Теплом и светом

Сколько лет прожил на земле - никогда ни к чему не привязывался. Вещи ломаются, отношения обрываются, а люди уходят. Стало быть, нет ничего в этом мире такого, что стоило бы моей привязанности. Обременять себя подобными вещами - если не опасно, то по крайней мере бесполезно.       Правда, в этот раз меня никто особо не спрашивал, что я там себе думаю. Просто сначала я смотрел на него изредка во время боя, беглыми взглядами, предупреждая тот момент, когда ему может понадобиться моя помощь. Потом стал заглядываться на его руки - тонкие и ловкие пальцы, изящные кисти. Завораживало. Позже стал ловить себя на мысли, что не могу отвести взгляд от его лица. Совсем другое - не то, какие могут встретиться у отрешенных клириков или взбалмошных воинов. Оно было чересчур спокойным и мягким и обременялось тревогой и сосредоточенностью только лишь во время боя - но и тогда оно было отлично от всех других. Один вид его будил в сознании вереницу каких-то смутных образов, поднимавших из самой глубины сознания что-то теплое и умиротворяющее. До сих пор не знаю, что именно. Так и не сумел понять. Кажется, однажды я так и загляделся во время сражения - отхватил ржавой саблей по бедру. Сам виноват, нечего расслабляться в такие моменты. Голову не оторвали - и то хорошо.       Позже, когда наш отряд наконец сформировался, а мы сумели наладить вполне дружеские отношения, я получил возможность наблюдать объект своей странной привязанности чаще. Я всегда был неподалёку, но не приближался - не желал выдавать своего интереса. Дальше - больше. Дело дошло до того, что я мог спокойно отказаться от рейда на топовое логово, если знал, что он не идет с нами. Команда особо не возражала - они привыкли видеть во мне странного молчаливого парня, который вечно живет себе на уме и в любую минуту может перекроить свои планы и уйти, вне зависимости от ситуации и места действий. С одним лишь "но", которое знал только я, негласным правилом, ограничивавшим мою вольность в том случае, если он был рядом. Кажется, именно тогда, я и понял, что случилось. Осознал, что действительно привязался к этому парню, принял какую-то свою странную потребность видеть его хотя бы раз-два в день.       И именно сегодня мое странное влечение достигло своего апогея. У него на руках урчала кошка. Тянулась лапами к его коленям, переворачивалась на спину и урчала. Еще две вились рядом и так же воодушевленно мурлыкали, даже какая-то пичужка примостилась на его плече и, кажется, задремала. Должна же животина чувствовать, что от него кровью и боем пахнет, так нет же... Крутятся да и знай себе урчат. Ко мне так животные никогда не лезли. В лучшем случае мимо пройдут, не зашипев. А его - любят. Он закрыл глаза и продолжил мягко гладить кошку, которая уже вся извертелась в его руках. Признаться, в какой-то момент я подумал, что завидую ей. Узнал бы кто - засмеяли бы всей Небесной Гаванью. Но не то атмосфера располагала к легкой придури и полу-расслабленному мышлению, не то я совсем уже двинулся, но эта глупость не вызвала у меня никакого отклика, кроме легкой полуулыбки.       Да и атмосфера действительно присутствовала. День был пусть и облачный, но теплый. Тихо шелестел ветер в кронах невысоких деревьев, а мы сидели в каком-то дворике в окрестностях Гавани, однако стук копыт и крики проезжавших с главного торгового пути в столицу не доносились до этого места. Самый же важный элемент этой картины, единственный фокус моего внимания за последние несколько месяцев, сидел в полуметре от меня.       Его умиротворенное лицо, расслабленная фигура, тихое урчание кошек - все это против обыкновения действовало и на меня, хоть я и не был никогда падок на подобные вещи. Раньше, да. Казалось, здесь можно находиться вечность - никто и ничто не посмеет нарушить это спокойствие, всеобъемлющее тепло, заполнившее пространство. Я ощущал его почти физически и уже не мог сказать, действительно ли воздух вокруг потеплел или же я больше обычного увлекся предметом своей привязанности и поддался тому настроению, в котором он пребывал сейчас и сам. Это было странно. Тихо и спокойно, словно не нам через час отправляться зачищать от монстров соседние земли. В груди потеплело. Раньше там лишь периодически вспыхивал огонь сражения и ничего более. А теперь шевелилось и грело нечто иное, мягкое, пушистое, как эта чертова кошка. Я усмехнулся. А животина возле него словно вспомнила о моем существовании и настороженно покосилась на меня. Вспорхнула и отлетела птица, сидевшая ранее на его плече. Не любят они меня. Хотя, могло ли это волновать меня сейчас?       Я мог лишь думать об этой странной непривычной теплоте в груди и снова пытаться поймать за хвост те ускользающие образы, что вились в моей голове. И их было тем больше, чем дольше я всматривался в это умиротворенное лицо, скользил взглядом по темным ресницам за стеклами очков, очерчивал линию чуть изогнутых в мечтательной улыбке губ. И поймал. Схватил за хвост самое яркое и осознал. Понял, что... - Влюблён. Животные встрепенулись и потихоньку ретировались. Даже к голосу моему с тревогой относятся, бывает же. Но мое нечаянно оброненное слово услышали не только они.Его серые глаза раскрываются, он плавно приподнимает чуть опущенную до этого голову и смотрит на меня с немым вопросом во взгляде. Он словно растерян. Уж не знаю, что его так удивило - само ли значение слова или же тот факт, что я вообще могу что-то подобное сказать. Сейчас бы опомниться, взять себя в руки и выставить все неловкой оговоркой, сказать, что ему показалось. Это ведь не принесет мне проблем, вероятно, вообще ничего не повлечет за собой, а к вечеру каждый забудет об этом... Но нет. Наверно, перегрелся я в этом его тепле, чересчур разомлел в этой близости к своей самой необходимой потребности и совершенно лишился рассудка. Но я совершенно об этом не жалею. - Я влюблен, Уэст. Повторяю отчетливо и вижу еще большее удивление на этом очаровательном лице, когда он понимает, что не ослышался. А я осознаю, что к теплому комку в груди прибавилось ещё одно чувство. Тягучее, ноющее, оно требует сделать это прямо сейчас, давит на меня необходимостью этого действия. И у меня нет причин от него отказываться. Я привстаю на коленях и почти сразу же склоняюсь к его лицу. - Уэст, я люблю тебя. И не теряя времени целую в разомкнутые от удивления губы, перед этим едва успев заметить,как он неловко краснеет. Не сопротивляется совсем. Я осторожно беру его за руку. Его ладонь чуть дрожит. Ровно под моими пальцами часто пульсирует выступающая жилка, выдавая тот бешеный ритм, в котором сейчас бьется его сердце. И едва ли мое сейчас бьется медленнее.       Несмотря на привычную для меня осмотрительность, в этот момент я не думал о том, что будет позже, как на все это отреагирует сам парень, что сказать мне и что, вероятно, скажет он сам. И захочет ли вообще хоть изредка общаться со мной после такого. Я просто целовал его, с головой опускаясь в это непривычное ощущение. Опуская абсурдность и неправильность ситуации, впервые меня посетила мысль, что я нахожусь на своем месте, делаю то, что действительно должен. Даже если я просто схожу с ума.       Отстраняюсь, когда кончается дыхание. И вижу то, за что отдал бы многое, чтоб увидеть это снова. Расстояние между нами едва ли больше тридцати сантиметров. Он смотрит на меня так, как никогда не смотрел прежде. Неотрывно, все с тем же немым вопросом и растерянностью. Даже если бы захотел, я не смог бы сейчас оторвать взгляд от этих серебристых глаз, легкого румянца на щеках и едва вздрагивающих губ. Жду, пока он скажет что-нибудь. Нет, мне не нужен категоричный ответ в стиле "я тоже/нет, не люблю" или что там ожидают нормальные люди в подобном случае. Мне интересно, что он скажет, как поведет себя. Это все будто какого-то рода эксперимент, условия которого сложились сами по себе.       Вдруг он отстраняется, опускает взгляд и тихо усмехается. Отворачивается и прикусывает нижнюю губу. - Дай угадаю: Дана проболталась? Голос тихий, медленный и обреченный. В нем слышится едва ощутимая полуулыбка. Так люди говорят, когда понимают, что... Нет. Не понимаю, к чему это, но вопроса пока не задаю. - Нет. Он вздрагивает, снова смотрит на меня, более удивленно, чем раньше, а после опять отворачивается. Его сосредоточенный взгляд блуждает по траве перед ним и словно отсутствует, а сам он впадает в задумчивость. - Но больше некому... - Что же я должен был знать? Нет нужды тянуть. Тем более, что-то мне подсказывало, что я действительно должен это знать. И я уверен, что он ответит. Искренность за искренность. - Тот факт, что я... Нет, ты знаешь, она сказала тебе. Правда она говорила, что это безнадежно... Снова с сомнением смотрит мне в глаза и все же признает, что я не шучу. Торопливым движением сдвигает с глаз упавшую прядь темных волос. Он всегда так делает, когда нервничает, я знаю. - Я привык, что ты всегда рядом, и... Привязался к тебе больше, чем дозволено. Ты вечно был на расстоянии, но всегда в поле зрения. Я знал, что ты в любой момент прикроешь меня, но мы так редко говорили, будто едва знакомы. Честно сказать, я до сих пор не верю в реальность происходящего... Та самая прядь волос снова падает на лицо. Предупреждая его попытку убрать ее самостоятельно, я протягиваю руку и осторожно задвигаю ее ему за ухо, едва касаясь пальцами изогнутой темной дужки очков. Он замирает. Замолкает, в то время как на лице его отражаются сомнение и нерешительность. Знать бы, о чем он думает теперь. Не убирая руку от его лица, провожу кончиками пальцев по линии подбородка и чувствую дрожь, которая пробегает по его телу. Не останавливаясь, разворачиваю ладонь и веду по линии скул костяшками пальцев. Еще несколько секунд он думает, а после медленно подается к моей руке, льнет к ладони, что едва касалась его лица. Сказать, что я удивлен - ничего не сказать. Теперь в реальность происходящего плохо верю уже я. Но даже если это все - дурной сон и наваждение, я хотел бы остаться в нем так долго, как это только возможно.       И теперь я все понимаю. Притягиваю не сопротивляющееся тело и крепко обнимаю, а он в свою очередь кладет голову на мое плечо и обнимает в ответ. - Через десять минут сбор на рейд, ты помнишь? Через одну только интонацию понимаю, что у него желания идти на точку сбора еще меньше, чем у меня. - Но никто не знает, где мы. Держу его за руку и мягко оглаживаю тыльную сторону ладони большим пальцем. - А если... Сжимаю его ладонь чуть сильнее и его голос обрывается на середине фразы. - Если какая-то жирная мутировавшая ящерица посмеет стать причиной уйти сейчас, то я убью всех и каждого, кто к этому причастен. Наверно, он не знает, шучу я сейчас или нет. Да и я сам не знаю тоже. - Ты слишком кровожаден. Ни грамма укора в голосе. - А ты слишком мягкосердечен. Тихий смех в ответ. - Дана озвереет, когда узнает об этом...