Недолюбленный мальчишка

Рик Санчез имел дела ещё с Ворденом старшим. О его желании, конечно, вопрос тогда не стоял. Галактическая Федерация повисла на хвосте у него и приятелей, и спасение их было в том, чтобы разделиться, каждому найти планету, находящуюся вне её юрисдикции, или хотя бы измерение, и ассимилироваться там, пока охотничья лихорадка этих мошонкоротых не уляжется. Рик натурально чуял задницей хищное дыхание федералов, след в след идущих за ним, «бесчинствующим террористом», и прекрасно осознавал, что за уничтожение целой звезды его может ждать участь, худшая, чем просто смерть — ребята знали в этом толк. Не успевал он появиться в измерении, как в скором времени небо заполнялось тучами космических шаттлов, откуда сыпали армированные зелёные твари, вооружённые до зубов. Ему потребовалось время, чтобы понять, кто их слил правительству — парень с планеты, славящейся лучшими в галактике поварами; был у них такой в команде, исправно готовил свои невероятные блюда… одно из которых было приправлено наногелем, кишащим микроскопическими маячками. О том, как Рик выводил эту дрянь из своей крови, он предпочёл больше никогда не вспоминать. Ищейки ослепли, а из спектра измерений Рик наобум выбрал номер 56-12. Вымотанный беготнёй, находящийся на грани отчаяния и падающий от бессилия после проведённой над собой операции, он вдруг обнаружил себя в промзоне под тяжёлым, давящим небом, затянутым бурыми выбросами огромных труб, и буквально свалился в руки местному начальству, сдаваясь на его милость. Хозяину фабрики, мистеру Вордену, понравился сообразительный мужик, мастерящий промышленную взрывчатку из солонки, лоскутов рабочей робы и той неведомой чачи, что подавали в качестве питья в столовой, чуть позже он открыл и инженерный талант нового рабочего. Они заключили своего рода договор, по которому Рик поступал в его полное распоряжение, работал, естественно, задаром, но получал еду, кров и прикрытие от всякого рода существ, посягающих на его свободу или жизнь. Не то чтобы Санчезу было из чего выбирать. Старик занимался поначалу модернизацией своего предприятия, вернее той его части, что организует стимул рабочих к труду, короче говоря, техническое оснащение садиста-рабовладельца. Идеи его были консервативны и банальны до зубовного скрежета, и Санчез отчаянно скучал, занимаясь их реализацией, но постоянно держал в голове напоминание: он, как изобретатель, первый в очереди на испытание своих творений, стоит ему только впасть в немилость. За хорошую службу Рику сулили скорую свободу и независимость. Рик с убедительным подобострастием кивал головой, копаясь в деталях, и прикидывал, что из этого сгодится для сборки снаряжения, с которым и на котором он свалит из мест неволи, куда, по сути, записался добровольно. А потом Вордену старшему в голову ударила мысль о создании собственной тюрьмы. Стоило Рику заикнулся, что договор был только о помощи в модернизации фабрики, как ему ненавязчиво напомнили, кто он такой, Рик Санчез, почему оказался здесь и почему очень легко может оказаться там, где его давно уже ждут власти. Рик успел поправить здоровье, но не был ещё готов к побегу, особенно к такому, где ему придётся противостоять силам Галактической Федерации. Он начал подумывать: Магомету, если он бывалый террорист, проще стереть с лица земли свою гору, чем тратить время на то, чтобы её обогнуть*. Но, прежде чем он окончательно пришёл к согласию с самим собой, старик вдруг погиб, совершенно нелепо и бесславно, а всё его добро перешло к сыну, которому едва-едва перевалило за десять. В числе прочего имущества к нему перешли документы на постройку тюрьмы и Санчез, поминающий добрым словом эту продажную потаскуху — удачу. Её фортели столько раз чуть не стоили Рику шкуры и не раз в последний момент её же и спасали. В воспитании своей дочери, оставшейся в родном измерении, Рик не особо участвовал и потому ему сложно было судить, какими должны быть дети, но Ворден Младший был… мягко говоря, странным. Уж точно не по годам деловым. Обойдя каждый закуток своих владений, он пришёл к выводу, что всё необходимо к чёртовой матери снести, остатки сжечь, а прах сровнять с землёй, и на этом месте возвести принципиально новую, непревзойдённую и неповторимую Супертюрьму. Судьба рабочих его не волновала, а Рику послышалось вдруг что-то сумрачно знакомое в этих словах. Санчез помогал на начальных этапах, исполняя роль проектировщика этого безумного парка аттракционов имени самой Смерти. И даже немного увлёкся. «Вот тут должно быть вж-ж-жух! А вот здесь — гру-у-у, а потом — бущ-щ-щ! И… и… и вот тут ещё так — свих-свих!» — инструктировал Ворден, активно помогая себе жестами, мимикой и всеми подручными средствами. Рику оставалось только чутко внимать задаваемым внешнему виду и функциям и судорожно соображать, что, куда и кому нужно запихнуть, чтобы заставить это работать. Малой был, как и его отец, сказочным бараном в смысле верности (читай «упёртости») по отношению к своим идеям. Но это вызов, притянутые за уши сложности — такое Санчез любил. Ещё Ворден щедро поощрял, но — только за выполненную работу. Рику думалось, что отец не разрешал парню завести зверушку, а вот теперь он дорвался. Предприимчивый засранец, в отца же, но ещё и наблюдательный, потому что мимолётного пожелания Рика, будь то выпивка или даже ширево, хватало, чтобы они приходили ему презентом за труд и преданность. Как птичка в золотой клетке — ни на что не надо тратиться и рисковать не надо, чтобы раздобыть какую-нибудь редкую хуевертину, всё тебе принесут, если понадобится — только будь послушным и работай. Может, кому-нибудь это и показалось бы заманчивым — но не Рику Санчезу, он всё ещё не оставлял планов побега. Он свалил в закат, закончив с роботом, которого страстно желал мальчишка, любовно называя Тюрьменатором. Его не особо интересовала ни судьба новоиспечённого директора, ни судьба в какой-то мере своего детища — Супертюрьмы. Главное, он смог убедить молокососа, что, реализуя разработки, следует кропотливо сверяться с планом, иначе всё взлетит к той-то матери и оставит Вордена без Супертюрьмы, денег и заключённых. Как и всякий разумный зодчий, он припрятал известные только ему лазейки на случай, если доведётся вновь побывать там, но уже в другом качестве. Санчез, сказать по правде, довольно скоро выкинул из головы эту историю и даже название измерения, в котором она происходила. Но — однажды его занесло в измерение со смутно знакомым номером, куда нужно было доставить компактную буровую установку с регулируемым направлением действия для парня, кого-то вроде начинающего местного диктатора, зовущего себя лорд Стингрей, и Рик внезапно оказался захвачен в плен. Причём, что самое смешное, не Стингреем, как выяснилось, а вообще левой организацией. Позолоченная жопа с ручкой смылась, по-ублюдски отжарив в спину шокером, забрав телепорт и гаденько хихикая напоследок, а белый айпод, заковав его в наручники и обезоружив (в смысле целиком лишив одежды невменяемое тело), отконвоировал в недра огромного вулкана. Так идиотски Рик попадался только однажды в жизни. Несколько раз он пытался прийти в себя, но столько же раз попытки проваливались. Преимущественно от зубодробительной боли, в меньшей степени от инфернальности творящегося вокруг дерьма. Окончательно он очухался уже в просторном кабинете с огромным окном, висящий на, кажется, теперь вывернутых руках и одетый в оранжевый комбинезон. Перед ним мелькало яркое пятно, которое по мере возвращения способности фокусировать взгляд оказалось молодым человеком, болезненно, словно бы трипово оживлённым. — Как это понимать, Джаред? — негодовал он, и его голос доносился будто бы из пучины морской. — Где Стингрей, этот сверкающий мерзавец? Я сказал, чтобы мне принесли его! Его! Как ты вообще допустил, что он сбежал из моей Супертюрьмы?! — Сию секунду, Ворден, я соберу информацию, всё будет, будет! — тараторил карлик с гидроцефальной башкой. Мозг Рика из обрывков фраз и ошмётков образов выхватывал мелкие, но кажущиеся подозрительно знакомыми детали, и, сопоставляя их, выдавал совершенно удивительную картину. Оставалось только дивиться, насколько, чёрт подери, изобретательна Мультивселенная, если на своих необхватных просторах умудряется создавать такие стечения обстоятельств, которые наглядно подтверждают эту дурацкую поговорку о том, что всё идёт по кругу. Вот и Рик Санчез сделал очередной такой круг. — Постой… — протянул молодой человек, беззастенчиво разглядывающий Рика после того, как карлик скрылся за дверью. — Эта дикая причёска, хмурая рожа, эта мерзкая сросшаяся бровь… Ты… ты… ты… Я тебя знаю? — Рик Санчез. Я на тебя работал. Са-ыэгх-лют. — Точно! Точно!!! Рик! Санчез! — Ворден взвился на месте, восторженно хлопая в ладоши. — Мой любимый ручной изобретатель! Как же давно я тебя не видел! В один момент его настроение претерпело кардинальные перемены: он нахмурился, стиснул зубы и, подскочив к Рику, стал гневно трясти его за грудки. — Ты бросил меня, ты, вонючий предатель! Оставил на произвол… — Я оставил тебе твой хр-ыэ-э-нов проект, выдроченный до блеска, пиздюк глазастый, — грубо перебил Рик беспочвенные обвинения. — Знай себе — мастери. Кстати, ы-ыэ, не помню этой модели. — Он качнул головой на до сих пор удерживающего его Тюрьменатора. — Я сделал его всего сам! — горделиво ткнул себя пальцем в грудь Ворден. Словив донельзя скептический взгляд Рика, он неохотно поправился: — Ну, на основе твоих роботов, да… Но – сам! Нравится? Санчез закатил глаза, избавляя директора от своего мнения. — Ри-ик… — задумчиво, уже более осмысленно оглядывая его, произнёс тот, видно и не нуждавшийся особо в ответе, — ты так изменился. Стал таким… таким… старым. — Ворден прозаикался несколько раз, прежде чем с недоверием произнести это слово; оно будто само отчаянно сопротивлялось тому, чтобы появиться во рту оформившимся звуком. — Это… это как-то неправильно. — Круто. Мне, ы-ыэгх, было жизненно важно услышать твой вердикт по этому вопросу, — съязвил Рик. — Эй, Рик Санчез! Рик-Рик-Рик! — Словно и не услышав, замельтешил перед ним Ворден, вертясь, чтобы показаться с каждой стороны. — А как я тебе сейчас? Смотри! Смотри на меня, я уже вырос, а? — Ты как был мелким чудаковатым шизиком — так им, по ходу, и остался. Охр-ы-ыэ-нительньно. Не удивлюсь, если ты с тех пор даже шмотки не сменил. — Я одеваюсь в той же цветовой гамме. — Ворден любовно провёл пальцами по лацканам фрака. — Да-да, это всё невероятно инт-ы-ыэ-ресно… Давай поговорим ещё об этом, когда твой блендер отпустит меня и заварганит нам по коктейльчику. Ворден огляделся, снимая свой идиотский цилиндр, чтобы неловко пригладить коротко остриженные волосы рукой. — Ну не знаю, Рик, ты же заключённый в моей тюрьме, — протянул он, с сомнением косясь Санчеза. — Теперь в моей тюрьме. А у меня дисциплина, и, ты знаешь, я слежу… — Нашёл перед кем бисер метать, пижон вмозгебучий, — Рик снова не стал дожидаться, пока тот закончит мысль. — Вспомни-ка, благодаря кому ты сейчас вообще можешь сказать об ыэ-этом «моя тюрьма» и ко-ы-ы-нчай выёбываться. Тюрьменатор «посерьёзнел» экраном, и Рик отчётливо каждым волоском на спине и затылке почувствовал, как сзади застрекотало электричество на остроконечном стрежне, появившимся из недр потёртого белого корпуса. Ну, пан или пизда тебе, Рик Санчез. — Тебе память освежить, а?! — Стой! — воскликнул внезапно Ворден, беспорядочно размахивая руками. — Отпусти его, Тюрьменатор, он свой! Он помнил. Рик плюхнулся на пол, подавившись болезненным стоном. Сервоприводы робота аккуратно поставили его на ноги, но Санчезу ещё пришлось ухватиться за них, чтобы не повалиться обратно — боль всё скакала кровавыми мушками перед глазами, но вдруг — укол в задницу, и по телу поплыло блаженное тепло и спокойствие, ласкающее каждый дендрит. В голове прояснилось, и первым, что произнёс Рик, вернув себе возможность говорить, было: — Так е… ы-ыэ!.. есть у тебя выпить? Твой летающий вибратор забрал у меня флягу. — Выпить? — озадачился Ворден. — Алкоголь?.. Ну, шампанское?.. — Залей эту газировку себе в хлебальник и отсоси мне, — фыркнул Рик неодобрительно. — Что-нибудь серьёзное есть? Это место вызывает у меня желание наебениться в дупель, чтобы ему соответствовать. Так что не трать моё вр… вр-ы-ыэ-мя впустую, парень. — У Джареда наверняка должно что-то быть! — спохватился директор. – Эй, Тюрьменатор, принеси нам скорее алкогольного — что найдёшь! Радостно улыбающийся дисплеем робот в ту же секунду отбыл исполнять приказ. — И что, найдёт? — с недоверием уточнил Рик. — Всё и где угодно! Он просто невероятный, лучший в своём деле, говорю тебе! Вордена распирало от гордости, когда идеальной шеренгой на столе перед Риком вытянулись бутылки и фляги с самым разнообразным содержимым, вплоть до какой-то чудаковатой, с синими кристаллами в инкрустации, где булькала резко пахнущая чем-то минеральным настойка. Санчез сдул сверху бетонную пыль и прихлебнул из горлышка, игнорируя предложенный Тюрьменатором бокал. — У-ух-ху-кху-кху! — он закашлялся. — Вот это ядрёное варево! — Я же говорю, говорю, что он лучший! Рик утёр выступившие слёзы и снова присосался к фляге с неведомой дрянью, снисходительно глянув на бахвалящегося тюремщика. Он вздохнул. По языку разливалась искристая горечь, а от шеи к пояснице вдруг побежали мурашки. И с окружением его не то что примирило, но оно плавно переставало казаться раздражающим в такой степени. — А ну, потеснись! — Рик спихнул Вордена, который только собрался присесть на своё кресло, и сам занял его, развалившись поудобнее. Директор по-детски обиженно закусил губы. — Эй, не забывай, кто тут главный. Я! А это — место главного. Значит, моё! — Ну я же не сказал, что, ы-ыэ, оно теперь моё. Да нафиг мне твой трон не сдался. Рик снова сделал несколько больших глотков, прокашлялся, глядя на покрасневшего от возмущения Вордена, и усмехнулся. — Твоё-твоё. — Он похлопал себя по колену. — Садись. Тот уставился на Санчеза во все глаза, даже начал было заикаться в попытке что-то на это возразить, нервно поправляя очки, но Рик только расхохотался. Ворден поражённо замолк. — Ну давай, смелее, — подбодрили его, — пока не пере… пере-ы-ыэ-думал. Не ломайся. Как целка, а, чтоб тебе! Ворден демонстративно фыркнул, выказывая всё своё пренебрежение к таким несостоятельным упрёкам, но плюхнулся на колени Санчеза, причём постарался, чтобы вышло как можно тяжелее. Рик крякнул и снова засмеялся, потом потряс над раскрытым ртом опустевшей флягой и со скорбным видом отставил её. — Ты со мной? — спросил он, переводя оценивающий взгляд с бутылки в правой руке на ту, что в левой. В итоге, он свернул по очереди крышечки с обеих. — Эм… гм… — Ворден потёр шею. — Я по спиртному, ну, ты знаешь, не очень… Я, пожалуй, виноградного сока… — Ты что как баба?! — обозлился Рик и дёрнул бёдрами так, что Вордену пришлось схватиться за подлокотники, чтобы не упасть. — Ну… н-ну, знаешь… — Глупо улыбаясь, он на секунду окунулся в воспоминания. — А это что? Пыльная, пахнущая канифолью комната. Окон в ней не было, продолговатые неоновые лампы, монотонно гудя, сочились холодным синеватым светом и изредка помигивали под скачки напряжения. — Диски для болгарки. — Укх! — Надавив пальцем сильнее, маленький Ворден одёрнул руку и зачарованно уставился на просачивающиеся на поверхность кожи капельки. — А она может быть в моём Тюрьменаторе? — Как нефиг. Копаясь в непонятных Вордену железяках, мужчина с седыми до синевы волосами, кажется, вообще не обращал на него внимания, но на вопросы отвечал, коротко и раздражённо. Однако малого такая неприветливость ничуть не смущала — поток вопросов не угасал. — А это? А что ты пьёшь? Рик как раз отложил флягу. Он не уничтожал в раз всю свою «получку», мог растянуть выпивку даже на неделю. — Ну попробуй, — он усмехнулся под нос. Вордену дважды предлагать не пришлось. Он давно мучился интересом, что с таким обожанием пьёт его ручной изобретатель за или перед работой. Мальчик предполагал, что это даёт Рику ума или вдохновения, чтобы работать над проектом с удвоенной силой. Ворден повторил всё, как это делал Рик: открыл, приложил к губам и перевернул донышком вверх. Вот только, какие глотки делал Рик, Ворден не знал. Жидкость хлынула безудержным потоком, обжигая рот и горло. Фляжка, разбрызгивая остатки ядрёного семидесятиградусного скотча, полетела на пол, а брызги — во все стороны, в том числе и на Рика, и на его поле работы. Однако Санчез не разозлился, а уронил лохматую голову на стол, давясь хохотом. Ворден тоже давился, потому что машинально немалую часть проглотил, и теперь его рот и пищевод горели от чудовищного пойла. — Идиот мелкий, — стонал Рик, а потом резко замолк, когда кашель перешёл в хрип, а дальше последовал плеск. Бедный мальчишка раскашлялся так, что его просто выполоскало прямо на сваленные в неаккуратную кучу чертежи в ногах изобретателя. — Блядь… Рик прыснул. — Что, правда было? Я… я и забыл. Ворден только со вздохом развёл руками. — Да брось, ты был совсем мелким. Сколько тебе там было?.. С… ы-ыэ!.. семь? — Одиннадцать. — Припиздыш, — подвёл итог Рик. — А сейчас смотри на себя — вымахал, от-тожрался… — Он пересел, раздвигая ноги и скидывая отдавившую их задницу в образовавшееся пространство. – Ну, киска пуховая, отрасти себе уже яйца! Ворден даже вздрогнул, когда Рик призывно тряхнул бутылкой перед его лицом. Он серьёзно колебался, думая об этом вкусе на языке, который за годы жизни в воспоминаниях превратился в нечто совершенно чудовищное и невообразимое. А потом он услышал над своим ухом странные звуки — Рик стал убедительно изображать перепуганную несушку, бессмысленно пуча глаза и вертя головой. — Тюрьменатор! — не выдержал наконец Ворден. — Бокал мне! Тотчас в его протянутую руку был деликатно вложен стакан для виски. Рик посмотрел на этикетку бутылки, которую держал в руке, и одобрительно присвистнул. — Сечёшь, железяка! Зелёные диоды глаз приветливо подмигнули ему. Только напиток покрыл донышко, как Ворден тут же засуетился. — А может… может, я лучше немножечко разбавлю соком? Ну, для затравки. Ну, чтобы не так мерзко было на вкус? Санчез посмотрел на взволнованно тараторящего тюремщика, как на душевнобольного, и только сокрушённо вздохнул в ответ. — Чёртов извращенец. Такую чудную вещь переводит. Чтоб ещё хоть раз с тобой пить решил… Ну, валяй, ы-ыэ, чего теперь! — Он неодобрительно хмурился, видя, что Тюрьменатор соком из графина наполняет стакан до самых краёв. — Твоё здоровье, Рик Санчез! — торжественно произнёс Ворден, приосанившись и подняв стакан. — За эту удивительную встречу после долгой разлуки, которая… — Пей уже, — буркнул Рик, призывая своим примером. Вордена развезло скоро. Он закинул ноги на один подлокотник, спиной навалился на другой и лениво прикладывал губы к пополняемому то соком, то алкоголем стакану. Не было вкусно от слова «совсем». Алкоголь безбожно убивал насыщенный вкус чудесного напитка, однако Ворден пил, неохотно, но пил. И он… был доволен. От Рика пахло мерзко и знакомо, и это тоже нравилось Вордену. В этом запахе он чувствовал детство. Ностальгия, разведённая алкоголем, вместе с кровью циркулировала по телу, оставляя после себя необъяснимый умилённый трепет детских воспоминаний. У Вордена старшего был старый помощник, правая рука. Де-факто он получил практически всю власть в управлении фабрикой, де-юро владельцем оставался юный Ворден. Его убедили, что, пока составляется план постройки тюрьмы, фабрику лучше оставить при делах для получения стабильного дохода, ведь деньги в строительстве потребуются немалые. Вордену не были интересны тонкости управления, финансовый вопрос — все его мысли были о том, как же будет выглядеть его тюрьма, и об этом удивительном Рике Санчезе, который и должен был её создать с нуля. Вообще, он не ласкал мальчишку, даже внимания особого не проявлял — был груб и не сдержан на язык, но Вордена безумно влекло к нему. Когда Рику привозили вознаграждение, он запирался в своей мастерской. Иногда он открывал через какое-то время мальчишке, без устали или смущения колотящемуся в дверь, и был… другим. Развязный и снисходительный, он не пытался заткнуть неизменный словесный понос, отвечал почти добродушно и беззлобно усмехался. Ворден просёк взаимосвязь в происходящем, и это стало его личным маленьким чудом. Он делал из неласкового таинственного зверя ручного и гордился собой. Не раз Ворден засыпал в мастерской под невероятные рассказы об огромных мирах, об опасных путешествиях, о кровожадных существах, жестоких боях, взрывах, разрушениях — Рик рассказывал про свою жизнь, когда уже ноги не держали его от убойных смесей, бушевавших в организме. И пахло от него вот так же удушающе мерзко, и Ворден давно не вспоминал, как любит этот запах и заикающийся хриплый голос. И вот теперь Рик слушал Вордена и только дивился, будто бы это не он герой восторженных глупых рассказов. Он правда не помнил ничего из этого, что, наверное, неудивительно, учитывая, как он надирался, чтобы спастись от головных болей, приходивших к нему осложнением после полевой операции в периоды, когда мозги были перегружены работой. Совершенно расклеившийся молодой человек взмахивал руками и ногами в моменты напряжённого повествования, разбрызгивая из стакана на пол и на них двоих липкие капли, и, когда стакан выпал из неверных рук и у самого пола был пойман Тюрьменатором, Ворден даже не обратил на это внимания. Хватаясь за Рика и за кресло, Ворден пересел иначе, чтобы смотреть в самое лицо Санчеза. Тот немного брезгливо отстранился, стоило ему заметить слёзы, стоящие в глазах за дурацкими очками, и дрожащие губы. Только пусть посмеет сейчас в любви признаваться — Рик ещё не был готов расстаться с содержимым желудка. — Рик! Рик, а ты помнишь… ты помнишь, — заговорил Ворден с болезненной радостью, клокочущей в горле. — Помнишь?.. Как ни странно, Рик вспомнил. Оказываясь в этом месте, люди обрекали себя на жизнь без солнца, и, хотя едва ли кто-то шёл сюда от хорошей жизни, это было слишком даже для здоровой психики. Фабрика работала денно и нощно, трубы выплёвывали бурый дым, разрывающий не привычные к нему лёгкие. Здесь всегда было сумрачно и тянуло безысходностью. Люди — как машины, а те, кому не удавалось ими стать, кончали с собой, и их тут же заменяли новыми. Звери… как звери. Рик сызнова открыл своё счастье в алкогольном забытье — иначе депрессия сожрала бы его раньше, чем он успел подготовиться к своему отъезду. Ещё был мелкий пиздюк, который вечно ошивался возле него, пытаясь заглянуть в глаза, и говорил под руку в ответственные моменты. Рик видел много дерьма, но даже ему делалось не по себе от такого внимания к своей персоне и от этой по-детски бесхитростной и трогательной кровожадности отпрыска директора. У Рика были весомые причины свалить как можно скорее. Он вообще полагал, что именно из таких бракованных экземпляров и получаются напрочь потерявшие берега психопаты-маньяки. Впрочем, хрен его знает, может, все дети такие? Как-то Ворден вытащил недоперепившего Рика из мастерской на прогулку по территории фабрики, показывая и простодушно рассказывая: «Здесь — собаки, тут был щеночек, папа сказал, что я его убил. А вот тут папа учил пользоваться виселицей, а здесь — трудолюбивые пони… Они работают у нас и приносят фабрике доход». Наверное, похмелье было единственным временем, когда Рика целиком устраивала эта беспросветная серость. Он оценивающе оглядывал воспалёнными глазами окружение на предмет потенциально полезных для побега, но доселе не подмеченных компонентов, когда на последней фразе Вордена его взгляд упёрся в скотобойню. Он не успел уточнить, в чём заключается их трудолюбие, потому что громкоговоритель на столбе ожил оглушительным карканьем. «Второй цех, доложить немедленно, в чём причина остановки производства, пока к вам не был отправлен дисциплинарный отряд!» — Пойдём, посмотрим! — Ворден схватил Рика за рукав и, пресекая всяческие возражения, поволок его в один из ангаров. Вокруг остановившегося конвейера бестолково толклись люди в робах. — Разберись, — обратился Ворден к своему ручному гению, и тот с видом «дайте мне что потяжелее, и я разберусь не только с этим», отобрал у одного из рабочих ключ, снял заслонку и, подтянувшись на руках, заглянул в нездорово хрипящий механизм. — Ядрёна ж лопасть, — просипел он, содрогнувшись. — Что? Что там? — суетился в ногах и дёргал за штанину Ворден. — К… кот. Как животина могла попасть в сочленение внутренностей конвейера, гадать не приходилось, потому что огромная щель между листами железа с нижней стороны аппарата была видна невооружённым глазом. Кот или кошка — сейчас этого было не разобрать, существо оказалось зажато между шестернями, застопорив работу конвейера. Животное изломало, вывернуло и расплющило по горячему металлу его потроха. Рик посмотрел на мутный зелёный глаз, свисающий из раздробленной черепушки, на единственную лапу, дрожащую не то посмертными конвульсиями, не то всё же от вибрации машины, и сглотнул зловонный рвотный ком. Руки отказались дальше держать тело, и он спрыгнул на пол. Санчеза передёрнуло от омерзения, и только потом он заметил, что Ворден уже вскарабкался на ящик, оттуда на платформу, а там — на металлический чехол механизма и наполовину свесился в отверстие. — Пиздюк, куда полез? Вы зачем его пустили! — рявкнул он на рабочих, но те лишь в молчаливом ужасе шарахнулись от него, как от проказы. Раздался хруст, и Ворден высунулся наружу, с руками, перепачканными в крови, россыпью алых капель на лице и немного на одежде и с очень условно обозначенной половинкой животного в руках. Прижимая к груди трофей, он аккуратно спустился и, довольный, показал его Рику. — Сможешь починить? Ну, видишь? — Он отнял от себя волосатый шматок мяса, пропитавший кровью его рубашку, и протянул мужчине. — Чтобы ходил. Рик посмотрел на тельце, на Вордена, поглаживающего слипшуюся шерсть и притопывающего ботиночком в ожидании ответа, и молча кивнул. Его вырвало, когда они проходили мимо столовой, откуда тянулся запах подгорелого мяса. Рик видел много дерьма, но, наверное, он никогда не был в такие моменты настолько трезвым. Он давно так себя не удивлял. В следующий раз он удивил себя довольно скоро. Вернувшись в мастерскую, он откопал чертежи и за неделю почти беспрерывной работы сделал парню прототип робота с упрощённой начинкой будущего «Тюрьменатора», но с претензией на зооморфизм и дисплеем в голове, куда выводилось изображение кошачьей мордочки. — Это тебе, малой. Если бы Санчезу кто-нибудь напомнил, когда ещё он был причиной такого счастья и безудержного восторга... Да и был ли вообще? — Я помню его! — Ворден умилённо всхлипнул и прижался щекой к плечу Рика. — Это был самый-самый лучший подарок, который мне делали когда-либо! Рик польщённо кашлянул. Ну, ещё и от того, что его любовно душили оплетающие шею руки. — Почему же ты ушёл, Рик? Как же ты мог оставить меня совсем одного, юного, неискушённого жизнью… — развозя слюни по робе, канючил директор. — Не драм-ы-ы-атизируй, — Рик попытался его от себя отцепить. — У тебя и без меня тут всё пучком. — И то верно, — наконец освободил его Ворден. — Ты заметил, да? — Хочется похвальбы, а, пиздюк? — Рик сощурился, внимательно разглядывая вялого и податливого в руках, как тесто, Вордена, и тут на него снизошло озарение: — Признания взрослого дяденьки хочешь, ха? Ы-ы-ыэгх! Чувствуешь себя недохваленным, что большего достоин? Что тебя могли бы оценить и лучше… Зн… ы-ыэ!.. знаешь, холить, благодарить вз-взахлёб, на руках носить… Ворден мечтательно заулыбался, неопределённо смотря куда-то перед собой, но вот только Рик на этом не остановился. — Или всё наоборот? — вдруг спросил он, как будто бы с удивлением поймав себя на другой мысли. — Тебе нужен кто-то, кто будет тебя долам-ы-ы-вать? Унижать, стыдить… насиловать? Тюремщик содрогнулся, разом меняясь в лице. С каждым дальнейшим словом Рик понижал голос и, оторвавшись от спинки кресла, вынуждал Вордена отклоняться всё назад и назад, пока тот хребтом не толкнулся в угол столешницы. — Ты… ты о чём, Рик? — Да брось, малой, у каждого свои заскоки, я никого не осуждаю. К тому же это ведь не твоя вина. — Рик, перестань сию секунду, ты пугаешь меня! — Глаза Вордена сделались просто огромными, он вжал голову в плечи и попытался закрыться от приближающегося лица Рика руками. — Конечно, не ты виноват. Я знаю, как это бывает. Твой отец приучил. — Санчез навис над молодым человеком, и родное зловонное дыхание разбилось о выставленные ладони. — Грёбаный эгоистичный садист, которому физически доставляло доводить тебя до истерики, а? А ты любил его, ве... ы-ыэ!.. ведь он вбил тебе в голову, что делает это лишь для твоего блага. Но в глубине души ты его ненавидел. А потом стал ненавидеть себя, когда образ мерзкого старика, брызжущего слюн-ы-ыэ-ой, стал являться тебе в твоих мокрых подростковых фантазиях... — Рик!.. — Пр-пр-ы-ы-осто заткнись и прими, что получишь удовольствие, когда тебя возьмут силой! Жёсткие пальцы Рика обхватили запястья, насильно разводя руки в стороны. — От синяков, которые получишь. Санчез свёл бёдра, зажимая сидящего между ними Вордена. — От ударов наотмашь по твоей розовой заднице. Вдох оборвался, и на глаза директора вдруг навернулись слёзы. — От унижений и оскорблений, а, мягкотелый слизняк, жалкий, бездарный выблядок? Рик, кажется, самым натуральным образом наслаждался каждым своим словом. Он скалил желтоватые зубы в лицо Вордену, а тот только мелкими прерывающимися глотками мог хватать воздух, не в силах выдавить из себя ни звука. Он был просто деморализован таким варварским ударом в пульсирующее переплетение самых нежных, самых тёплых воспоминаний. Он хотел закричать, оттолкнуть Рика, назвать его чудовищем и позвать Тюрьменатора. Но — за окном раздавались вопли гнева и боли, жужжала бензопила, да и вообще по всем признакам Тюрьменатор сейчас развлекался, подавляя бунт в его зародыше. У Элис был обед, который она проводила в пыточной со своим суженым. А Джаред — его, как обычно, носило невесть где, когда его случайное появление так нужно было Вордену. В этот момент в самом сердце своих владений он был абсолютно всеми предан и брошен на произвол судьбы. Ему не от кого ждать защиты даже в том месте, которое было его домом. Если даже здесь с ним могут сотворить безнаказанно всё, что угодно, тогда что может ждать снаружи? Единственное место, где он мог спрятаться, было внутри него самого, тот самый непробиваемый форт, где всегда спокойно и хорошо, так, как хочет он, а не кто угодно другой. Супертюрьма, которая прячет его от безумного окружающего мира. Пока он в ней, он счастлив, что бы ни случилось. Пока его держат там, он счастлив и благодарен. На дрожащих губах Вордена растеклась широкая улыбка. Слёзы срывались с ресниц, оставляли разводы на стёклах очков, или же это просто мутилось в его глазах. Глазах, которые смотрели с восторженным обожанием прямо в глаза мучителю, стоящему на выходе из сладкой ментальной тюрьмы. Наблюдая то, что происходило с этим криповатым пиздюком, как он сначала куксился и зажимался, точно испуганный ребёнок, как вдруг залип на какое-то время в пространство, как ни с того ни с сего следом растаял, будто скурив косяк, Рик подумал, что давным-давно не ошибся: именно из таких, как Ворден Младший, и вырастают настоящие психи. Этот парень точно не был вменяемым, и, когда он пролепетал по-пьяному невнятно что-то вроде «папочка», Санчез в этом только лишний раз убедился. И это обещало быть интересным. — «Папочка», ха? — Рик предвкушающе осклабился. – Ну, пусть будет так, щ-ы-ыэ-нок. Его руки отпустили запястья Вордена, которые до сих пор слабо возились, неудобно вжатые в край столешницы. — Слезай. Шмыгающий носом директор честно попытался, но не смог совладать с непослушными руками и ногами и неловко шмякнулся на пол. Рик не хотел дожидаться, пока он сгребёт конечности в кучу, и потому, откатываясь на кресле назад, чуть прикрикнул для ускорения процесса. — Не зли папочку, пиздюк, и поднимай уже задницу! Санчез оценивающе оглядел его, цепляющегося за стол, чтобы устоять на ватных коленях, бессловесно улыбающегося чему-то, красуясь щербинкой между передними зубами. Рика раздражали его нелепые позёрские шмотки, и этот съехавший на бок, но всё ещё чудесным образом держащийся на голове цилиндр, и огромная бабочка, почти подпирающая подбородок, и жёлтые, непонятного назначения очки, покосившиеся на переносице. — Зн-ы-ы-аешь, — задумчиво подпирая кулаком подбородок, протянул Рик, — чего хочет папочка? — Чего? — отмер Ворден. — Вообще, полить твою одежду бензином и поджечь её прямо на тебе. — Ворден глупо засмеялся на это, а Рик продолжил: — Но ещё один неплохой вариант: хочу, чтобы ты её снял. Зд-ы-ыэ-сь. Прямо передо мной. Всю. Ворден поглядел на себя сверху вниз, мешкая. — Я-я… — Ну! — Рик ударил ладонью по подлокотнику. — Живо! Без разговоров, ублюдок неблагодарный! Молодой человек вздрогнул, весь съёжившись от крика. — П-прости… — забормотал он, неловко дёргая бабочку в попытках её развязать. Дрожащие, в частности и от выпитого, пальцы не хотели совершать отточенных манипуляций и долго боролись с пуговицами на рубашке. Ворден раздевался непоследовательно: сначала сдёрнул галстук, потом переключился на рубашку, всё ещё оставаясь во фраке, потом, когда не сложилось с пуговицами, взялся за брюки, но там мешался назойливый камербанд. Рик хлопнул себя по лбу. — Да ты как будто бы сам никогда не раздевался! Ворден чаще зашмыгал носом и, пряча глаза под цилиндром, стал всё отчаянней бороться с непокорной одеждой. — Срань господня, с кем связался… — пробормотал себе под нос Санчез, поднялся и шаткой походкой почти вплотную подошёл к Вордену. — Культяпки уб… ы-ыэ!.. убери, уёбище. Перво-наперво он тыльной стороной ладони брезгливо сбил осточертевшую лиловую шляпу. За ней вполне аккуратно снял пиджак. Обхватив руками, расстегнул за спиной Вордена крепление камербанда. Нетвёрдо, но уже натасканно такими же непослушными пальцами взялся за пуговицы рубашки. Вот почему Рик предпочитал пуловер: от него по пьяни гораздо проще избавляться. Вещи одна за другой небрежно летели на пол. Ворден стоял тихо, почти безучастно, иногда хлюпая носом. Он послушно перешагнул через мягко упавшие с бёдер брюки и только вздрогнул, когда холодные пальцы подцепили резинку трусов и также потянули её вниз. Рик вернулся к облюбованному креслу и тяжело плюхнулся на сидение. Ворден теперь выглядел ещё более жалким, стыдливо прикрываясь руками и переступая на полу босыми ногами, зябко поджимая пальцы. Перчатки и очки Санчез всё же решил оставить — в этом что-то было. Развалившись со всем удобством, он повращал кистью, призывая Вордена обернуться вокруг себя, показаться со всех сторон. — Хороший мальчик, — наблюдая за ним, одобрил Рик. — Пойди-ка теперь сюда. Только сейчас, проводя пальцами по светлой свежей коже от груди и до живота, он страшно пожалел о том, что его одежда, со всем мудрёным содержимым, канула в небытие. Что ж, придётся крутиться, как есть. Губы Рика рассекло ухмылкой. Он с силой дёрнул Вордена за плечо вниз. — Хотел запереть меня здесь, щенок? — прошипел он, когда директор, не устояв на ногах, упал на колени перед ним, и дёрнул в пальцах воротник своего оранжевого комбинезона. — Думаешь, вырос и всё, да? Ы-ыэгх! Хер отрастил и теперь всех главнее? Да ничего подобного. — Он стиснул подбородок Вордена и резко задрал ему голову, глядя в самые глаза. — Хочешь, напомню, кто тут над тобой, а, уёбок зазнавшийся? — Убедившись, что Ворден огромными глазами, как кролик за удавом, наблюдает за каждым его движением, Рик демонстративно указал на свои колени. — Н-нет! — Молодой человек в ужасе отпрянул, мотая головой. — Нет-нет! Пожалуйста, про… прости меня! — Ворден задышал лихорадочно часто, глотая слова и снова тем же, совершенно детским жестом закрываясь от мучителя рукой. — Не надо! Рик ухватил его за запястье, сжимая в пальцах самый сустав, и рванул Вордена на себя. — Давай, сучоныш, виноват ведь, а? — Виноват! — Бу… ы-ыэ!.. будешь так снова? — Нет! Пожалуйста! Пожалуйста… — уже почти скулил Ворден, весь сжимаясь в комок. — Молодец. Но провинившихся мальчишек нужно наказывать. Для закрепления обучения, так сказать. Для твоего же блага. Ворден хныкал и ёрзал на жёстких коленях Рика, всё ещё хоть как-то пытаясь скукожиться при том, что ему приходилось руками и ногами упираться в пол. Санчез держал руку на его шее, не давая подняться или сползти. Пальцы ощущали дрожь, неторопливо оглаживая кожу — бёдер, которые стыдливо сжимались, гладких ягодиц, поясницы, разгоняя по ней сонмы мурашек. Мягкое тело, не особо знакомое с физической нагрузкой. Без должного внимания такое оплывает годам к сорока, превращая по-своему очаровательную моложавую упругость в обвисший животик и дряблую задницу. Короткий замах — и жалкое, почти раболепное бормотание захлебнулось высоким вскриком. Вордена будто током прошибло — он весь напрягся, выгибаясь в спине, а потом обмяк, закрывая лицо ладонями. Его колотило от ужаса, чёрного, тянущегося своими когтистыми лапами из пучин детских воспоминаний. А Рика вдруг проняло до самых кончиков пальцев. Он сглотнул и прерывисто выдохнул. Удар. Новый вскрик, тающий болезненным протяжным стоном. Ворден отчаянно задёргался, но пальцы крепко сдавили его шею, принуждая опуститься обратно. Рик ощутимо стиснул в пальцах ягодицу, вырывая из груди удушаемого громкими рыданиями Вордена протестующее, отчаянное мычание. — Хватит! Хватит, папочка!.. Хва-хватит… — Он цеплялся пальцами за оранжевую штанину, пытался дотянуться до неволящей его руки, безнадёжно ещё старался освободиться. Удар. Удар. Удар. Санчез не жалел силы. Вне себя от пьянящего возбуждения закусывая губу, сгребал в пальцах алеющую кожу перед каждым замахом, упоённо вбирая собой содрогания чужого тела. Заикаясь и захлёбываясь, Ворден умолял пощадить его, всё более и более неразборчиво. Сильная шершавая рука только спустилась теперь на горло, запрокидывая голову и жадно ловила рождаемую стонами и криками вибрацию, давила метавшийся кадык. Удар. — Ещ-щё… — Умоляй, щенок. — Па… Па-а-апочка… А-а-агх! — Ворден рвано втягивал в себя воздух и гортанно выстанывал одно и то же слово, извиваясь на руках Рика. Пальцы на босых ступнях поджимало со спазмом, а на руках выламывало под весом поднимаемого навстречу каждому удару тела. Срывающиеся на крик стоны драли горло, чужие пальцы, проникая в рот, держали за челюсть, болезненно и так хорошо. Через тяжесть и пурпурную муть Санчез всё же отдал себе отчёт в том, что чувствует крепкий стояк, упирающийся ему в бедро. Он зажал больному ублюдку рот, впиваясь пальцами в мокрые щёки, и тот уже пару мгновений спустя выгнулся дугой, крича ему в ладонь и задыхаясь. Заложенный нос не пускал воздух, а от наворачивающихся слёз его закупоривало только плотнее. Язык жалобно заметался, вылизывая кожу ладони, а короткие ногти отчаянно принялись сдирать её снаружи. — М-мелкое ты сучье отродье, — прохрипел ему в ухо Рик и вдруг скинул с себя. Ворден свалился на пол мешком, перекатился на спину и, почти поднимаясь на лопатках, с хрипом хватал ртом воздух. Раскрасневшееся лицо покрывали пятна, глаза безумно закатывались, у Рика мурашки по телу бежали от мыслей, как он валит его на стол и трахает, пока этот ублюдок может шевелиться. Он поднялся на подламывающиеся затекшие ноги и обошёл вокруг корчащееся тельце. Длинные зубы сомкнулись на большом пальце, а ботинок Рика прижал у основания налитый кровью член, отчего Вордена буквально подкинуло над полом. — П-прошу… папа… папочка… — Его руки трясло, как от Паркинсона, когда он тянулся к ноге Санчеза, будто собираясь высвободиться, но вскрикнул, когда тот надавил сильнее. — Что ты сд-ы-ыэ-елаешь, чтобы убедить папочку в том, что тебе хватит? — Рик склонил набок голову, облизывая теперь пересохшие губы. Он не вполне ожидал, что, хныча от боли, Ворден соберёт все силы, чтобы сесть, что обхватит его ногу и вожмётся в неё всем телом, даже обовьёт коленями, что поднимет голову и, глядя своими полоумными, полными обожания глазами, прошепчет: — Не хватит. — О-о-ох, сука, если бы мы были у меня… — почти с отчаянием простонал Рик, оглядываясь по сторонам в поисках хоть чего-нибудь пригодного. Толчок распластал Вордена по полу, колено на груди вытолкнуло из груди воздух через рот, растянутый во всю ширь блаженной улыбкой. Дыша часто, посапывая, Ворден обвивал бедро Санчеза руками, гладил упоённо, с какой-то до абсурда неуместной нежностью, пока тот, криво усмехаясь, перетягивал яички и подрагивающий при каждом касании член лентой галстука-бабочки. Камербанд пошёл на то, чтобы плотно связать за шеей согнутые руки. Стоя на коленях лицом к окну, Ворден только и мог, что вертеть головой, следя за Риком. Вальяжно прохаживаясь перед ним, тот неторопливо вынул из петлиц лиловых брюк узкий ремень. И Ворден даже вздрогнул в охватившем ностальгическом трепете, когда кожа хорошей выделки звучно щёлкнула в руках Санчеза. — Будь хорошим мальчиком и, ы-ы-э, стой смирно, — демонстративно покачивая ремнём, предупредил Рик, и скрылся из поля видимости. — Буду. Буд-ду. Буду, — забормотал директор, вытягиваясь, насколько возможно в таком состоянии, по струнке. И всё же он не сдержал вскрик, когда прямо ему в темечко ударил поток жидкости. Остро запахло спиртным, из-за спины захохотал Рик и с звоном разбилась бутылка. Струи бежали по лбу, Ворден зажмурился, но пара капель попала в глаза. — Жжётся! Ему на плечо легла рука, и в следующую секунду голову молодого человека мотнуло в сторону, а щека вспыхнула противной острой болью. Вымывая спирт, по лицу побежали слёзы. Ворден заплакал от обиды, сутулясь и утыкаясь в ноги Рика. — Кому я сказал стоять смирно? — прорычал тот. — Смелости набрался ослушаться, дрянной пацан? Ты разочаровываешь папочку. Рывком Рик распрямил его, железной хваткой впился в суставы челюсти, вынуждая открыть рот, и залил в него бренди прямо из бутылки. — Глотай, уёбок. Только посмей выплюнуть. Захлёбываясь, Ворден послушно глотал и болезненно кашлял. Рик тоже сделал ещё несколько глотков, а оставшимся, обходя вокруг и приговаривая развратные гадости, ещё поливал голову директора. Тот был слишком увлечён, отфыркиваясь и тряся головой, чтобы не дать спирту попасть в глаза, и не заметил, как Рик подкатил к нему кресло, и теперь, давя кончиками пальцев в макушку, он принуждал Вордена опуститься на него. Это было неудобно с заведённым за голову руками и, тем более, с заложенным носом. И только он смог устроиться поудобнее, как ремень со свистом рассёк воздух и хлестнул по мокрой коже. Ворден завыл от боли. Следующий размашистый удар пришёлся на спину. Рик бил размеренно, красные отметины местами расцветали по спине, задница же до точечных кровоподтёков алела вся целиком. Ворден шипел и ёрзал — спирт и пот терзали воспалённую кожу. Он скулил и стонал, подмахивая и пытаясь тереться о Рика. Наконец Санчез остановился, переводя дух, пригладил растрепавшиеся, налипшие на лоб волосы. Он пошевелил пальцами, размял запястье и, оценивающе оглядев тело рук своих, усмехнулся: — Ну что, малыш, нравится? Ворден переступал с колена на колено, лепетал что-то несвязное, умоляющее, обожающее. Тогда Рик поднял ногу и упёр носок ботинка ему в промежность. — Говори со мной, тв-ы-ыэ-аю мать, когда я к тебе обращаюсь! Молодой человек чуть не взвизгнул, весь поджимаясь. — Да! Да, папочка. Дай… умоляю… я не могу… А-а-ау! — Нога Рика начала двигаться, совсем не нежно задевая ноющий до нестерпимой боли член. — Дай мне… — Хочешь, — медленно протянул Санчез, опираясь на подлокотник кресла для устойчивости, — кончить, м? Хочешь, чтобы папка помог тебе? — Хочу! Папочка… пожалуйста… помоги мне. Хочу… Рик накинул мокрый ремень поверх рук на шею Вордена, опустился на пол сам и потянул, вынуждая разогнуться. Потный, дрожащий, ослабевший, он чуть не свалил Рика, сам не держась на ногах. Поглаживая его совсем безволосую грудь, а заодно и придерживая, Санчез избавил от витиеватых пут, чем вызвал стон, полный благодарности и облегчения. Однако большого развлечения тут не вышло: жёсткие пальцы дразняще размазали предэякулят, шлёпнули пару раз по головке, помяли яички, но Рик только обхватил небольшой аккуратный член полной ладонью, как Ворден весь затрясся в его руках, натянулся струной и уже даже не со стоном, а с хрипом из севшего горла кончил. — Рик… папа… па… — Ворден уже был готов отключиться, но внезапно вскинулся, бросаясь вперёд, и Санчез скорее машинально, чем осознанно, успел его удержать. Хрип. Стон. Плеск. — Да ё-ы-ы-э-ёб твою мать, да неужели опять! — взвился он, отталкивая от себя окончательно обмякшего Вордена, к его счастью, всё же в другую сторону от зловонной лужи, отдающей виноградом и виски. — Напомни мне не трахаться с тобой по пьяни. — Сэр, сэр, Стингрей задержан! — нарушая установившуюся тишину, в которой Рик, тяжело вздохнув, потянулся за бутылкой, ворвался Джаред. За ним, с грохотом проламывая стену, Тюрьменатор, несущий в клешне того самого парня в идиотском шлеме, который ещё пару часов назад, забрав портальную пушку, вырубил Санчеза током. — При нём обнаружена… Очень резко вновь повисло молчание. Прибывшие переводили взгляды с голого директора Супертюрьмы, со связанными руками кулём лежащего на полу, на нового заключённого, скрестив ноги, сидящего там же, и обратно. — В… Вы-ыэ бы видели сейчас свои рожи, — отметил тот и, кряхтя, поднялся. — Как дела, сральник позолоченный? — обратился он к хорошо так помятому Стингрею, который и хотел бы что-нибудь язвительное на это ответить, но не мог закрыть рот. — Детка! — заметив в замершей над головой руке Джареда свою портальную пушку, обрадовался он. — Я знал, что ты вернёшься! Вернее, что противоугонная сис... ы-ыэ!.. система сработает. Заметка на будущее, воришка доморощенный, — держа бутылку за горлышко, он от души двинул ею меж безвольно свисающих ног этого самого воришки, чем в ответ вызвал просто нечеловеческий вопль, — никогда не пизди персональный стафф гениальных изобретателей — ты не настолько пиздат, чтобы с ним совладать. — Ч-что?.. — пролепетал Джаред, шарахаясь от приближающегося к нему с удовлетворённой улыбкой мужика. — Что тут произошло?! — Спроси у босса, как очухается, и передай ему, кстати, что он был хорошим мальчиком и, может, папочка его ещё как-нибудь навестит, на, ы-ыэ, этот раз с игрушками. — Рик заржал и без труда выхватил у него из рук пушку. — Все-ы-ы-э-гда бы так заказы заебатенько проходили. Пис, уёбища! После того как портал захлопнулся, тишину нарушало только жалобное подвывание славного лорда Стингрея.