. Ей хотелось все видеть. Он был таким притягательным, таким манящим в своем неприкрытом желании. Она была готова подарить ему целый мир, а он до сих пор думал, что недостоин этого. Но ничего, она научит его принимать благосклонно столь щедрые дары. Не будь она Сьюзен Бэй. А Леонард расцеловал колени и вопросительно посмотрел на Сьюзен. Она прикрыла глаза в молчаливом согласии, и он, осторожно раздвинув колени, встал в полный рост, чтобы склониться над покоренной им женщиной. Она была готова сдаться. Нет ничего слаще капитуляции любимому человеку. А Сью была известной лакомкой. Лен гладил ее руки, и это было так нежно, так щемяще, что Сьюзен чуть не расплакалась. Она уже лежала, прямо в горе пахучих опилок, и с готовностью принимала все, что он был готов ей предложить. — Милая, — голос Леонарда прерывался, — хочешь, мы купим тебе новое платье? — А чем… чем… чем… тебя не устраи… устраивает это? — ей было сложно договорить фразу. Она была слишком сосредоточена на прикосновениях. — Всем, кроме того, что оно мешает добраться до тебя, — и с этими словами он потянул тонкую ткань. Шелк не выдержал напора ее дорогого мужа, и лиф распался на две половинки. — Дика-а-а-арь, — она задыхалась от страсти, — где… где же твое воспитание… — Никакого воспитания, когда ты столь прекрасна. — О боже! — она вскрикнула, почувствовав, как огрубевшие пальцы скользнули по груди. — Боже мой! — Всего лишь я, — и он склонился еще ниже, опаляя дыханием нежную кожу, осторожно прихватывая зубами покрасневшую горошину соска. Сьюзен застонала. — Во-о-от так. Спой для меня, милая. — Лейб*… — Как ты меня назвала? — Мой Лейб, мой лев… Ласки твои опьяняют словно вино… Он рассмеялся и подхватил: — Губы твои красны, как гранаты, сосцы, как молодые серны, пасущиеся между лилиями, живот твой, как чаша с ароматным вином… Сьюзен взвизгнула, разрушая торжественность момента. — Ах, Лейб, мне щекотно... — Сьюзен-Сьюзен, я почему-то уверен, что Суламифь не визжала в объятиях Соломона. — Еще как визжала, мой драгоценный. Соломон был красив и влюблен со всей силой страсти. — Тебе показать мою силу? — Да-да-да… Сьюзен даже не заметила, как сползли с нее остатки платья, как исчезло белье; она была вся сосредоточена на руках Лена, на его губах, которые вырисовывали круги внизу живота. Вот он опустился на колени и собственными плечами еще шире раздвинул ее ноги. Она покраснела, зажалась, представив, что он видит. — Тише, Тойбе**, тише… Откройся мне… Подари мне себя. — Ох, Лейб… — Сьюзен расслабилась, почувствовав прикосновения его языка. Они уже давно были вместе, но она все еще трепетала под ласками своего мужа, словно юная девочка. *** Спустя какое-то время разнеженная Сью пальцем обводила припухшие губы своего мужа. — А знаешь, дорогой, верстак с опилками, оказывается, очень удобное место… Леонард хмыкнул. — Предлагаешь повторить? — Ой, с удовольствием. Если бы я знала, как здесь у тебя… волнующе, я бы уже давно напросилась в гости. — Тебе понравилось? — Мне нравится все, что связано с тобой, Лейб, — Сьюзен погладила его по щеке. Он поймал губами ее пальцы и с чувством расцеловал. — Вставай, Тойбе, пора идти в дом. — Ну, я же не пойду в таком виде? — Я укутаю тебя и отнесу. *** Уже позже, во мраке супружеской спальни, она потеребила мочку уха: — Лейб, я, кажется, потеряла сережку. — Не волнуйся, Сью, мы купим тебе другие, — зевнул Леонард. — Обидно, они еще бабушкины… — Спи, Тойбе, Бог — взял, Бог — даст. *** Два месяца спустя Сьюзен дремала в шезлонге в тени раскидистой яблони рядом с теплицей. Она садилась под нее с очередной книгой, Лен открывал дверь в теплицу, и каждый занимался своим делом. Они были вместе, хотя и не рядом. — Милая… Просыпайся, Сью… — голос Леонарда вывел ее из состояния дремоты. — Посмотри, что я тебе принес. Она открыла глаза. В руках Лен держал стебель с ягодами. — Клубнику? — Смотри внимательно, — он поднес ветку поближе. — Видишь? Сьюзен присмотрелась и ахнула. В одной из ягод поблескивала вросшая в нее бриллиантовая сережка. — Но как? — Я использовал опилки в теплице. И вот… Сьюзен засмеялась и обняла мужа: — Иди сюда. the end ____________________ * Лейб (идиш) - лев **Тойбе (идиш) - голубка