Coming home

Скотту совершенно не хочется возвращаться домой. У него точно есть время на отдых — восемь часов, в этом он уверен, —, но дела еще не закончены; химеры не обезврежены; доктора не убиты. Шерифа Стилински еще не выписали из больницы. Стайлз еще не вернулся в свой дом. Тео еще не найден и не убит (руки чешутся, но Скотт сдерживается, хотя и не очень хочет). Скотт гуляет по городу, дышит ночным воздухом вперемешку с автомобильными газами и тихо себя ненавидит. Он снова кругом виноват; он снова подвел тех, кто доверил ему свою жизнь; он снова не послушал того, кто всегда был прав; снова был предан; снова-снова-снова. Скотт не умеет учиться на своих ошибках, и вообще — уж если наступать на грабли, то раз двадцать, чтоб наверняка. Молодец, Скотти, давай в том же духе, — сердито думает МакКолл, с неведомой ему раньше злостью пиная камешки, попадающиеся на пути. Давай, Скотти, не возвращайся домой, не спи, чтобы потом снова допустить чью-нибудь смерть. Давай, Скотти, доверяй всяким проходимцам, верь в лучшее, бла-бла-бла. Не убивай, не насилуй. Ты же такой хороший, Скотти, твою мать! Скотт буквально чувствует, как эти слова могли бы звучать голосом Стайлза. О, он был рад, если бы Стайлз сказал так! Но Стайлз молча отворачивается, не ждет помощи, не берет протянутую руку. Стайлз смотрит даже не с презрением, а с безнадежностью. Его взгляд словно говорит: Скотт безнадежен, он слишком жалок даже для моего презрения. И нет, Скотт ни черта не накручивает себя, он слишком хорошо знает Стайлза, чтобы понять — тот слишком много прощал Скотту, и вот этот раз должен был стать последним. Скотт с такой силой сжимает кулаки, что на тыльной стороне ладони остаются кровавые следы. Ему так не хватает Стайлза. А вот Стайлзу, кажется, Скотта хватило с лихвой — и больше уже не хочется. *** Скотту совершенно не хочется возвращаться домой. За несколько часов он обходит весь город и уже начинает дрожать от пронизывающего ветра, но не может заставить себя остановиться. Ему нужно прочистить мозги, а еще лучше — сдохнуть, но такой роскоши он не может себе позволить. Мелисса на дежурстве, уверенная, что ее сын давно спит в теплой кровати перед ожидающим его тяжелым днем, а сын гуляет по Бэкон хиллс и совершенно не планирует возвращаться. Где-то около двенадцати ему приходит сообщение от Стайлза, и Скотт чувствует, будто из него выбивают воздух, хотя вроде все в порядке и Стилински почти не зол. «Я у тебя уже два часа, объясни мне, где тебя носит и что опять случилось» Одно предложение — и Скотт срывается с места и почти в мгновение ока оказывается возле дверей собственного дома. На кухне его встречает озабоченный Стайлз — бледный, исхудавший, с синяками под глазами и неровно бьющимся сердцем, но пытающийся выдавить относительно приветственную улыбку. Скотт не может выдавить ни слова. Стайлз заставляет его снять рубашку и, хмурясь и недовольно цокая языком, осматривает все еще кровоточащую рану (и как Скотт не заметил, что все так плохо?). Стайлз старательно накладывает неровные швы, аккуратно перебинтовывает и терпеливо ждет, пока Скотт оденется. Стайлз буквально впихивает ему чашку с горячим чаем и ворчит что-то про «оборотней, которые совершенно не заботятся о собственном здоровье». Скотт лишь молча и удивленно смотрит на своего друга (все еще друга — или уже нет?) и никак не решается заговорить. — Ну, рассказывай, — вздыхает Стайлз и откидывается на спинку стула. Его сердцебиение все еще быстрое, но уже приходит в норму, и Скотт несказанно этому рад. Только упорно не понимает, что Стайлз хочет от него услышать. — И что же тебе наплел про меня Тео? — у Стайлза резкий голос, и Скотт вздрагивает. — Он сказал, что ты напал на Донована и убил его. Скотт прячет лицо в ладони и вздрагивает всем телом. Стайлз косится на него, пытаясь понять, что происходит. Он давно не видел Скотта плачущим, и вообще — с чего бы это ему рыдать? Скотт не плачет. Скотт смеется. Скотту смешно, и он сжимает кружку так сильно, что она трескается. У Скотта глаза горят красным, и сердцебиение Стайлза снова учащается. Стайлз боится. Стайлз боится его, Скотта, и Скотт ненавидит себя за это еще больше. (все, что он может сейчас — это ненавидеть) Кажется, Стайлз успокаивает его, неловко обнимает, буквально тащит на себе в спальню и пытается уложить. Он вздыхает, пытается узнать, сколько ночей не спал Скотт, и честно удерживает в себе желание врезать лучшему другу еще раз. Скотт смеется, хватает друга за рубашку и смотрит на него с улыбкой. Стайлз косится на него с недоумением, пытается найти где-то градусник и все норовит напоить Скотта успокоительными. Скотт реально не понимает, с каких это пор его человек, этот обычный подросток, спасает Истинного Альфу, который уже умудрился умереть, воскреснуть и победить целую кучу сверхъестественных существ. — Чувак, ты перегрелся или сошел с ума, — вздыхает Стайлз и качает головой, усаживаясь рядом. — Тебе не кажется, что из нас двоих это должно было случиться со мной, нет? Какого черта, Скотт? Скотт смотрит на него испуганно и с болью. Стайлз выдерживает взгляд, но хмурится. Скотт ненавидит себя (и это, похоже, вошло в привычку). Скотт слаб, слаб настолько, что не только не может защитить Стайлза, но и вынуждает Стайлза защищать Скотта. (Стайлз говорит, что это он должен был сойти с ума; как так получилось, что Скотт вообще допустил такие мысли в голове у своего друга?) Как, скажите на милость, они вообще докатились до того, что Стайлз, едва не потерявший отца из-за наивности Скотта, успокаивает этого самого Скотта и говорит, что все будет в порядке? Парадокс. Парадокс, в котором Стайлз, ненавидя себя, говорит Скотту, ненавидящему себя, что тот самый лучший друг на земле. Потому что Стайлз, в конце концов, виноват в том, что не уследил ни за отцом, ни за лучшим другом (Скотт был мертв! Мертв! — твердит внутренний голос, и все сжимается). Стайлз виноват, что не задушил голыми руками этого Тео, не давая причинить боль своим близким, и плевать, что бы сказал Скотт (пусть они все бросят Стайлза, лишь бы были живы). Потому что Скотт, в конце концов, виноват в том, что никогда не слушает своего лучшего друга, потому что не может уследить за всеми, потому что ошибается раз за разом, потому что люди снова погибают из-за него. Они так ненавидят себя, но готовы на все, чтобы другой был счастлив. (эта глупая готовность пожертвовать собой еще никогда не доводила до добра, но может быть, у них и получится).