Звать меня НИКАК.

Зимний вечер так красив . Снег хрустит под ногами . Солнышко прячется за горизонтом .Ветер сметает снег с безжизненных веток лип и дубов .Кормушка для птиц , на той липе едва покачивается от лёгкого ветра. А на ней сидят птички. Не знаю какие , такие , маленькие. Речка замёрзла где-то , от мороза хрустит , как битое стекло ,лед . Люблю я зиму , люблю я вечер…Жаль , что я это всё вижу через маленькие , узкие окна психбольницы . Лишь вижу , я не верю ,что когда-нибудь я выйду на улицу морозным зимним утром или вечером ,не важно. Я не помню, когда я выходил за пределы своей палаты. Как просто сказать «выходил». А выпустит ли меня кто? Даст прогуляться ? Да что уж там…Когда меня покормят!? По отчётливо выступающим рёбрам и тонкой коже, обтягивающей их, как старый, никому не нужный диван, можно понять ,что ел я очень-очень давно, вечность назад…А здесь я уже сотни вечностей, если не две. Как меня зовут? Я сам не помню. Вон, возле кровати нацарапано имя «Гриша», полагаю ,меня так и зовут. ХЕХ, забавное имя… Здесь нет имен, здесь никто ни к кому не обращается, здесь все молчат. Персонал молча приносит еду ,молча делает уколы. А мы, заключённые, никогда не общались друг с другом. Да чего с ними общаться, они безумны-безумны! Не я, а они…Не я, а персонал…Не я, а вы! Да и что такое безумие, безумие-это быть непохожим на всех. Я не похож! Я лучше! Лучше всех вас! Лучше всех них! Лучше-Лучше! Лучше моей собаки, лучше моей семьи! Ах, да, Гриша меня зовут. Ростом выше среднего. Тёмные волосы, цвета сажи. Я поседел здесь! Худой, очень худой. А раньше, каким я был…Сильным, красивым. Пока не попал сюда. Но я всё ещё силён, я силён духом. Глаза зелёные. Как крепкий зелёный чай… Как густой, влажный лес. Были зелёные… Смотря на зеркало, я вижу лишь глаза грязного, болотного цвета ,с белёсым налётом. Стал я хуже видеть ,намного… Не спроста этот белёсый налёт. Откуда он, точно сказать не могу, как его лечить – тоже не знаю. Нас здесь не лечат, а делают только больно. БОЛЬНО! Больно мне больше не будет, больно будет им…Больно было моей жене, больно было моим детям, больно было моей собаке… Но мне, больше никогда не будет больно, я вам обещаю! Как я сюда попал, спросите меня, когда я сюда попал. Здесь я уже сотню вечностей. Или две сотни… Почему я здесь? Я сам не знаю, они утверждают, что я псих…псих… Не я псих, а они! Они! Вы! Но не я. Я помню ,помню свой последний день дома. Как говорят, я помню это, как будто это было вчера. НЕТ! Это было две сотни вечностей назад! Пригород тёплого города, на Чёрном море. Город не важен, скажу лишь, что это Краснодарский край. Возвращаясь, домой с работы. Ах! Как банально, домой, с работы…нелюбимой работы. Глазами я провожал сотни машин, сотни людей. Возможно, один из той сотни и изменил мою жизнь. Что я ему сделал? Посмотрел на него искоса? Толкнул его? Обидел? За что он так со мной? За что он так с моей семьёй? Я живу в частном доме, там жила моя семья, моя собака. Жила…А не живут. Открывая, скрипучую калитку, я подумал о том, что после ужина я её смажу. Ах! Эти хлопоты, такие приятные и такие, нелюбимые мной. Не было того лая. Не было тех слюней на брюках. Не было запачканного плаща. Не было Дори, моей любимой собаки. Это меня насторожило, как и распахнутая входная дверь. Заходя домой, я почувствовал запах ужина, который так старательно готовила Лида, моя жена. Но она не пришла меня встречать. Так же ,не встретил меня мой хулиган, Витя. Как он любил резвиться на заднем дворе, играя в войнушки. Разувшись, я сразу ринулся на кухню. Я был обеспокоен. Неужели они обиделись на меня? Почему никто не подал голоса, не встретил меня? На плите кипел суп, пахло неприятно, мокрой шерстью…Открыв кастрюлю я ужаснулся. Это же Дори! Почему в моём супе собака? Моя собака?! Я начал рыскать по дому, я обошёл два этажа и не нашёл никого. Лишь суп из моей собаки! Собаки! Неужели моя жена сошла с ума? Она мне мстит? Где мой сын? Зайдя на чердак, и не найдя там ничего, я вспомнил про котёл, большой котёл ,который отапливал весь наш дом. Дома стояла ужасная духота. Ведь на улице двадцать семь градусов целься. Кстати говоря, котёл мы топили лишь зимой, в редких случаях. Поэтому горячие трубы и жара дома смутили меня. Запах жжёных волос ударил мне в нос, как только я спустился в подвал. Ужасную картину я видел перед собой, ужасную. Какой безумец сделал это? Клочки одежды лежали повсюду, больше напоминая тряпки. Рядом лежал сломанный автомат Вити. А из жерла котла торчали его крошечные ботиночки. Кто тот псих? Кто тот безумец? Рыская по дому я натыкался на диван, тумбочки , телевизор. Я был не в себе. Я думал кто, как и почему оставил меня без самых любимых мне людей, кто лишил меня счастья? Я жил лишь для семьи, у меня не было друзей, знакомых. Мне НЕКОГО подозревать. НИКОГО я не знаю в этом чёртовом городе. Мысли в голове путались, но кое-что мне пришло, я тут же вспомнил того человека… Неделю назад…неделю назад я встретил в пабе человека, знакомого мне. До боли знакомого. Он подсел ко мне и предложил пропустить пару стаканчиков. Густые, чёрные волосы ,зелёного цвета глаза ,цвета крепкого зелёного чая или густого ,влажного леса. Довольно крепкого телосложения. На вопрос: «знакомы ли мы?». Он улыбнулся и ответил, что мы знакомы всю жизнь. Но как же его звали? Мне было неловко, но я спросил у него. Он лишь загадочно улыбнулся и ответил, что его НИКАК не зовут. Он отшутился, этой бородатой шуткой «Меня не зовут, я сам прихожу». Мы громко смеялись. Видать, алкоголь ударил в голову. Мы общались целый вечер. Удивительно, как я мог забыть про него. Он меня понимал с полуслова. Столько тем для бесед у нас было. Разговаривали до самого закрытия паба. К закрытию заведения я уже не мог стоять на ногах. Он был так любезен, что проводил меня до дому… Вот же негодяй он, я его из под земли достану и заставлю страдать! Он будет молить о пощаде! Мне не верят люди, они думают, что это сделал я. Ни судья, ни присяжные не верят мне. Говорили про смертную казнь, про заключение без права на освобождение. Но я отделался психлечебницей. Сказали, что я болен. Я не болен! Когда меня привезли сюда, больница была полна. Две недели я провёл в коридоре. Тогда я ещё не называл неделю вечностью. Будь вы на моём месте, вы бы меня поняли. О каких удобствах можно говорить? Но после загадочной гибели одного из пациентов. Палата двести шестьдесят девять освободилась, где я и по сей день страдаю в одиночестве. Хм, как же звали того мужчину? Того мужчину ,который был здесь до меня, который спал здесь до меня, который ел здесь до меня? Если память мне не изменяет, его звали Федотов Григорий Игоревич. Гриша был единственных ,с кем я разговаривал. Он был единственным ,чьё имя я знал. Отличный был мужик ,он убил свою мать. Но другом он был хорошим. Единственным и последним. Гришу похоронили на кладбище, которое было в метрах двухстах от моего окна. Когда-нибудь я навещу его. От него мало чего осталось в палате, лишь его имя, выцарапанное возле койки ,где когда-то он спал… Стоп! Тогда как меня зовут?! Это же не моё имя…Ах ,да! Звать меня НИКАК. Т.Т.