Welcome to the jungle, man

Шиён едва заметно покачивает головой в такт звучащему биту, придвигается к столу вплотную и даже слегка приподнимается на стуле, но всё равно видит только козырёк кепки на голове Гана – даже тогда, когда тот дочитывает свои строки и поворачивается к жюри лицом. Сидящий рядом Чжуён, кажется, даже одобрительно тому кивает, но взгляд на сцену перевести не успевает – Шиён толкает его ногу носом кроссовка. – Я даже предположить не могу, кто победит, – Чжуён пожимает плечами и снова отворачивается, но Шиён так просто отступать не хочет – не сегодня. – Что ты о нём думаешь? – напрямую спрашивает он, как только стихает музыка, и снова толкает Чжуёна – уже в бок. – Потом посмотришь в записи, поговори со мной, – кроссовок Шиёна равномерно сталкивается с чужим ботинком. – Это срочно. – То есть, тебя не смущает, что мы разговариваем посреди записи? – Смонтируют. – Шиён только отмахивается и криво улыбается куда-то в сторону камеры, придвигаясь к Чжуёну ближе. – Так что можешь сказать по поводу этого парня? Чжуён скрещивает пальцы и опускает на них подбородок, и, пусть он и смотрит на сцену, явно думает совершенно о другом. Шиён молча ждёт. – На твоём месте я бы не особенно рассчитывал, – наконец говорит Чжуён так тихо, что Шиён еле его слышит. – Это предположение, но, скорее всего, так и выйдет. – А откуда ты знаешь, на что я рассчитываю? Вопрос остаётся без ответа, только вот Чжуён понимает прекрасно, что Шиён ничего просто так не спрашивает, и что любую свою идею, пусть даже самую странную, стремится реализовать. Но Шиён снова игнорирует правила приличия и, пока стажёры рассказывают о своих впечатлениях от выступления, листает ленту инстаграма, спрятав телефон под стол. А Чжуён решает, что позже подумает о странных вопросах, причины которых его самого вряд ли касаются, и, пусть он на интуитивном уровне чувствует какой-то подвох, решает не лезть. Но Шиён действительно ничего просто так не спрашивает – это становится ясно, когда Чжуён видит его, непривычно серьёзного и сосредоточенного, выходящим из кабинета Ким Шидэ всего через несколько дней после записи итогового выступления шоу. – Я собирался сходить за кофе, – говорит Чжуён ему вдогонку, и Шиён на автомате доходит почти до конца коридора, прежде чем притормозить и обернуться. – Составишь компанию? Шиён вскидывает руку в приветственном жесте и коротко кивает. – Мне поинтересоваться, что ты здесь забыл? – Хотел кое-что уточнить у директора, – Шиён прячет руки в карманах толстовки, и его деловое настроение тает на глазах. – Это то, о чём я думаю? – А я не знаю, о чём ты думаешь. – Такой способности уходить от ответа следует только позавидовать. Шиён пожимает плечами совершенно не к месту, закуривает на выходе из здания, а у Чжуёна мысли выстраиваются в настолько странном порядке, что собственные прозрачные выводы кажутся почти абсурдом. – Подумай как следует, и не только о себе, – говорит он скорее наугад. – Я не понимаю, о чём ты. Чжуён хмыкает, но решает попробовать снова. – Ты хоть имя его помнишь? – Конечно, – Шиён палится, но объяснять ничего даже не думает. Внезапная и кажущаяся совершенно дурацкой идея всё ещё выглядит таковой в шиёновом сознании, когда он узнаёт, что Ган в группу не попадает. Но теперь у него хотя бы есть повод, и поэтому Шиён начинает потихоньку прикидывать, как же начать разговор. И когда в один из дней он понимает, что Джаст фэмили собралась в студии почти в полном составе, а одно это уже тянет на знак свыше, то думает, что пора. Думает – и, рассматривая потолок, говорит практически в пустоту: – А давайте возьмем к нам кое-кого ещё. – Кого? – первым реагирует Сонмин, как самый молодой и быстрее думающий. Остальные молчат – скорее выжидающе, чем неодобрительно. – Есть там один трейни… – начинает Шиён издалека. – Который вылетел из шоу и не попал в группу, с которой ты так носишься, – подсказывает Ночан лениво. – Я не ношусь, – Шиён косится на него неодобрительно. – Но да, он вылетел. Вылетит. – Ган, да? – Он самый. – А почему мы должны на это согласиться? – а это уже Дэун-хён. – Мы этого парня в глаза не видели, в уши не слышали… – Потому что я вас попросил? – Шиён улыбается и пожимает плечами. – Неужели вы, ребята, – он подбавляет в голос трогательного надрыва, – не поверите мне на слово? – Ну… нет? – осторожно говорит всё тот же Дэун. Он, наверное, добавил бы что-нибудь ещё, но Васко, тушащий окурок, прерывает его веским: – Ну приводи. Посмотрим, что за Ган, раз ты за него так болеешь… – Только с главным нашим будешь сам разбираться, – Дэун независимо пожимает плечами. – Если что, я не хочу огрести за тебя. – Разберусь, – кивает Шиён. В конце концов, куда знакомому чуть ли не до последней жировой складки Свингсу до старшиповского директора? – Подожди, – спрашивает Сонмин неожиданно, – а ты самого-то парня спросил? – Не-а. – А спорим на пиво, что он не согласится? Шиён азартно ухмыляется и тянет к нему ладонь. – Спорим. *** Последние несколько дней смазываются в один бесконечно длинный, который всё никак не может завершиться, и всё, что у Ганхи остается – тяжёлое чувство обиды, обиды скорее на себя, чем на кого-либо ещё. Глубокой ночью, чтобы не пришлось ни с кем прощаться, Ганхи распихивает свои вещи по коробкам и сваливает из общежития, а потом устраивается в самой маленькой комнате для практики, которую только находит в агентстве. Проходящий мимо Мэд Клаун смотрит на коробки очень странно, но не говорит ничего, и Ганхи сам не понимает, почему на это молчание огрызается, когда говорит, что в студии можно ночевать не только им с Чжухоном, перехватывает вещи удобнее и с силой захлопывает за собой дверь. В комнате холодно, и после сна на неудобном диванчике ноет всё тело, но Ганхи не жалуется, выключает телефон, закрывается изнутри на ключ и долго всё обдумывает. Несколько раз в дверь стучат, но Ганхи только плотнее прижимает ладонями большие наушники, не желая ни с кем разговаривать. Обидно, когда у твоей группы – и пусть был всего лишь микстейп – теперь новая группа, а ты и вовсе перестаешь понимать, чего в действительности хочешь. Прежде чем выйти из комнаты, Ганхи прижимает ухо к двери, прислушивается с минуту к звукам из коридора и выходит, натянув капюшон и опустив голову, только когда всё стихает. Позвякивающей в его кармане мелочи как раз хватит на бутылку сока и какую-нибудь булку, но Ганхи большего и не нужно. Ганхи вжимает голову в плечи и смотрит на носы собственных кед, но всё равно видит неподалеку Чжуёна – и думает, что лучше бы тот его самого не заметил. Однако Чжуён всё равно замечает, жестами подзывает к себе и просит подождать минуту, пока заканчивает телефонный разговор. Ганхи бездумно рассматривает коробку пончиков в его руках и зачем-то думает о том, для кого же эти пончики были куплены. – Он занят сейчас. – Первое, что говорит Ганхи, когда Чжуён сбрасывает вызов. – Прости?.. – Он занят, говорю. У себя в студии вместе с Чжухоном. Чжуён непонимающе моргает, но в лице всё же немного меняется, пожимает плечами, а потом оглядывается по сторонам и зовёт Ганхи на улицу – скорее для разговора, чем из-за привычки курить раз в пару часов. Ганхи тяжело вздыхает, но послушно идёт следом, несмотря на то, что яркая коробка из кондитерской – единственное, чего ему сейчас от Чжуёна хочется. Чжуён курит медленно, прислонившись спиной к стене возле запасного выхода, и повисшее молчание ощущается слишком тяжёло, а Ганхи и без этого чувствует себя неважно. – Хён, я пойду, – говорит он было, но прикусывает кончик языка, словно хочет сказать что-то ещё, и тушит наполовину выкуренную сигарету о стену. – Ты Гирибоя, случайно, недавно не видел? Ганхи всё ещё хочет уйти и не хочет отвечать на странные вопросы, но почему-то тяжело вздыхает и мотает головой из стороны в сторону. – Понятно, – Чжуён щелчком отправляет окурок в ближайшую лужу, и если что-то понятно ему – не значит, что это ясно Ганхи. – Вот, возьми, – тянет он коробку с пончиками, а Ганхи не видит смысла отказываться. Булка откладывается на завтра, а это значит, что на оставшуюся в кармане мелочь можно просидеть в студии ещё сутки, не выходя никуда дальше буфета. – Спасибо, хён. – Эй, Сон Ганхи, – Чжуён улыбается, но улыбка выходит грустной. Ганхи становится тошно. – Ты всё ещё хочешь стать айдолом? – Я хочу, чтобы люди считали меня кем-то большим, чем просто двоюродным братом Мино. Чжуён кивает, и непонятно, устроил его ответ или нет. Ганхи получает хлопок по плечу в качестве прощания и, когда Чжуён уходит, оставляя его одного, не может понять, причём тут вообще Гирибой. Впрочем, ответ находит его сам. Часы показывают восемь вечера, когда Ганхи понимает, насколько ему хочется кофе. От пожертвованных Чжуёном пончиков остается половина, и всё это вполне сойдет за подобие ужина. Он тихо прикрывает за собой дверь, спускается по лестнице, прикидывая, что будет делать следующим утром, и уже у автомата понимает, что всё равно придется возвращаться домой. Это совершенно не радует, и, когда Ганхи замечает показавшегося в дверях агентства Гирибоя, он понимает, что начинает злиться не то на автомат с кофе, который всё никак не хочет выплёвывать сдачу, не то на самого Гирибоя, который слишком доволен и бодр для не самого лучшего вечера субботы, не то и вовсе на самого себя. Чертыхнувшись, Ганхи хлопает ладонью по боку автомата, но тот только тихо гудит и монетку в пятьсот вон явно намеревается оставить себе. Шаги Гирибоя слышатся всё ближе, и Ганхи почему-то надеется, что тот его не узнает. – Смотри, – Гирибой растягивает гласные в своей любимой манере, странно улыбается, когда Ганхи всё же оборачивается к нему, и с силой пинает автомат ботинком. – Если сделать так несколько раз, он может дать дополнительный сахар. Ганхи смотрит на новенькую обувь от Рика Оуэнса на ногах Гирибоя в тупом недоумении, потому что монетка действительно выпадает обратно, но подкатывается почему-то к Гирибою. – Я не люблю сладкий, – говорит Ганхи хмуро и всё-таки забирает свой кофе. Гирибой хмыкает непонятно чему, смотрит задумчиво на автомат, покупает кофе и себе, а потом говорит неожиданно: – Пойдем, покурим? – Пойдем, – соглашается Ганхи, прежде чем успевает сообразить, что что-то явно идёт не так. – А где у вас тут курят? – спрашивает Гирибой с интересом и смотрит по сторонам, словно ожидая, что прямо сейчас из воздуха появится яркая стрелка, указывающая, куда идти. Ганхи неожиданно для себя ухмыляется. – А где не заметят. Гирибой ярко улыбается в ответ и отпивает из стаканчика. *** – Не буду тянуть, – говорит Гирибой и вопреки своим словам упрямо высасывает из стаканчика последние капли, запрокидывая голову назад. – Пойдешь в Джаст Мьюзик? Ганхи от неожиданности кусает сигаретный фильтр, забыв сделать затяжку, и смотрит ошарашенно. – Что? – У нас есть плейстейшн. И можно ночевать прямо в студии, главное – не лечь при этом на Ночана, а то он слишком уж тихий, когда спит… – Хён, это очень дурацкая шутка. – А кто сказал, что я шучу? – говорит Гирибой, нетерпеливо стряхивая пепел в пустой стаканчик. – Или ты хочешь остаться тут и ждать дебюта? Тогда вперёд, я думаю, Мэд Клаун-хён ещё не всё сказал о твоём рэпе. Ну и да, наверняка у тебя есть парочка лишних лет, которые ты радостно потратишь на ожидание дебюта. – А что мне даст твой Джаст Мьюзик? – спрашивает Ганхи, чувствуя, что начинает злиться. Он запрещал себе думать обо всём, что происходило после финала шоу. Запрещал, но получалось у него с трудом – сложно было видеть виноватые глаза Чжухона, хотя уж от него-то не зависело совершенно ничего, сложно было тщательно подбирать темы в разговорах с остальными, сложно было закрывать за собой дверь их общежития, которые после его ухода стало домом для новообразованной группы. Гирибой смотрит так, словно читает все его мысли, выдыхает дым в сторону и пожимает плечами. – Шанс? – Шанс у меня и тут есть. – Ага, размером с муравья. – А в Джаст Мьюзик, что, больше? – Ну да. Раза в два. Лицо у Гирибоя совершенно серьезное, а вот глаза за стеклами очков веселые, и Ганхи давит в себе желание толкнуть его локтём в бок – как он обычно толкает Чжухона. Но Гирибой, хотя занят ничуть не меньше, совсем не Чжухон. – Ну что, парень, говори уже: да, нет, не сегодня? – Сигарета у Гирибоя уже заканчивается. И Ганхи сам не знает, кто или что тянет его за язык, когда говорит: – Я хочу подумать. – Подумай, – великодушно разрешает Гирибой. – И купи ещё кофе хёну, у него кончился. «Хён, тоже мне» – думает Ганхи, но почему-то послушно перебирает мелочь в кармане, мысленно её пересчитывая. На второй кофе денег ожидаемо не хватает, но Гирибой не расстраивается – машет рукой, прощаясь, и тут же лезет за смартфоном, кажется, совершенно забывая о существовании окружающего его мира. Ганхи провожает его взглядом, дожидается, пока исчезнут за поворотом полы темного пальто, и задумчиво бредёт в своё убежище, держа в руках уже остывший кофе. Предложение Гирибоя, конечно, очень похоже на шутку, но Ганхи знает, что это совсем не она. За короткой фразой стоит – он уверен – переговоры с агентством, разговор со Свингсом, и Бог знает что ещё. И Ганхи не знает, что и думать, когда раз за разом прокручивает в голове одну и ту же фразу, произносимую голосом Гирибоя. «Пойдешь в Джаст Мьюзик?» – Чтоб тебя, Гирибой, – говорит Ганхи в пустоту и тянется к телефону. – Привет, – Чжухон берет трубку моментально. – Ты в агентстве? – Да, но… Что «но», Ганхи не слышит – телефон в его руках издаёт пронзительный писк и отключается, разрядившись окончательно. Это плохо, но не слишком – всё равно мест, где сейчас может быть Чжухон, не так уж и много. И поэтому поставленный заряжаться телефон и так и нетронутый кофе остаются ждать Ганхи на столе. – Эй, – Ганхи суётся в дверь тренировочного зала, улыбается Минхёку и Кихёну – кроме них там больше никого нет – и спрашивает про Чжухона. – В студии вроде был, – хмурится Кихён, вспоминая. – С АйЭмом, что ли… – Понял, спасибо, – прерывает его Ганхи, чувствуя, что начинает хмуриться сам. Самого АйЭма он не то чтобы не любит – просто слышать о нём неприятно, несмотря на то, что в вылете Ганхи из группы его вины меньше всего. Тут скорее нужно злиться на агентство, на уебанские правила шоу… но не на АйЭма. От чувства собственного бессилия Ганхи очень хочется кого-нибудь ударить, но он только ожесточённо пинает носком кроссовка стену, морщится от легкой боли и, прихрамывая, бредёт к студии. – О! – Чжухон сразу оживляется, размахивает руками, едва случайно не заезжая АйЭму по лицу, и порывается облапить Ганхи в пародии на приветствие. Тот обнимает его в ответ, хлопает по спине – настроение понемногу поднимается. – А я тебе звонил, когда ты отключился, а абонент не абонент. Я так и подумал, что сам сейчас придёшь... Случилось чего? – Мне надо с тобой поговорить, – говорит Ганхи вполголоса. – Посоветоваться. – Ладно, – Чжухон моментально становится серьезным. – Пойдем тогда куда-нибудь, ага? Ганхи кивает вместо ответа и уже перед тем, как выйти вслед за ним в коридор, ловит взгляд АйЭма, которому явно неуютно. Ловит – и, напряженно улыбнувшись, машет рукой. АйЭм с явным облегчением улыбается. – Слушай, может, кофе пока попьем? – предлагает Чжухон. – Если только ты возьмёшь, – ухмыляется Ганхи, вспоминая про мелочь в кармане. – Я сегодня богатый, так что даже два могу купить, – Чжухон смеется и толкает его в плечо. – Так что случилось-то? А то ты какой-то странный… – Я сегодня днём видел Гирибоя. – Сонбэ? Чего он не зашел-то, ну? Ганхи пожимает плечами. – Об этом он мне не рассказал. – А о чём тогда? И Ганхи только-только открывает рот, собираясь всё-всё рассказать, но за их спинами слышится: – Эй, Чжухон! Они синхронно оборачиваются – в конце коридора отчаянно жестикулирует менеджер-хён. – Ещё немного – и мы можем опоздать на запись, пойдем! – Чёрт, – выдыхает Чжухон расстроенно. – Я думал, успеем. То, что ты хотел мне рассказать, оно же не совсем серьезно, да? – Ну как сказать, – говорит Ганхи вполголоса, но в ответ на чжухонов взгляд улыбается и машет рукой: – Всё хорошо, бро. – Я вернусь потом, и ты всё расскажешь, – говорит Чжухон тоном строгой мамочки. – Время, ну! И, смотря в спину удаляющегося Чжухона, Ганхи понимает, что расскажет. Потом. Нужный номер он помнит смутно, но, подумав, всё-таки выуживает из памяти нужные цифры, и нервно считает гудки, глотая остывший кофе. И когда Гирибой берёт трубку, Ганхи говорит только: – Я согласен. Гирибой молчит пару секунд, а потом говорит одобрительно: – Рад, что ты не тупой. И спасибо, благодаря тебе я всё-таки выиграл пиво. – Всегда пожалуйста, – отвечает Ганхи мрачно – ему сейчас совсем не до шуток. – Не волнуйся, я тебе оставлю. Адрес скину сообщением, подъезжай с утра. И да, с твоей компанией я все обговорю сам. Остаток ночи Ганхи проводит на всё том же неудобном диванчике, разглядывая потолок студии, и всё, о чём он думает – у кого бы занять на такси. Но решение находится само: когда Ганхи спускается утром по лестнице, цепляясь сумкой за собственные ноги, то едва ли не нос к носу сталкивается с поднимающимся Чжуёном. Ему вообще в последнее время везет на Чжуёна, что ли. – Собрался куда-то? – осторожно спрашивает тот, глядя на сумку. – Прогуляюсь в Джаст Мьюзик, – без особенной радости в голосе отвечает Ганхи, стаскивая сумку ещё на одну ступеньку вниз. – Причём в прямом смысле. – Все-таки я был прав насчет Гирибоя… – говорит Чжуён скорее сам себе, – Ганхи смотрит на него с легким недоумением, – и добавляет потом: – Уходишь из компании? – Похоже на то. – Оплатить тебе такси? Лицо Чжуёна при этом не выражает ни «вали ты уже», ни «так и быть, снизойду до тебя, неудачник», а скорее что-то вроде лёгкого беспокойства – и, наверное, именно поэтому Ганхи кивает. – Я отдам потом. Чжуён машет рукой. – Просто выпей со мной как-нибудь. Такси подъезжает быстро; Чжуён говорит о чем-то с водителем, суёт ему деньги и показывает на Ганхи. – Скажешь адрес, – говорит он, подходя обратно, – и он тебя отвезет. – Спасибо. Чжуён кивает. – И… удачи, что ли? Ганхи кивает тоже и ныряет на заднее сиденье, захлопывая за собой дверцу. *** Возвращаясь домой тем же вечером, он чувствует себя, словно оглушенный фейерверком человек – и дело даже не в том, что Гирибой выполняет своё обещание и делится с ним выигранным пивом, а скорее в знакомстве с тощим и странным Блэкнатом и более широким, но таким же странным Сиджеммом. Впрочем, Ганхи начинает казаться, что иных в Джаст Мьюзик просто не берут – и он думает, что не совсем подходит этой компании. Но пути назад нет, да и некуда уже, поэтому Ганхи просто молчит и осматривается, осматривается и молчит – и открывает рот только тогда, когда Васко по-доброму спрашивает, был ли он вообще дома. – Не был ещё, – мотает головой Ганхи, и ловит на себе взгляд Гирибоя. Тот смотрит вроде и спокойно, но всем видом выражает неодобрение, заставляя добавить: – Вечером поеду. – Не расстраивай мать, – кивает Сиджемм. – Да, будь таким же послушным ребенком, как наш Сонмин, – внезапно подает голос Блэкнат, и скалится, когда Сиджемм вскидывается, мол, заебали уже своими шутками, не смешно, ну. Вечер наступает быстро, и кто-то из новообретенных хёнов вызывает ему такси – как будто у Ганхи теперь карма такая. Но не ему сейчас выделываться, поэтому Ганхи послушно садится в машину, провожаемый Сиджеммом, и всю дорогу просто смотрит в окошко, собираясь с силами. Мама встречает его у двери, словно всё это время ждала здесь непутевого сына. Ганхи медленно ставит сумку с вещами на пол, стаскивает кроссовки и подходит к ней, подсознательно ожидая чего угодно… но мама только всхлипывает тихо и порывисто его обнимает. И Ганхи держится, правда держится, но всё-таки шмыгает носом раз за разом, а потом сдаётся и плачет тоже, совсем как в детстве уткнувшись лицом в её плечо. Она успокаивается первой, торопливо, быстро вытирает глаза и спрашивает подрагивающим голосом: – А ты теперь… навсегда домой? И Ганхи, понимая, что кроется за этим вопросом, трёт рукавом толстовки мокрое лицо и мотает головой. – Я просто перешел в другую компанию. И он думает, глядя в мамины глаза, что расскажет ей о Джаст Мьюзик – только вот слова придётся подбирать осторожно. Джаст Мьюзик же. *** Когда Ганхи открывает дверь студии, спотыкается и чуть было не сносит полку с аккуратно расставленными кроссовками, он думает, что Гирибой, будь он рядом, обязательно бы его убил. Но Гирибой лежит на полу в дверях между общей комнатой и своей и спрашивает только, принёс ли Ганхи пиццу, а затем снова утыкается в свой айфон. О пицце Ганхи не забывает и приносит даже не одну, а три, чтобы не пришлось потом идти ещё. И от стойкой уверенности в том, что он здесь только принеси-подай мальчик, спасает только Сонмин – единственный, при общении с кем не чувствуется никакого напряжения и неловкости, – зовущий выпить и спеть что-нибудь в караоке, и Ганхи не видит смысла отказываться. Когда на экране телевизора всплывает текст уже третьей подряд песни Girl's Day, сидящий за столом Васко давится раменом и громко кашляет, стуча себя кулаком в грудь. – Дети, идите играть на улицу, – подаёт голос все ещё валяющийся на полу Гирибой и машет рукой куда-то в сторону – Ганхи с дивана видит только кончики его пальцев. – Иди в задницу, мамочка, – хохочет Сонмин и показывает в ответ средний палец, а потом поворачивается обратно к Ганхи и пожимает плечами – мол, «он всегда такой». Ганхи только кивает, понимая, что такая атмосфера в студии ему нравится, но улучшению навыков никак не способствует. Сонмин вдруг решает «попробовать что-нибудь наше», и Ганхи на пару секунд теряется, когда понимает, что тот предлагает ему зачитать партию Гирибоя, и начинает нервничать вовсе не из-за того, что не знает слов, но после первых строк его отпускает. В конце концов, это не сцена, а дружеские почти посиделки, чтобы расслабиться и убить свободное время, которого у Ганхи теперь в избытке. Когда Сонмин прекращает дурачиться, читая в банку пива и кусок пиццы поочередно, и уносится за звонящим в кармане куртки телефоном, Гирибой хмыкает и наконец отлепляется от смартфона. – Никогда не читай чужие партии, понял? – говорит он чуть ли не по слогам. – Напиши себе свою. Приподнявшись на локте, он вдобавок смотрит недовольно поверх очков и уползает к себе в комнату, отталкиваясь ногами от кресла, и оставляет Ганхи наедине с желанием последовать недавнему совету и всё же пойти прогуляться. Впрочем, его хватает только на то, чтобы подхватить свою банку пива, похлопать себя по карманам толстовки, проверяя, на месте ли сигареты, и выбраться на балкон. – Нет бы, хоть критиковал нормально, – Ганхи раздвигает окна лоджии, закуривает, пинает пустую упаковку из–под чипсов, неизвестно как оказавшуюся на балконе, и та с противным шелестом липнет к ноге. – Это ты о нашем Шиёне? От неожиданности Ганхи затягивается слишком глубоко и резко, а затем поворачивается и недоуменно моргает. – Простите, сонбэ, – коротко кивает он в знак извинения, и всё ещё шуршащая в ногах пачка добавляет пару пунктов к степени повисшей неловкости. – Я понимаю, что четырнадцать лет разницы никуда всё равно не денешь, но зови меня хёном, хорошо? Мы же теперь в одной лодке, – Васко только хлопает его по плечу. – И ты не выглядишь особо расстроенным. – Уже знаком с одним мудаком, которому не нравится мой рэп, – отвечает Ганхи прежде, чем успевает поймать себя за язык. Но слова произнесены, менять что-либо уже поздно, и поэтому он только виновато улыбается. Васко осторожно толкает Ганхи локтем в бок, отодвигая в сторону, и сам высовывается в щель между створками окон, щелкая зажигалкой. Ганхи думает, что скажи ему кто с полгода назад, что он будет вот так вот разговаривать с Васко, стоя на одном балконе в студии Джаст Мьюзик, Ганхи бы только рассмеялся, потому что это же Васко. Человек, с которым после записи одной совместной песни можно умереть счастливым – он так и сказал тогда, на шоу. А теперь Васко сам просит называть его хёном, несмотря на статус и возраст, и Ганхи всё ещё чувствует себя лишним – но уже не так сильно. – Не копируй чужие стили, найди свой собственный, – тянет Васко, бездумно рассматривая окна стоящего напротив дома, а затем щелчком пускает окурок в полёт. – Шиён имел ввиду именно это, только вот сонбэ из нашего Гирибоя пока ещё не очень. Но он научится со временем, а ты привыкнешь. Ганхи только кивает, но вот не злиться на слова Гирибоя не получается всё равно. – И если будешь работать над собой, мы обязательно поможем. *** – Я напишу тебе аранжировку, – как бы невзначай говорит Гирибой, даже не отрывая взгляда от монитора, и Ганхи думает, насколько странно будет звучать крутящееся на кончике языка «что?», потому что это так непохоже на привычное ему «у меня есть пара идей к нашей новой песне, посмотришь?», которое он слышал от Чжухона. Гирибой говорит, что напишет аранжировку, и это выглядит так, словно тот делает ему одолжение, только вот это последнее, что сейчас Ганхи нужно, потому что в день, когда он в последний раз заходил в здание агентства, ещё будучи трейни, в день, когда ставил свою подпись на бумагах, он твёрдо для себя решил, что больше никто и никогда не поставит его перед фактом, если дело касается его творчества. Решил, что уходит от бесконечного «Ганхи, ты должен», «ты сделаешь так, как мы скажем» и «мы решили» к хотя бы относительной, но свободе, пониманию и уважению его собственных решений и выбора. Но Гирибой говорит, что напишет ему аранжировку, и Ганхи очень хочется послать всё к чёрту – если он не надеялся на помощь и постоянные наставления, то это не значит, что не ждал того, что с его интересами и мнением будут считаться. – Пора наконец записать твой трек, тебе так не кажется? – Гирибой наконец выключает компьютер, широко зевает и поворачивается к Ганхи лицом. – Наверное, – цедит Ганхи и сам не понимает, почему сейчас злится – ещё с месяц назад поработать с Гирибоем он мог только мечтать. – Она не будет похожа на ту, с которой ты выступал в шоу, расслабься, – Шиён улыбается и поправляет сползшие очки. – Не стоит откладывать тот текст в стол только из-за того, что у тебя не сложилось с дебютом. Ганхи в ответ только хмыкает, забирает стопку дисков, за которой пришел, и почти уже закрывает дверь с той стороны, как Шиён снова подаёт голос. – Если ты хочешь и дальше стоять на месте, где выход, ты знаешь. Если же нет – твои ключи от студии лежат на полке в прихожей. Ганхи осторожно прикрывает дверь, скидывает диски на диван и думает, что к Гирибою никогда не привыкнет, и что сонбэ из него действительно неважный, но прячет ключи во внутренний карман куртки, чтобы не потерять. Следующую неделю Гирибой ничего не говорит ни про саму песню, ни про идеи к музыке, и Ганхи начинает казаться, что его просто разыгрывают, причём весьма изощрённо, а радость от перспективы записать к концу месяца первый студийный трек и вовсе растворяется бесследно. Ганхи почти уже не помнит, что такое уверенность в себе. Перестроиться на самостоятельную работу после бесконечных тренировок и занятий с преподавателями в агентстве оказывается сложно, но к середине апреля Ганхи понимает, что у него нет другого выбора, потому что каждый здесь занят собственной карьерой, и напоминать о необходимом творческом росте будет разве что стикер, приклеенный к полке с дисками. Ганхи обустраивает себе угол в рабочей комнате Сиджемма, потому что с ним всё ещё проще, и совсем немного из-за того, что в последнее время тот приходит в студию только затем, чтобы поиграть на приставке и выпить пива. «Небольшой отдых перед серьёзной работой», – Сонмин пожимает плечами на все вопросительные взгляды, даёт добро на использование своего компьютера, но перед этим ставит пароль на несколько папок, и вместо того, чтобы заниматься делом, единственное, что делает Ганхи весь следующий день – пытается взломать пароли. *** – Выпустим твой трек седьмого мая, идёт? – говорит Шиён, заходя без стука, и выглядит настолько помятым и заспанным, что Ганхи даже не ждёт от него слов в стиле «я написал охуенную песню» – избавиться от первого впечатления очень трудно. – Идёт, – соглашается Ганхи вместо того, чтобы спросить, не шутил ли тогда Гирибой, потому что до предложенного числа остаётся десять дней, не считая сегодня. – Вот и отлично. – Шиён широко зевает и чешет затылок, а потом смотрит на Ганхи так, будто хотел сказать что-то ещё, но забыл. – Хён?.. – присутствие Гирибоя отчего-то немного нервирует. – Почему именно седьмого? – А ты сам подумай, – отвечает он так, словно говорит о совершенно очевидных вещах. – Кстати, я набросал тут кое-что, послушай. Скажи, если что хочешь поправить, пока это ещё на стадии шаблона. Ганхи ловит возле самой груди брошенную ему в руки флэшку, недоумённо смотрит на закрывшуюся дверь, а затем откладывает исписанный блокнот и несколько раз щёлкает мышкой, возвращая компьютер к работе. На флэшке вместо одного сэмпла оказывается целых пять, и Ганхи хочет было пойти и спросить, какой именно предназначен ему, как понимает, что все они – разные варианты аранжировки для одной и той же песни. Его песни. Ганхи начинает с последнего, и после прослушивания каждого по три раза понимает, что больше всего ему нравится что-то среднее между второй версией и четвёртой, и, пусть пока это только наброски, он всё равно мысленно накладывает свой текст на музыку, беззвучно проговаривая строку за строкой. Когда бит в наушниках стихает, Ганхи понимает, что не может отделаться от ощущения, словно последние пару минут на него кто-то смотрел, но за спиной только закрытая дверь с криво прилепленным на ней расписанием на следующий месяц, где за следующим четвергом закреплено какое-то совместное выступление. Ганхи подскакивает с места и перепроверяет всё несколько раз, но напоминание о выступлении всей Джаст фэмили в каком-то клубе, – Ганхи даже не обращает внимания на его название, – из квадратика с датой никуда не исчезает. Ганхи не хочет тешить себя надеждами, но глупую улыбку с лица отчего-то стереть не может. – Шёл бы домой спать, – Гирибой снимает очки, трёт уставшие глаза кончиками пальцев, и эта фраза скорее похожа на просьбу не мешать, чем на проявление заботы. – Не хочу, – маячащий на периферии Ганхи вопреки собственным словам широко зевает и тянется за чёрт знает каким по счёту стаканчиком с кофе. Время близится к пяти утра, и он сам не понимает, почему остаётся в студии звукозаписи вместе с Гирибоем, хотя его работа на сегодня закончена. От кофе уже слегка подташнивает, но хотя бы глаза слипаются не так явно. О том, как себя чувствует Гирибой, мучающийся со сведением дорожек с девяти вечера, Ганхи предпочитает не думать. – Хочешь помочь? Ганхи только заторможенно кивает. – Метнись к нам, сгреби со стола Свингса все папки, и привези мне. А на обратном пути можешь и пожрать чего-нибудь захватить. Деньги у меня там возьми, – Гирибой машет рукой куда-то в сторону, и Ганхи прослеживает направление взглядом. – Вернёшься часам к семи, я как раз закончу. Ганхи натягивает толстовку, вызывает такси, проверяет наличие ключей в кармане, а затем долго смотрит Гирибою в спину. – А там – это вообще где?.. – С первым треком тебя, – Шиён дожидается Ганхи на улице, бьёт по козырьку кепки – довольно сомнительный способ поздравления – и машет не успевшему уехать таксисту. – Ты хорошо поработал, – с этими словами он забирает привезённые папки и бумажный пакет с едой, хлопает дверью машины и оставляет стоящего на обочине Ганхи в полном недоумении. Дорога предстоит длинная, и Шиён сползает по сиденью ниже и принимается перебирает документы в папках скорее для того, чтобы случайно не уснуть. Из стоящего рядом пакета пахнет курочкой, и желудок постепенно начинает давать о себе знать, но просьба остановиться у какой-нибудь заправки, чтобы перехватить хотя бы пару пончиков с кофе, явно влетит ему в лишнюю тысячу вон и десять минут и так недостающего времени. Уже на выезде из Сеула Шиёна догоняет чувство, что он забыл сделать что-то важное, но он только бестолково следит за наматывающим километры счётчиком и щурится от бликующего в окнах машины солнца. День обещает быть тяжелым, но Шиёна это беспокоит в последнюю очередь – пара часов езды на заднем сиденье под музыку в наушниках способствует лишним мыслям, и у Шиёна как раз есть для этого весомый повод. Например, найти причину того, почему в последнее время он стал уж слишком инициативным и даже в какой-то мере ответственным. Шиён знает, что причина сейчас наверняка уже спит на диване в студии, потому что домой возвращаться не хочет, но до сих пор не может понять, что именно он разглядел в Ганхи, если решил забрать его под крыло Джаст Мьюзик. Шиён выбирается из дрёмы от настойчивой вибрации телефона в руке, широко зевает и берет трубку, даже не посмотрев на имя звонящего, полминуты слушает какие-то полупьяные рассуждения и только потом понимает, что собеседник явно ошибся номером. – Я тебе не Донхёк, вообще-то, – лёгкое раздражение подступает к Шиёну вместе с головной болью, и огрызаться на пьяные звонки в девятом часу утра он находит лучшим выходом из ситуации. – Гири-хён?.. – в голосе Хончоля одно сплошное недоумение, и Шиён готов поклясться, что тот сейчас отнимает телефон от уха и бестолково пялится на имя контакта, а потом ещё пытается понять, почему, ошибившись номером, из всех возможных людей позвонил именно Шиёну. – Нет, блядь, Джи-Дрэгон, – говорит Шиён первое, что приходит в голову – спасибо работающему в салоне радио. – Не порти мне утро и вали проспись, ладно? – Я улетаю в Японию, – быстро переключается на другую тему Хончоль, и Шиён не то чтобы в действительности рад это слышать. – На месяц. – Отлично, счастлив за тебя. – Шиён откидывает голову назад и надвигает на глаза одну из панамок времён Show Me the Money. Хончоль как-то странно смеётся, а сам Шиён не очень понимает тему и настроение этого разговора. – Привезти тебе сувенир? – Мозги себе привези, окей? – огрызаться всё ещё проще, пусть Шиён и сам не понимает, почему именно на Хончоля злится. – Позвони, как вернёшься, – ляпает он следом, прикусывает кончик языка и сбрасывает вызов, чтобы не сболтнуть ещё чего-нибудь лишнего. Сейчас у него есть дела и посерьёзнее. Такси тихо шуршит колёсами, тормозя, и Шиён быстро осматривает задние сиденья, проверяя, ничего ли не оставил, – разговоры с Хончолем всегда выбивают его из деловых настроений и сосредоточенности, а потом оставляет таксисту внушительную сумму, хлопает по крыше автомобиля и просит подождать его полчаса. Водитель смотрит на Шиёна, как на ненормального, но всё же соглашается. – Приветики, – Шиён широко улыбается и машет пакетом с курочкой, как только заходит в специально отведённую под встречи комнату на КПП. – Всё-таки вырвался? – Не вырвешься тут, когда один придурок обрывает все возможные телефоны с семи утра, – угрюмо бурчит Свингс, но не выдерживает и улыбается Шиёну в ответ. – Я тоже рад тебя видеть. – Шиён жмёт протянутую руку и энергично её трясёт. – И это всё? – Ну не кидаться же мне к тебе с обнимашками? – Шиён ставит пакет на середину стола, садится напротив и укладывает папки у себя на коленях. – Отпустили с трудом и минут на двадцать, так что выкладывай, что у тебя там такого срочного. – Ты какой-то совсем похудевший. – А ты такой же ненормальный, – Свингс вытаскивает из пакета куриную ножку и смотрит на неё чуть ли не с трепетом. – Так что там у тебя? – А, точно, – Шиён хлопает себя ладонью по лбу, как будто бы в действительности забывал цель своего приезда, лезет за телефоном в карман, подключает наушники, небрежно всовывает провода Свингсу в руки и тянется за курочкой сам. – На, послушай. А я тоже голодный. Свингс смотрит на Шиёна чересчур выразительно, но тот подобные взгляды всегда игнорирует и поэтому только кивает, мол, «слушай-слушай». Звук в плеере выставлен на максимум, и Шиён сам слышит доносящийся из наушников бит и по привычке покачивает ногой в такт, облизывая перепачканные в соусе пальцы. Свингс с куриным крылышком во рту выглядит слишком задумчивым, и Шиён почти готов засмеяться – мешает тщательно скрываемая серьёзность вопроса. – Ну и как? – Неплохо, – наконец говорит Свингс. – Тебе нравится продюсировать, я понял, но ты примчался сюда, только чтобы показать новую песню? – Не совсем, – тянет Шиён, улыбаясь ещё шире. – Выкладывай уже, что случилось. Желательно, покороче. – Совсем покороче? – уточняет Шиён, и Свингс мрачнеет. Процент успеха – пятьдесят на пятьдесят, и, в случае чего, Шиёна не спасёт даже курочка. – Нет, ну я знал, что пока меня не будет, обязательно произойдет какая-нибудь хрень, – вздыхает Свингс почти обречённо, наскоро вытирая руки и придвигая к себе одну из принесённым Шиёном папок, и долго перебирает бумаги, совершенно не меняясь в лице. Шиён начинает по-настоящему нервничать. – Это что, контракт? – Именно он. – Нет, серьёзно? – Ага. – Шиён стучит по столу кончиками пальцев. – Дай уточню. Ты приехал в часть, чтобы устроить какое-то недопрослушивание и сообщить, что взял нового человека в компанию в моё отсутствие? – Ага. – В мою компанию? – Ага. Свингс вздыхает, чешет затылок и снова упирается взглядом в бумаги. – Ты можешь сказать мне что-нибудь ещё, кроме твоего «ага»? – Ну… Я купил синтезатор. – Я надеюсь, на свои деньги? Шиён в ответ только улыбается и придвигает пакет с едой ближе. – Нет, я всегда знал, что ты ненормальный, но ты в курсе, что так дела не делаются? То, что ты мне сейчас давал на оценку – это трек этого твоего, как его там... – Свингс лезет в документы. – Ганхи? – Именно. – И когда ты планируешь его притащить? – Уже пару месяцев как?.. – Шиён поднимает взгляд к потолку, словно вспоминая точную дату. Свингс звучно бьёт себя ладонью по лбу. – Ладно, а теперь серьёзно. В контракте ещё нет его подписи, и дата другая – как раз через неделю после того, как ты вернёшься. Всё в итоге, конечно, будет подстроено под твоё решение, но никто из ребят не против, он даже Васко-хёну нравится. Подтянем немного его навыки, поможем со стилем определиться, и через год его треки будут уже на другом уровне. – Ладно. Только учти, что, если через год я в нём ничего не увижу... – Увидишь. – Кстати, а сам парнишка-то о контракте знает? – Нет, конечно, – Шиён забирает обратно все папки и прижимает их к груди. – Я же хороший сонбэ. Привезём его как-нибудь к тебе в гости, ага. И я рад был встретиться, Чихун-хён. – Свали ты уже, – хмыкает Свингс, подталкивает Шиёна к выходу и хлопает по плечу на прощание. – Сонбэ он, как же. О самом Ганхи Шиён вспоминает где-то на подъезде к пригородам Сеула, набирает номер и долго ждёт, когда гудки в динамике сменятся сонным голосом. – Хён? – Нам дали добро, – Шиён снова ничего не объясняет и говорит будто бы о чём-то своём, а Ганхи слишком сонный, чтобы уточнять и переспрашивать. – Забыл про твой трек, кстати, так что скоро скину на почту. Выпустим через два дня в восемь вечера, помнишь? Конечно же, Ганхи помнит. *** Чжуён подхватывает со стола пачку сигарет и выскальзывает через запасной выход на задний двор скорее уже по привычке – он вполне может выкурить пару сигарет и в туалете на самом верхнем этаже, всё равно туда никто не заходит. Без Ганхи в агентстве в целом всё остаётся точно таким же, но в мелочах неуловимо меняется. Сам Чжуён о Ганхи не должен думать вовсе, но почему-то думает всё равно, хотя всё, что их связывает – совместные походы покурить, пока никто не видит и безмолвные просьбы Чжуёна оттащить от Донрима Чжухона, который последние пару месяцев отирается возле него постоянно. Теперь просить некого, да и Чжухон занят подготовкой к дебюту собственной группы, и, казалось бы, всё должно встать на свои места, но почему-то не становится. Чжуён достаёт из кармана телефон, задумчиво прокручивает его в руках, и, вместо напоминания о том, что Ганхи всё-таки обещал с ним как-нибудь выпить, отправляет тому короткое «освоился?». Ответ приходит на удивление быстро, но не словами, а прикреплённым треком без названия, и Чжуён первые секунд десять смотрит на обложку, высвечивающуюся в проигрывателе, прежде чем понимает, что именно это за песня. Минут десять спустя приходит ещё одно сообщение, в котором Ганхи просит никому пока не показывать его сингл, потому что официальный релиз только завтра, а Чжуён только сам себе кивает, мол, конечно-конечно, выделяет сообщение и лезет в совершенно другой диалог. Если Чжуён зачем-то и назвался Ганхи хёном, хорошим-то он быть не обещал, а хёны всегда должны делать так, как будет лучше их донсэнам. В переписке с Донримом последнее сообщение входящее и давностью недели в полторы, а ещё – фотография и подпись к ней, и Чжуён хмыкает себе под нос, пытаясь сдержать улыбку, потому что Донрим пишет «смотри, котейки», и даже какой-то дурацкий смайлик в конце ставит. Чо Донрим, Мэд Клаун, к которому все трейни компании относятся если не с лёгким опасением, то с уважением уж точно, отправляет Чжуёну милые фотографии во втором часу ночи. И когда Чжуён пересылает ему трек, он не успевает подумать о том, как у него получается быть таким разным, а вот о том, хочет ли Донрим кофе с пончиками – вполне. *** Чжухон просиживает у Донрима всё утро и пару часов после обеда под дурацким предлогом «набраться сосредоточенных настроений и вдохновения». Донрим не знает, чем это может Чжухону помочь, но не отказывает – уровень их знакомства вполне позволяет разрешить ему валяться на диванчике позади себя. В конце концов, день не задаётся не только у Чжухона. – Хён, – тянет Чжухон, когда телефон Донрима начинает вибрировать где-то у него под лопатками. – Хён! – М? – Донрим оборачивается на голос и выглядит так, будто его оторвали от важного занятия, но Чжухон видит на мониторе только наполовину разложенный пасьянс. – Тебе звонили, – Чжухон ёрзает, переворачивается на бок и долго шарит рукой за своей спиной, пытаясь достать телефон, а потом протягивает его Донриму, который особо заинтересованным не выглядит. Донрим хочет ответить, что «пусть звонят», но блокировку с экрана всё равно снимает, а затем лезет во входящие, но не звонки, а сообщения. На экране высвечивается пересланное Чжуёном сообщение, в котором только аудиофайл и непонятная просьба никому его не показывать; и Донрим быстро понимает, в чём дело. – А ты давно своего приятеля видел? – говорит он, вставляет один наушник в ухо и нажимает на «плэй». – М? Которого? – Вы с ним вместе постоянно ходили. Ганхи. Чжухон медленно хмурится и тихо булькает в стакан колы через трубочку, бурчит что-то в ответ и слишком показательно утыкается в свой телефон, а Донрим наблюдает за ним до тех пор, пока трек не проигрывается до середины. – Иди-ка сюда, кое-что тебе покажу, – зовёт он почти ласково, хлопает ладонью по стоящему рядом стулу и тихо хмыкает, потому что Чжухон вмиг забывает о телефоне. – А мне понравится? – Ну, это уже тебе решать, – Донрим улыбается и тянет ему провода своих наушников; Чжухон тут же удобно устраивает их под шапкой, поднимает взгляд и коротко кивает. Донрим словно специально выжидает несколько секунд, нажимает на «плэй» и подпирает голову ладонью в ожидании реакции. Знакомый голос накладывается на музыку буквально с первых нот, и улыбка постепенно сползает с лица Чжухона – к тому, что Ганхи выпустил студийную запись своего трека, он оказывается не готов, и вместо радости за друга испытывает только лёгкое раздражение. Звучащий в наушниках голос даёт объяснение и несуществующим звонкам Ганхи, и полному его исчезновению из жизни Чжухона на три чёртовых месяца, только всё это – довольно паршивое оправдание, а сам Чжухон уже устал на него злиться, потому что эмоции выматывают сильнее любых тренировок, если им вовремя не давать выхода. Первые пару-тройку недель Чжухон думает, что Ганхи исчез из поля его зрения потому, что хочет побыть один, разобраться в себе и решить, что делать дальше, и Чжухон благоразумно не лезет, хотя ему и хочется. Когда проходит полтора месяца, Чжухон только и может, что молча злиться, потому что от Ганхи нет никаких новостей, ни единого, пусть даже короткого, сообщения, а нуна на ресепшене говорит, что не видела его почти с того момента, когда закончились съёмки шоу. Чжухон думает, что что-то может быть известно Чжуёну, но решает пойти к нему в последнюю очередь. И дело даже не в лёгком и почти беспочвенном недоверии, а скорее в том, что, если Ганхи ничего не сказал ему, когда между ними четыре года дружбы, то с чего бы он стал что-то сообщать какому-то там Чжуёну. Чжухон каждый вечер держит телефон в руках и почти набирает знакомый номер, но устаёт настолько, что засыпает раньше и звонит Ганхи только в мыслях. Немногим позже Ганхи звонит ему сам, и не один раз, а целых восемь, и единственное, чего в этот момент хочет Чжухон – разбить телефон о стену, потому что о своём официальном уходе из агентства Ганхи просто обязан был ему сообщить. Чжухон понимает, что так ярко и сильно злится – до лёгкой дрожи и чёрной мути перед глазами – первый раз в своей жизни. Чжухон живёт с этим чувством несколько дней подряд, раз за разом прокручивая в голове случайно подслушанный разговор, и выходит, что Чжуён действительно всё знал, и это понимание никак не способствует спокойствию. Так же, как и взгляды Мэд Клауна-хёна, в каждом из которых бегущей строкой читается «я расскажу, если ты спросишь», но Чжухон убеждает себя, что уже знает достаточно. Ганхи в наушниках дочитывает первый куплет, а сам трек настолько мелодичный и плавный, что Чжухону хочется удавиться – и дело вряд ли в музыке. Чжухон снова булькает в стакан, чтобы хоть как-то отвлечься, перекатывает вкус колы на языке, будто бы ей разбавлено ещё что-то, и уже тянется к наушникам, чтобы отдать их обратно, как в коротком проигрыше перед припевом слышит то, что ломает его, как тоненькую соломинку. G R BOY Из Чжухона разом вышибает весь воздух, а сидящий напротив Мэд Клаун вытирает забрызганные колой очки с каменным выражением лица, а затем так же вдумчиво стряхивает капли с воротника толстовки. Чжухон думает, что выйти в окно сейчас будет лучшим решением, чувствует, как по лицу и шее идут красные пятна не то от неловкости, не то от злости, быстро кланяется и молча уносится из приспособленной под кабинет комнаты, даже не отдав Мэд Клауну его телефон. *** – Концерт, – как бы невзначай напоминает Гирибой и указывает наспех сделанным бутербродом в сторону висящего расписания. – Пойдёшь с нами, посмотришь, как работает команда. – И вы всегда так себя ведёте перед выступлением?.. Не то, чтобы Ганхи действительно на что-то надеялся, но всё равно не может скрыть досады и странной какой-то растерянности. Гирибой только странно хмыкает и так же небрежно протягивает Ганхи билет на концерт, точно такой же, какие продаются в клубе, и самому Ганхи очень хочется выкинуть эту бесполезную бумажку, а ещё лучше – сжечь. Но он послушно берёт билет и прячет его в заднем кармане в надежде на то, что тот всё же выпадет, когда Ганхи будет вытаскивать телефон. До концерта всего часов восемь, и он приезжает в студию на первом же автобусе, но в мыслях всегда всё складывается гораздо лучше, чем в реальности, потому что в студии только спящий на диване Ночан, помятый Гирибой, который выглядит так, будто закончил пить всего пару часов назад, и никаких намёков на то, что Джаст Мьюзик сегодня захотят представить своего нового участника. – Приходи за час до начала, а то все хорошие места займут. Хочу видеть тебя со сцены, – улыбается Гирибой и запихивает в рот остаток бутерброда. – Никогда в первых рядах не стоял, правда? – Правда, – цедит Ганхи и думает только о том, что было бы здорово, если бы Гирибой сейчас подавился. Если в Джаст Мьюзик никто и никогда Ганхи ничего конкретного не обещал, то и символичных намёков давать тоже не стоило – Ганхи находится не в том положении, чтобы понимать настолько изощрённый юмор. – Так нам тебя ждать? – Ждать, – коротко кивает Ганхи, подхватывает свою кепку и хлопает дверью слишком сильно. – Ты не думаешь, что перегибаешь палку, Шиённи? – гора одежды на диване шевелится и голосом Ночана говорит о том, о чём сам Шиён думает уже давно. – А мы и не в детском саду, правда? – Шиён усмехается и садится на край дивана. – Сонмин просит прислать ему такси, потому что ему не на что доехать, – сонно отзывается Ночан. – Так что по поводу детского сада я с тобой ещё поспорю. Шиён в ответ только тихо хмыкает и улыбается. – Поспоришь, когда оплатишь ему такси. – Рассказал бы хоть ему, а? Он славный малый. – Узнает чуть-чуть попозже. – Из тебя паршивый сонбэ, ты знаешь?.. Ганхи ненавидит себя за то, что приходит раньше даже не на час, а на два с половиной, бестолково ходит вдоль улицы и даже пару раз заглядывает в какие-то магазины, в одном из которых берёт себе кофе на вынос. Гирибой сообщением напоминает ему занять очередь, и Ганхи хочется что-нибудь уничтожить – желательно, самого Гирибоя – но под рукой только телефон и картонный стаканчик с кофе, а Ганхи уже не пятнадцать, чтобы психовать из-за такой мелочи. Не то, чтобы Ганхи не хочет посмотреть на Джаст Мьюзик под другим углом – он хочет, просто у него не получается, потому что неоправданные ожидания, потому что неоправданные надежды, которые он даже для самого себя спрятать не может. Толпа прижимает его к самой сцене, и это ощущение оказывается для Ганхи настолько новым, что он почти забывает о том, как когда-то тоже хотел иметь то, что имеют многие исполнители – возможность выйти на сцену и увидеть в зале огоньки тысячи горящих лайтстиков. Когда на сцену выходят Гирибой, Ночан и Васко с Сиджеммом, Ганхи буквально смотрит их глазами и видит не девочек, размахивающих постерами с сердечками, а полностью забитый зал в тысячу человек, слышит сливающиеся в бесконечный поток одобрительные визги и внезапно остро понимает, что чёрт с ними, с лайтстиками – он хочет хотя бы того, что имеют Джаст Мьюзик. Когда Ганхи слышит первые ноты Rain shower, он мельком думает, что на сцене сейчас не хватает Свингса с его «Are u fucking ready?», но и без него получается более чем впечатляюще. Потому что Гирибой на сцене ничего общего с ним же в жизни не имеет, потому что Васко стаскивает с Ночана майку чуть ли не привычным движением, потому что звук от стоящих рядом колонок Ганхи не просто слышит – чувствует всем собой, потому что брызги водяных пистолетов в руках Джаст Мьюзик долетают и до него тоже. Ганхи не просто смотрит и слушает, а растворяется в безликой толпе зала, и на секунду ему кажется, что, протяни он руку к сцене – сможет потрогать нос кроссовка Гирибоя. Когда Гирибой зачитывает очередной трек из своего нового альбома, Ганхи закусывает изнутри губу, потому что хочет стоять на сцене сам. Хочет, но пока что у него нет такой возможности. – Эй! – Ганхи не слышит голоса, но чувствует, как Сиджемм тянет его за рукав куда-то в сторону, и думает, что тот явно сумасшедший, если решился выйти в зал – из одного только капюшона толстовки весьма паршивая маскировка. – Идём, я покажу тебе вид получше. Когда ведомый Сиджеммом Ганхи заходит за сцену, последнее, о чём он успевает подумать – что Гирибой абсолютно не умеет петь, однако тому это никак не мешает, потому что Ганхи и сам смотрел на него так же восторженно, стоя среди толпы. – Отсюда вид получше, правда? – улыбается Сонмин и подталкивает Ганхи ещё ближе. Гирибой наконец заканчивает петь, но начинает болтать с фанатами, и Ганхи медленно – он рассеянно смотрит Гирибою в спину и почти не слушает – но всё же отпускает. Слова Гирибоя улетают в толпу, и он рассказывает что-то про то, что с ними теперь будет один парень, который очень хочет стоять на сцене, но наверняка боится, потому что ещё недостаточно опытен. Ганхи забывает сделать вдох, потому что толпа гудит что-то одобрительное, а Гирибой просит позаботиться о новичке, а затем смотрит прямо на Ганхи и машет ему рукой. – Ну, теперь твой выход, – радостно улыбается Сиджемм и легко толкает Ганхи в спину в направлении сцены. – А ты уж было на тот билет купился, да? «Купился», – думает Ганхи и сам не понимает, как идёт вперёд и забирает у Гирибоя микрофон, потому что тело почти что отказывается слушаться. – Ну.., – тянет он в микрофон, и это смущение в разы сильнее того, что охватывало его на шоу при представлении членам жюри. – Я Сон Ганхи. Рад знакомству, окей? Сиджемм только прижимает ладонь к лицу и смотрит на подошедшего Шиёна с немым отчаянием. – Он серьёзно сейчас?.. – Он справится, – Шиён закидывает руки за голову и сцепляет пальцы в замок, а потом коротко кивает диджею. – А теперь погнали. Когда Ганхи слышит включившуюся музыку, единственное, о чём он успевает подумать – что Гирибой тот ещё засранец, и это должно быть последним, за что Ганхи должен его благодарить. Однако он всё равно это делает. – Что, влияние Донгына-сонбэ не прошло бесследно? – знакомый голос звучит над ухом Шиёна так близко, что тот вздрагивает от неожиданности. – Но на тебя же подействовало, правда? – Шиёну не нужно оборачиваться, чтобы узнать в говорящем Хончоля, и лишних вопросов задавать тоже не нужно. Хончоль тихо хмыкает и смыкает пальцы на шиёновом локте, но не тянет, осторожно держит. – Выпьем? – Выпьем. Только верни меня через пару-тройку часов, хорошо? – Шиён улыбается, делает шаг назад и случайно касается своим плечом плеча Хончоля, как только звучащий со сцены трек подходит к концу. – Подождать тебя на улице? – Подожди. Ганхи подлетает к Гирибою, когда Васко объявляет об окончании концерта, тяжело дышит, смахивает ползущую по виску капельку пота и улыбается слишком уж широко. – Ты, – быстро говорит он и указывает на Гирибоя пальцем, опуская все правила приличия. – Это ты всё подстроил. – С чего бы мне? – Гирибой вопросительно выгибает бровь, но улыбается уж слишком откровенно. – Потому что. Ты говнюк, Гири-хён. – Вообще-то, это я здесь главный, а не этот, – проходящий мимо Блэкнат отвешивает Ганхи лёгкий подзатыльник, но тот только улыбается, а потом и вовсе смеётся в ответ. – Я знаю, но говнюк всё равно именно он! Гирибой картинно поднимает взгляд к потолку, а потом говорит что-то про то, что отлучится на пару часов, и просит Сонмина сопроводить Ганхи к месту афтепати, потому что тот сейчас явно плохо соображает. И когда Ганхи смотрит в спину удаляющегося Гирибоя, он всё ещё думает, что он тот ещё засранец, но бесконечно ему благодарен. *** – Эй! – зовёт Ганхи, стучит согнутым пальцем по стеклу, словно подзывая рыбку. – Открой дверь! Гирибой по ту сторону стекла качает головой, шевелит губами, говоря что-то, – Ганхи всё равно его не слышит, – а потом салютует ему рукой с зажатой в ней пивной банкой и просто-напросто уходит. – Нет, ну охуеть теперь, – бормочет Ганхи сам себе, а потом перегибается через перила и смотрит вниз. Прыгать он, естественно не собирается, – рано или поздно кто-нибудь выйдет курить и откроет дверь, – а так прохладный воздух овевает его лицо и спать теперь не хочется вовсе. Ганхи должен думать о будущем. Должен думать о том, что его рэп всё ещё далёк от идеала. О том, что Гирибой, несмотря ни на что, очень сомнительный и странный хён. Но Ганхи почему-то вспоминает Чжухона, с которым он так и не виделся с момента ухода из компании. Чжухона, с которым он так и не поговорил. Обычно люди, думает Ганхи, напиваются и звонят своим бывшим. А он собирается позвонить своему… другу?, не зная даже, как этот самый друг отреагирует. Впрочем, алкоголь в его крови уже находит в списке контактов чжухонов номер и тыкает в иконку вызова. Ганхи с мгновение смотрит на экран, порываясь нажать на сброс, но потом выдыхает, закрывая глаза, и слушает гудки. – Ну наконец-то, – говорит Чжухон вместо приветствия. Голос у него усталый и не слишком радостный. – Я уж думал, что ты в армию там случайно ушел. – Почти, – осторожно говорит Ганхи, не слишком представляя, что вообще должен ответить. – Хотя, подожди-ка… Может быть, это была не армия, может, это грёбаный Джаст Мьюзик?! – Чжухон почти рычит, и слышно, как фоном недоумевающе говорит что-то Мэд Клаун. В трубке шуршит, слышится чжухонов сдавленный голос, потом снова шуршание – и наконец Чжухон возвращается. – Я хотел с тобой поговорить, придурок! – рявкает Ганхи в ответ. Он не зол, – в конце концов, Чжухон на самом деле имеет право быть на него обиженным, – просто сейчас, чтобы привлечь к себе внимание, нужно быть громким. – Но, если ты помнишь, в этот момент вы с ребятами ушли на запись! Чжухон молчит, а потом вдруг внезапно шмыгает носом. – А потом позвонить ты не мог, а? – говорит он уже более спокойно. – Ты там что, плачешь? – Из-за чего бы? – Соскучился? – предполагает Ганхи тихо. И добавляет: – Я вот да. – Ну неужели, – говорит Чжухон сдавленно. И потом: – Я тоже. Хотя вломить тебе всё ещё хочу. – Да пожалуйста, – хмыкает Ганхи, чувствуя, как расплывается в широкой дурацкой улыбке. – И ты мне должен обед ещё, забыл, господин суперзвезда? – Могу по дружбе ещё и альбомчик потом подписать. – Пускай лучше Воно подпишет, он мне больше нравится. – Я ему передам… – Чжухон явно хочет добавить что-то ещё, но внезапно кричит куда-то в сторону: – Да, хён, сейчас иду! – Обед, – напоминает Ганхи с тихим смешком, не дожидаясь, пока Чжухон про него вспомнит. – Обязательно, – в тон отвечает тот. – И если ты в следующий раз обнаружишься где-нибудь в SM… – Скорее, в YG. Чжухон смеется тихо, и разговор обрывается, но Ганхи не убирает трубку от уха. «Всё хорошо», думает он облегченно. «Всё хорошо». Отлепившись от перил, Ганхи оседает на пол, вытягивает ноги и опирается спиной о стену… и дергается, когда над ухом шумно открывается дверная защёлка. – Ты пиво забыл, – сумрачно говорит Сонмин, втискивая в его руки уже помятую банку. За его спиной маячит сонный Блэкнат, лениво щёлкающий зажигалкой. Сонмин закуривает, отдаёт ему полупустую пачку и тыкает сигаретой в сторону Ганхи. – Раз уж ты теперь с нами, дай-ка я объясню тебе правила выживания в Джаст Мьюзик… Блэкнат, разглядывающий сигареты с таким вниманием, словно на какой-то из них написан ответ на главный вопрос жизни, Вселенной и всего остального, внимания на них не обращает совершенно. – Итак, первое. Не садиться на диваны, заваленные одеждой – она может оказаться Ночаном-хёном. Второе: никогда не трогать вещи от «Supreme»… Он говорит что-то ещё – Ганхи слушает его краем уха, абсолютно не вникая в смысл, тянет из банки теплое пиво и думает, что Джаст Мьюзик, конечно, те ещё придурки, о чём Гирибой его совсем не предупреждал. Но тут у него гораздо больше шансов. Ну и плейстейшн.

Эпилог

Ганхи задумчиво смотрит в экран, стуча пальцами по клавиатуре, и пытается понять, что же в написанном только что тексте ему не нравится. Появившегося на пороге студии человека он замечает не сразу – только когда тот кашляет и хрипловато зовёт: – Эй. Ганхи разворачивается и смотрит с интересом – стоящий у двери парень выглядит так, словно пил, не просыхая, пару недель подряд, а потом был похоронен и ожил. Его мрачное лицо не предвещает ничего хорошего, но тон звучит на удивление спокойно, когда он спрашивает: – Гирибой тут? – Его не было весь день, – отвечает Ганхи, разглядывая парня. Тот выглядит смутно знакомым, но не бывший трейни точно – их Ганхи помнит хорошо. – Кто бы сомневался, – хмыкает парень, натягивая капюшон толстовки обратно на голову. – Передай, что я заходил, и что надо поговорить. – А кто «я», эй! – запоздало кричит Ганхи вслед, но парень только отмахивается, не оборачиваясь. И только пару минут спустя до Ганхи доходит. Show me the money 3. Айрон. Ну конечно. О приходе Айрона он сообщает Гирибою час спустя, едва тот пересекает порог студии. Сам Ганхи к этому времени уже бросает мучить текст, в котором всё равно ничего хорошего нет, и только клацает мышкой, перекидывая туда-сюда карты пасьянса. – Айрон? – Гирибой смотрит с удивлением, но Ганхи совершенно точно ясно, что он скорее играет, чем действительно удивлен. – Сказал, что надо поговорить? – Ага. Гирибой хмыкает, плюхаясь на стул, делает пару оборотов, не держась за ручки, и наконец забрасывает ноги прямо на столешницу. – Надо поговорить... – тянет он задумчиво, стаскивает с головы кепку, ерошит недавно перекрашенные волосы, а потом стремительно вскакивает, надевая её обратно. – Ушел в туман, вернусь не скоро, – бросает Гирибой уже с порога. Хлопает дверь, Ночан отчетливо хмыкает. Ганхи косится на него – тот то ли в трансе, то ли в своих мыслях, и на взгляд реагировать не собирается. Зачем-то пересев на тот же стул, где только что сидел Гирибой, Ганхи точно так же крутится на стуле – влево, потом вправо. Странное место. Но тут хотя бы есть шансы хоть на что-то. Ну и плейстейшн. А потом его телефон пищит тихо, оповещая о сообщении, и Ганхи торопливо тянется к нему, снимая блокировку. «У меня есть немного свободного времени, приходи?» – пишет Чжухон. Ганхи расплывается в облегченной улыбке и печатает, что придёт. Следующее сообщение – со временем и адресом, и он понимает, где это, только пару минут спустя. – Чего сияешь так? – спрашивает Ночан со своего дивана, сонно щурясь. – С другом надо встретиться, – говорит Ганхи и, вспомнив, что Ночан-то тоже на шоу был, добавляет: – Ну, с Чжухоном. Ночан молча кивает и, когда уже начинает казаться, что он уснул, добавляет: – Передавай ему привет, что ли… Ганхи кивает. *** – На твоём месте я был бы рад, что тогда ушёл, – Чжухон хмыкает и прячет выкрашенные в красный волосы под шапку. – И даже не вздумай смеяться, – поверх шапки натягивается ещё и капюшон. – Я говорил, между прочим, что красный – это слишком! Ганхи растирает ладони, дышит на замёрзшие пальцы – вечерами на улице становится прохладно для лёгкой куртки – и улыбается в кулак. – Ладно тебе, это мило. – Мило?.. – Ну, гораздо милее твоего эгьё. Чжухон только бормочет что-то про всяких придурков, толкая Ганхи кулаком в плечо. – На твоём месте... – На моём месте я сейчас рад, что торчу с тобой на этой дурацкой парковке. – В то время, когда я единственный раз в день мог спокойно поесть. – Именно, – Ганхи улыбается и протягивает Чжухону вытащенную из кармана булку, никаких угрызений совести не испытывая – Чжухону обязательно необходимо поворчать, чтобы скрыть неловкость. Как-никак, они не виделись месяца три, но через десять минут у ребят очередной выезд на съемки, и Ганхи не уверен, что сам Чжухон вообще помнит, что конкретно и где они должны снимать. – А что ты здесь делаешь? – Мимо проходил просто, решил заглянуть и как раз на ваш перерыв попал. Здорово, правда? – Врёшь же, – Чжухон улыбается, и его глаза превращаются в щёлочки. Конечно, врёт. Но не говорить же, что стоял полтора часа под окнами агентства и так долго гадал, там Чжухон или нет, что даже забыл, зачем пришёл. – Мне пора, Чжухон-и, – Ганхи плотнее кутается в куртку и прячет руки в карманы. – Передавай привет ребятам? – Ага, – Чжухон хлопает Ганхи по плечу и почти уже собирается уходить, как останавливается и всовывает свои перчатки Ганхи в руки. – Тебе ехать далеко, а мы на машине, – объясняет он, и от этого почему-то становится неловко. – Увидимся, бро. – Обязательно, – говорит Ганхи скорее сам себе и следующие полчаса под стук колёс вагонов метро думает, похоже ли желание вернуть перчатки на повод для встречи. В студии его давно уже ждут – Сонмин даже кидает пару прозвонов на переведённый в беззвучный режим телефон, но Ганхи почему-то не хочет торопиться и даже выходит на одну станцию раньше, чтобы пройтись пешком, пока плеер в рандомном порядке воспроизводит треки его старой группы, группы, в которую он не попал, и пока что единственный свой. Ганхи чувствует, как подошва кед шуршит о влажный асфальт, и думает, что совсем ни о чём не жалеет, потому что даже если они с Чжухоном и следуют разными путями, то оба всё равно двигаются вперёд. И если способы Ганхи достичь чего-то отличаются от тех, на которые он рассчитывал когда-то – это не значит, что они не верны. Ганхи опаздывает на полтора часа, но знает, что если без него и начнут, то не закончат уж точно. Рассматривая вывески магазинов в расплывающихся под ногами лужах, Ганхи вдруг осознаёт, что беспокойство, преследующее его весь последний год, наконец исчезло, понимает, что наконец может отбросить постоянные опасения сделать что-то неправильно, не успеть что-то сказать, поступить не так, как было нужно, и вдохнуть наконец полной грудью. Улицы Сеула пахнут дождём и прибитой к земле пылью. Когда Сонмин звонит снова, на Ганхи волной накатывает необъяснимое чувство благодарности, благодарности не только Джаст Мьюзик, но и Чжухону, Чжуёну и даже почему-то Мэд Клауну, который для самого Ганхи всё ещё мудак, которому не нравится его рэп. Ганхи привычно уже спотыкается о чьи-то кроссовки на входе и чуть не роняет коробки с пиццей, которые теперь покупает не потому, что просят, а потому что хочет сам. – Вернулся наконец, пропащий, – Сонмин буквально вываливается в прихожую и всовывает Ганхи в руки банку пива, даже не давая раздеться. – Хотели тебя подождать, но ты слишком долго где-то шатался. – А он к другу ходил, – тянет из комнаты Гирибой, странно хихикая, и то, что он выделяет голосом слово «друг», Ганхи совсем не кажется. – Ну как, встретился? – Встретился, – Ганхи растягивает слова на манер самого Гирибоя, устраивается на полу возле дивана и притягивает к себе тарелку с токпокки. – А ты? – Аг.., – он сбивается на полуслове, отхлёбывает из банки пиво и резко хмурится, когда в повисшей тишине Сонмин громко присвистывает. – Ребят, я передумал, давайте отдадим его обратно в Старшип и сделаем вид, что ничего не было, а? Васко переводит недоумевающий взгляд с Ганхи на Гирибоя и обратно, а Ночан странно хмыкает, а потом, не сдержавшись, смеётся в голос, тянется к Ганхи с дивана и ерошит волосы на его макушке. – Ну, теперь ты точно свой. Молодец, парень. Добро пожаловать в Джаст Мьюзик.