Ciliegia morte

И я почти уже верю Небо было серое. Но несмотря на все Алина старалась улыбаться. Ведь ее родители улыбались, ее врач улыбалась. Даже медсестра, щедро окатывавшая ее порцией отборной ругани каждый день, выдавила скупую улыбку. Сегодня Алину выписывали. - Ты такая красивая! - воскликнула мама, обнимая. Конечно, все это было лишь игрой, ибо красивой Алина быть не могла - крысиный хвостик, растянутый свитер и старинные джинсы, найденные в закромах ее шкафа. И глаза. Абсолютно пустые. Ее жизнь разбита, и она это знала с того самого момента, как ее закрыли в больнице и впервые вкололи убийственный раствор глюкозы. Теперь оставалось только обнимать колени и плакать. Или просто плакать. Лишь увидя зеркало. Но зеркал в больнице почти не было, а в машине девушка старалась смотреть в пол, поэтому до дому она доехала весьма в спокойном состоянии. Родители что-то щебетали про счастливую жизнь, новый гардероб и ожидающих друзей - Боже, как они удивятся её изменениям! - но Алине было плевать. Ей на все было плевать, кроме нового плана уничтожения ляшек, который не позволил бы семейству упечь ее в больницу до достижения результата. Алина осмысляла все свои ошибки и недочеты - в этот раз придётся носить широкие брюки и забыть о лосинах и платьях, чтобы никто не видел изменений. Чтобы никто ничего не узнал. "Если будет что узнавать," - прошептал противный голос в её голове, в очередной раз освещая бессилие девушки. Ведь именно она не смогла убежать из дому, пока была возможность. Именно она ревела у психиатра. Именно она не влила в себя последние литры воды и вызвала бурю. Впрочем, не будем о старых провалах. "А что, если я действительно не смогу? Если я не встану, а лишь продолжу падать? Что если..." - думала Лина, обхватив голову руками, чувствуя, как слезы начинают застилать ей глаза. Хоть было не время и не место, хоть было запрещено плакать, сейчас ей хотелось именно этого. Но надо собраться. Надо. Потому что она должна. "Вот только кому..." - Приехали, Солнышко, выходи, - обернулся отец, улыбнувшись настолько широко, насколько позволяло его лицо. - Да, папочка, сейчас, - оторвалась от пола Алина и выдавила улыбку, чтобы никто и ничего не понял. Им этого не нужно. Она знала. Семья не должна страдать и мучаться за неё, хоть они так отчаянно этого желают. Она все сделает сама, как и раньше, и сложит из кубиков души своё счастье. "Если ты сможешь встать, конечно же..." - в очередной раз влез голос, кинув новый камень во вновь возводимую уверенность девушки и оставив после себя очередную трещину. - Все хорошо, Алин, ты себя нормально чувствуешь? - спросила мама с абсолютно искренней заботой. - Конечно! - с наигранным воодушевлением заявила девушка. - Просто ты вечно смотришь вниз, будто у тебя голова кружится...- объяснилась мама. - Да нет, все хорошо, - ответила Алина, забирая свою сумку и впервые за этот день поднимая глаза. Ее мама осунулась и будто постарела за ту пару месяцев, которая прошла с того момента, как брыкающуюся тридцатисемикилограммовую девушку вытащили из её комнаты. И в этой улыбке была заложена и усталость, и боль, и все то, что только может испытывать мать, которая ждёт своего ребёнка обратно из лап Смерти. И Алине очень хотелось бы подбежать, кинуться маме в ноги и тихо плакать, сознаваясь в своих ошибках, но девушка не могла. Ведь именно мать нанесла решающий удар по её счастью. И вот её комната. Как же сильно она изменилась, прямо как её хозяйка. Стены стали необычно чужими, шкаф заметно опустел - все шикарные обтягивающие лосины и кофты исчезли, скорее всего, навсегда. Появилось огромное зеркало, мимо которого девушка пробежала за пару секунд и спряталась в своём любимом уголке. Идеально заправленная кровать, компьютер, стол, стулья, шкаф и книги казались знакомыми, но одновременно чужими, принадлежащими другой Алине. Той тонкой, потрясающей, светлой девочке, которой совсем недавно была девушка. И которой, возможно, никогда больше не станет... - Впустишь меня? - раздался до боли знакомый голос. Перед Алиной как и прежде стояла прекрасная эфемерная девушка, сделанная из дыма вишневых сигарет. Она улыбалась ей. Хотя чему было улыбаться... - Я...я думала, ты больше не придёшь, - запинаясь, сказала Лина, - ты же ни разу не навестила меня там, в этом аду, Ана, мне там было так плохо... - Ты забыла, что я избегаю больниц? - улыбнулась порождённая больной фантазией Алины девушка, - но сейчас все опять у нас станет хорошо. Я буду рядом. Буду, - прикоснулась к Алине Ана и медленно рассеялась в воздухе, будто бы этого вишневого духа никогда не было. Но он был, и девушка чувствовала это. Неуверенности и сомнений больше не было. Она знала, она станет собой. И Ана поможет ей в этом. И скоро большое зеркало покажет две эфемерных девочки - Алину и её вишнёвого духа.