Каштановый Сад

Шёл дождь, такой быстрый и пронзительный, что она плакала вместе с серым небом, сидя на его коленях. Он молчал. Его томная голова склонилась над бледным лицом Моники. Оно похолодело, вдруг обрело невинность и простоту, которую Рем видел впервые. По её щекам текли слёзы, оттого глаза, которыми была обретена рассеянность, очаровывали своим обаянием. Она смотрела в пустоту, уходящую за пределы комнаты. С каждым вздохом Моны судорога проходила по всему телу, доставая до сердца, охваченного тоской. Слова вертелись на языке у Рема, но губы боязливо дрожали, боясь не сдержаться… Утренняя прогулка пошла на пользу обоим. Изнеженное солнце резвилось с ними, даря каждый луч в надежде на чудо, которое они не надеялись получить. Он крепко и нежно держал её худую руку, боясь сломать. Она смотрела в сторону, приметив уснувшую старушку, сидевшую поодаль на покрашенной скамейке. Пожилая женщина была скудно одета. Её огрубевшие руки немного дрожали, седые кудри вылезали из-под шляпы, обрамляя лицо извилистыми линиями. Она мирно дремала в этой глуши. Цветы, которые росли в этом парке, напоминали нежные черты матери. Бабушка так необъяснимо странно была похожа на маму Моны, что та остановилась. Рем, осознавая всю непостижимость понять её, в действии ограниченный также стал. Что-то показалось ему знакомым. Этот момент напомнил ему, как впервые гуляя с ней за ту же бледную руку, так же вопросительно смотрел на Мону. -Так привыкнешь думать о чём-то ненужном, — решил Рем. Но его мысли доступны лишь сознанию. Он слегка потянул её к себе, не ожидая того сам. Моника обернулась в замешательстве, с лицом обвинённым. Кто просил карать её?! Что опять взбрело в её голову? Она с серьёзным видом пошла вперёд, отпустив руку. Я, решив, что больше не пригожусь, отправился в другом направлении. Лишь аромат её сладких, не оставляющих послевкусия духов, оставался не тронутым мною. Город пустых надежд рушил наши отношения. Поначалу не было и сомнений о разлуке с нею, но горесть бытия, переступив порог нашей квартиры, оказалась тяжким крестом. Мы должны нести его с гордостью на пламенеющей груди с чувством, касательным нашей привязанности. Шагая по аллеям, Рем наконец-то вышел к проспекту. Асфальт сиял разнообразием цветов светофоров, фар машин и огней витрин привлекающих внимание посетителей. Что этот город? Одна суматоха. Конечной его остановкой стала поддельная нежность. Милейшие дамы разгуливали с видом одиноким, но желанным. Мужчины этого города, в надежде получить удовольствие направлялись в это грязно-душевное место. Лишь плоть наслаждалась желанным. Чувство такта эти джентльмены теряли после первой выпивки. Смешон был их лёгкий флирт, грязный лепет, жаргон уличных нищих, потерявших надежду. Что мне? Взять к примеру бутылку красного полусладкого, как любит Моника. Припадки росли с каждым днём. Мона сидела на полу, задумавшись о чём-то, что не приметила моего возвращения. Впрочем, ей это было неважно, как и мне, её очередной всплеск эмоций. Очередная картина, подносившая угрызения совести на ладони, мол, душа кричит, а я, чувствуя безвыходность, должен был выразительно покачать головой. Так и случилось. Её картины всегда наводили на меня тоску и недоумение. Я приветствовал абстрактность и свободу мысли, но Моника одержима искусством. Любая выставка не обходилась без её посещения. Музыкант на улице, зарабатывающий себе на жизнь, был счастливее её, когда Мона слушала его с видом задушевной муки. Её хрупкое тело прижалось ко мне. Я обнял Мону, глядя на неё так сдержанно, как только мог. Мои чувства вспыхнули, как она только коснулась меня. Мягкий аромат волос начал атаковать меня. Рука, настолько хрупкая дотронулась до моего плеча, что краска вспыхнула на моём лице. Почему раньше я не замечал изящность её фигуры? Вечерняя программа новостей наскучила, и я решил переключить канал, на более подходящую тему. Молчание стало обоюдной темой нашего общения. Она забрала пульт, ибо моё везение не было велико. Одним нажатием на экране появился образ мужчины сидевшим за мольбертом. Что ж только не сегодня, — подумал я. Выключив средство наших бесконечных ссор, наступила тишина. Мы продолжали смотреть на уже погаснувший экран телевизора. Напряжение возрастало, я слышал её учащённое дыхание, и ощущал свой пульс в голове. Она прервала молчание. -Ты любишь меня? — неожиданно спросила она. Я был в недоумении. Её равнодушие последнюю неделю просто выводило меня из себя. Я помню, как нервы не выдерживали этих издевательств, и лишь Том мог успокоить меня. Его съёмное жильё на окраине города приютило меня, в гневе я ворвался туда как сорвавшийся с душевного равновесия псих. Чай с бергамотом и компания с участием Пирса-добермана Тома, короткошерстого друга, обретённого в Германии, оказали мне услугу достопочтенных людей. Я молчал. Разве мог вообразить я, что её апатия и невыносимые разговоры по вечерам были лишь мольбой о помощи? Оцепенев, язык не поворачивался сказать ей, глядя в глаза полные слёз. Моё пребывание в шоке вызвало странную реакцию у Моны. Она закрыла глаза, вытерла слёзы своей рукой, которая только что лежала на моём плече. Встав, она оделась в пальто и сапоги, выйдя из квартиры. Хлопок двери будто разбудил меня. Я побежал за ней. Лестничная площадка была уже пуста. Холод, заставший меня врасплох, ударил по самолюбию. Как я мог упустить Монику? Стремглав я полетел вниз. Который раз недостающий намёк был так необходим. На улице погода смеялась надо мной. Замёрзшие руки я спрятал в карманы. Зная Мону, я мог предполагать, что очередной припадок нахлынул на неё. Но режущее чувство, что я из-за своей вдумчивости промолчал на столь откровенный вопрос, который она хотела задать, как и я уже неделю. Спровоцировавшую ссору моё помешательство защемило на этот раз так сильно, что холодной рукой я сжал свитер у сердца. Вдруг слёзы появились у глаз, подступая к векам… Всю ночь я прождал Монику у дверей подъезда, на бетонных ступеньках. Она не появлялась. Прохожие оглядывались на меня, а те, кто не обращал внимания, считали не нужным вдаваться в расспросы. Я не знал что делать. Именно в этот момент я ощутил нехватку кислорода в лёгких. Воспоминания начали всплывать поочерёдно, напоминая мой эгоизм. И неожиданно для себя, я вспомнил нашу последнюю прогулку в парке, в то солнечное утро. И ту старушку, которую я окинул взглядом. Пытаясь вспомнить её черты, на ум лезли странные мысли. Почему она действительно походила на мать Моны? — крутилось в голове. -Рем! Рем! — кто-то звал меня. Резко повернувшись, я приметил бегущего ко мне вместе с Пирсом, Тома. Когда мы поприветствовали друг друга крепкими объятиями, он поинтересовался что со мной? Я не мог ответить даже на это. Мой разум был занят поисками Моны. Но от Тома можно было утомить лишь о его самом. Мы спрашивали попадавшихся нам на встречу людей с просьбой ответить на один волнующий нас вопрос: «Не видели ли они девушку среднего роста, в бежевом пальто и сапогах кожаной отделки, с длинными русыми волосами, вьющихся по всей длине спины? Кто-то не отвечал, оправдываясь, что спешит. Другие утверждали, что знают её как певицу в здешнем казино. Мой разум начал не ладить со мной от этой мысли. Неужто, я мог упустить из внимания тот факт, что не спрашивал о её финансовом положении? Конечно, я платил почти за всё, в чём мы нуждались, но могла ли она работать в этом отвратительном месте? Оно было вдвойне пагубно для таких творческих и нежных натур как она. Том распрощался со мной, и отправился в сторону центра. Я же, пошёл к мостовой. Вода била ключом о камни, отполированные под воздействием течения реки. Поднялся ветер, тёплыми волнами воздуха он копировал прикосновения Моники. Когда-то мы ходили сюда буквально каждый день, любуясь на закат, а также красивый и быстрый поток прозрачной воды, уходящей к нам под ноги. Она говорила, что если человек не может разобраться со своими мыслями, он не дружит со своей головой. И я видимо потерял свой разум ещё до того, как она ушла от меня в неизвестном направлении. Уже полдень, а наши поиски безуспешны. День веял убыванием наших совместных дней с лепетом предосторожности. Кратковременность встреч не была искусством, но одаривала малой надеждой. Тонкая грань равновесия стиралась, поскольку рисовать её — очередной шанс на погибель. Лишь малая часть природы могла усладить нравы людей, живущих в ритме суетливых будней. Одним роскошным деянием природы — были могучие деревья, завершавшие облик города. Каштаны росли на улицах более утончённые, чем иной сорт деревьев. Весной они сверкают бело-розовыми соцветиями, похожими на свечи, а ближе к осени приносят глянцевые коричневые плоды. Каждый такой плод раскрывает в себе смысл человеческой красоты. С виду, зелёные шары обросшие колючками, а внутри багряной расцветки плоды с нежной сердцевиной. Какова участь тех, кто при встрече вызывает отвращение, хотя в душе самый чуткий из присутствующих. Тем и суть природы. Почему я оскорблён желанным? Потеря была настолько велика, что мои силы иссякли. Поиски я не окончу, покуда не найду Мону...