"Бестиарий"

      А вот ещё говорят, мальчишка худоногий. Бегает всюду, с-собака, и никак не остановишь; полицию звали-звали, приезжали тут – заблудились. Говорят, слышали крики: «Ау! Ау!» - и никого. Звонили в город потом, машины приезжали – лес шерстили. Никого. Кто прятался, где прятался? Неясно. А мальчишку-то все видели, только вот споймать толком не могли. Подвалы закрыли, цыган выгнали, возмущались те, дескать, мы-то тут причём, не было у нас никакого парня. Правду, в общем, говорили, не их это парень. У нас тут людей мало, все знают друг друга, а откуда мальчишка взялся? В подвалах смотрели – нет. Чердаки. Дома заброшенные. Нигде. Мать говорит, из реки он вылезает в основном. Мертвец как будто? Ну может. Но бегает, зараза, больно живо для мертвеца. Да и не смеются они, все знают, даже те, кто в мёртвых не верит. Нет, точно шалопай какой-то, бродяга, отбился наверное, к нам перекочевал. Тощий такой, молью как будто побитый, а на пальто ракушки пришиты – раки там, мидии, ещё кто-то. Ну, у нас вообще всегда бродяги странные, этот-то чем лучше. Но остальные как будто ясно, откуда взялись – с поезда сошли, с товарами приехали, ещё откуда-то, а этот-то – чей?       Девица одна рассказывала... хотя она не шибкого ума баба-то, - говорила, что видела, как будто с водой общается. Ну не с водой, а девка там была… в общем, шла она вечером на станцию как бы. Через реку мост прокинули, но она не по нему пошла, а как бы понизу, до брода дойти хотела. Чёрт её знает, зачем, говорю ж, тупая она. Ну, в общем, решила и решила, идёт, а там видит этого парня – к воде он голову опустил и всё шепчет-шепчет-шепчет. Чего он там шепчет, подумала. Но, думает, ладно, его дело. Только голову чью-то как будто увидела, зелёная, говорит, волосатая. А, может, не голова. Ну не важно, идёт она обратно, а парнишка… Он вообще людей пугать любит, крикнет что-нибудь, ты споткнёшься, а он хохочет и убегает. Ну шпана, в общем, так все дети делают. Только все дети – чьи-то, ты как бы знаешь их, по ушам надавать можешь, к отцу-матери пинками привести, а этот взялся не пойми откуда. Но он кричать ей ничего не стал, а только, говорит, смотрел он на меня, думал как будто. Она ему сигарету протягивает, курит она, а он как бы обиделся и головой замотал. Говорит: «Ты мне огонь не давай, не курю я. Лучше цветы мне дай, бабе своей подарить хочу». «Какой бабе?» - это она спрашивает. «На», - говорит, у неё цветов не было, только платок такой рыжий, нарисовано там всякое было, и цветы тоже, розы. Взял, говорит. Спасибо сказал. И ушёл, дескать, прям пешкодралом, пятками голыми по ракушкам.       Странная это история. Хотя про него вообще много что говорят: других-то тем нету, тихо у нас тут всё. А тут как-никак, а как будто и происходит что-то. Забавно это, интересно. Хотят тут у нас речка розами зацвела, вон на днях санпин приехать должен. Чё такое тут у вас происходит, спрашивать будут. А чёрт его знает, что происходит, розы и розы. Я, что ли, выращивал? Никто не выращивал, сами как будто взялись, выросли. Может, это с завода семена принесло, я-то откуда знаю.       А хотя шарф у той девки как будто и в самом деле пропал. Не видели мы его.