Все пошло не так

На тот момент я весила 46 и была абсолютно счастлива.

Уже 4 дня я лежала в детском гастроэнтерологическое отделении местной больницы, которая находилась очень близко с моим домом, что было очень кстати, ведь всегда, когда ко мне приезжали родители, они отвозили меня домой и я мылась именно там, а не в общественном душе больницы. Всем сказали, что у меня гастрит (что тоже было правдой), но причиной того, что я лежала в больнице был не гастрит, причиной была анорексия. Фу. Жуткое слово, из-за которого страдают тысячи, и которое обожают миллионы девушек, которые еще не успели опробовать это слово на собственной шкуре. А я успела, мне было всего 15. Был январь, холодный месяц, и дома и в больнице, я не вылезала из кофт, прикрывая ими свои костлявые руки, покрытые синими выпирающими венами. С такими венами я легко могла покончить с собой, не сильно проведя по коже лезвием, но это было уже в прошлом. В этом году я нашла новый способ истерзать себя. Это было 26 января 2015 года, это был четвёртый день в больнице, это был четвёртый месяц голода. В тот день ко мне в больницу приехали сразу мама и папа вместе (они никогда не приезжали вместе), каждый раз они привозили что-то с собой… Яблоко, кефир 1%, творог, но я не могла съесть это и отдавала другим, потому что от этого я наверняка бы поправилась и не влезла на следующий день в джинсы. В этот раз они тоже привезли мне еду, только это был большой пакет еды, из которого выглядывала связка жёлтых бананов (100 ккал). Меня это очень удивило, ведь мои родители вполне умны, чтобы понять, что ничего из этого я трогать не буду. В тот день они приехали не ко мне. В тот день они приехали к заведующей детским отделением больницы. Пока я разбирала пакет с едой и попутно отдавала ее другим детям, в то же время подсчитывая сколько всего калорий в этом пакете, родители разговаривали с заведующей. Пока мне ставили ежедневную капельницу и уколы, родители все еще разговаривали с заведующей. Пока я складывала в уме калории из пакета (которых получилось 1345!!!) родители разговаривали с ней, и только еще минут через тридцать они закончили. Меня сразу позвали в кабинет к главной. Там сидела мама со слезами и отец, лицо которого было высечено из камня. — Наташа, — обратилась ко мне заведующая, — тебя положили сюда в надежде, что ты начнешь есть и сумеешь поправиться, а так же с тем, чтобы избежать очередные обмороки, ежедневно вкалывая тебе глюкозу. - Эти слова не вещали ничего хорошего. Я прослезилась и начала хлюпать носом, а заведующая глубоко вздохнула, — вставай, пойдём на весы, — мягким голосом сказала она. Мое же сердце должно было пропустить удар. Весы… Один из моих кошмаров, точнее кошмар это то, что я могла на них увидеть. В больницу я приехала при весе 49 (мама каждый день взвешивала меня), с последнего взвешивания прошло 4 дня голода, а я все боялась, что могла поправиться из-за внутривенного питания. Меня раздели возле большого зеркала. Я пришла в ужас от того, что увидела: живот выпирал вперед, бока обвисли жировыми складками, а пальцы выглядели как сардельки. Был второй подбородок. Я отвернулась от зеркала и посмотрела на весы, на которые я успела встать. 46. Сорок шесть килограмм! Моему восторгу не было предела, конечно, я считала, что эта цифра очень большая, но это уже было меньше чем 4 дня назад. Заведующая опять вздохнула, она не была рада этой цифре. Она не понимала как это — быть свободным от еды. Мы вернулись в кабинет, в котором нас до сих пор ждали мои родители. С надеждой в глазах, мама смотрела на заведующую и наверняка ждала от нее ответа… Или приговора. — 46,- сказала главная, и мама начала плакать сильнее. Намного сильнее, чем пару минут назад. Это был не ответ. Нет. Это был приговор для мамы, но всего лишь обычные цифры для меня. Я должна была спросить, что значат все эти слезы, и при чем тут мой вес, но не стала, надеясь на то, что через пару минут, успокоившись, мама все объяснит мне сама. — Спасибо, Наташа, можешь пока что подождать за дверью, — голос заведующей потихоньку начинал меня раздражать. Я все надеялась на объясненья от предков. Но, повиновавшись заведующей, я вышла из кабинета. В комнате вновь начались разговоры. У меня был ужасный соблазн подслушать, но увы, как бы я не старалась, все равно не могла различить слов за дверью. Через пару минут немного успокоившись, из кабинета вышли мои родители. — Собирай вещи, — сказал папа… как отрезал. — Зачем? — Тебя переводят в другую больницу. — А что вас в этой не устраивает? — Та больница другая… там есть психотерапевт. Тогда я не знала, что происходит с моей жизнью, мне было всё равно где провести время, поэтому ничего не уточняя, я пошла собирать свои вещи, которых было не так уж и много, я ведь собиралась в больницу всего на недельку. В 15:00 мы выехали из детского гастроэнтерологического отделения местной больницы, которая находилась рядом с моим домом. Я бы обязательно попросила бы родителей, чтобы меня завезли домой, если бы знала, что застряну в «другой больнице с психотерапевтом» на два месяца. Приехали мы в другую больницу примерно в 17:00, очень удивилась, что у нас нет других больниц поближе, ведь это значило, что ко мне теперь будут приезжать намного реже. Мы втроём подошли к большой железной двери, на которой было написано «20 отделение». Дверь была заперта, но рядом был звоночек, поэтому папа начал в него звонить. Он делал это... грубо? Мне даже стало жалко бедный звонок, ведь не он виноват в том, что пришлось уехать с той больницы (если папа злился из-за этого). Нам долго никто не открывал, на улице стоял январский мороз, хоть я и была в куртке, но даже она не могла согреть мои озябшие кости, поэтому я начала пританцовывать на месте и оглядываться по сторонам. Вокруг все было покрыто чистым белым снегом, а это означало, что проезжающую машину здесь не часто можно увидеть. Слева от корпуса с дверью был еще один корпус, окна которого выходили прямо на нас троих. Я заглянула в окна и меня пробрало изнутри чувство страха: в каждом из многочисленных окон стояло по два-три человека, которые как один были одеты в серые (грязно-белые) халаты. Взгляды людей были направлены на меня. Никто из них не улыбался, казалось, что это тряпичные куклы, подвешенные на веревки возле окон для того, чтобы отпугивать нежелательных гостей от больницы. После долгих минут долбежки по звонку, нам открыли дверь. Перед нами стояла женщина (килограмм 100), лицо у которой было покрыто прыщами и бородавками, а на слишком полном теле был белый халат. — Вы к кому? Сегодня не приемный день…- грубым тоном заявила она, а я уже успела понять, что в этой больнице мне не нравится. — Здравствуйте, мы к заведующей, нам в эту больницу доктор выписал направление. Сначала я не поняла о каком направление или докторе говорит мама, но потом до меня дошло. Два месяца назад (когда появились первые признаки нервной анорексии), мы с мамой поехали к нашему местному психотерапевту, я до последнего не хотела к нему ехать, но мама настояла на том, что если мы не пойдём к психотерапевту, то мне не пропишут таблетки (в то время я очень нуждалась в флу), на этом я согласилась. Прием у психотерапевта был не из приятных, мне задавали вопросы на счет моего питания, ссор с друзьями, успеваемости в школе и.т.д. Я отвечала доктору то, что она сама хотела слышать: — как ты питаешься? — Хорошо, я очень люблю жирную пищу, ну, а так я правильно питаюсь. — как ты думаешь, почему у тебя начал падать вес? (тогда я уже похудела на 15 кг) — Наверное это из-за стрессов, я никогда не была помешана на похудение, мне нравится мое тело. — А от чего идут эти стрессы? — Вы ведь знаете, я в 9 классе, скоро экзамены, я не хотела бы их провалить. В конце нашего разговора психотерапевт сказала мне, что я очень плохо умею врать. После этого она вытащила какой –то листочек, написала на нем направление в психбольницу и завернула его в конверт, отдавая его маме. Вспомнив это, я не испугалась, думая о том, что просто, что-то путаю, ведь Я и ПСИХБОЛЬНИЦА.… Этого не может произойти, я всегда была самой спокойной и прилежной в классе! — А, понятно, Вы к Жанне Владимировне, она на втором этаже, поднимайтесь вверх по лестнице, — ворчливо, будто каждые десять минут к ней приходят с подобными вопросами, сказала женщина в белом халате и показала нам на лестницу, что была рядом со входной дверью, и только после этого она впустила нас, попутно прожигая меня взглядом. Мы вошли внутрь, медсестра сразу же закрыла на ключ дверь, повернулась на 180 градусов и пошла вперед, по своим делам. Мои родители сразу повернули направо, и пошли вверх по лестнице, будто делали это каждый день, а я начала оглядываться: зеленые стены, вдоль лестницы на стене нарисованы различные герои мультиков… Волк, Том и Джерри, Алладин, 7 гномов и гриб. Все выглядело здесь очень милым, а из проема, в который недавно ушла медсестра, раздавался смех. Сначала я подумала, что здесь проходит что-то очень веселое, если кто-то смеется, но потом, прислушавшись, этот смех перестал мне казаться веселым. Он был отчаянным, грубым и…сумасшедшим? Признание этого заставило меня как можно быстрее догнать родителей и вместе с ними подняться на второй этаж. Когда мы поднялись, передо мной была маленькая «лестничная» площадка, на главной стене которой было зеркало, показывающее меня в полный рост. Я посмотрела на себя и ужаснулась… Синие губы, бледная кожа. Редкие, выпадающие волосы. Отвратительно. С этой лестничной площадки вела еще одна лестница, идущая вверх, на третий этаж, я дала себе слово, что обязательно схожу на третий этаж и посмотрю, что происходит и там. С этими мыслями мы покинули лестничную площадку, заходя в длинный коридор, с одной стороны которого были комнаты без дверей, а с другой были с дверями, на которых висели таблички: «заведующая 20 отделением», «лабораторная», «смирительная комната», и.т.д. В конце коридора я смогла разглядеть две открытых больших комнаты: одна была с множеством стульев, поставленных как в кинотеатре, а на стене висел телевизор, на котором шел «стс — лав», что очень меня порадовало, ведь целых 4 дня я пробыла без телевизора в детской больнице, а в другой комнате я смогла разглядеть лишь письменный стол и парочку стульев, за которыми никто не сидел. Из этого всего меня очень удивило то, что комнаты пациентов были без дверей, я не совсем понимала, зачем болеющих какой-либо болезнью людей оставлять без дверей и их личного пространства. —  Она на совещании, — мы с родителями подпрыгнули от неожиданности, ведь мы так были увлечены тем, что рассматривали второй этаж, что не заметили, как к нам сзади подкралась женщина в белом халате, — Подождите ее в последней комнате, налево, -договорила она и ушла также незаметно, как и пришла. Мы пошли по коридору, попутно я заглядывала во все комнаты без дверей и видела там лежащих на кроватях женщин. Все спали, хотя было не больше 6 вечера. Проходя последнюю комнату без двери, что была ближе всего к комнате, в которую нас отправили ждать, я увидела кроватей двадцать в одном маленьком помещении. Все кровати стояли вплотную друг к другу, а все женщины на них — спали. Зайдя в назначенное место, я сразу же присела на скамейку, что стояла рядом с проемом. Силы начали покидать меня, а в глазах начало темнеть. Это происходило часто, если я долго ходила или поднималась по ступенькам, чтобы не потерять сознание я играла в игру: вычитала из 1000 число 9, потом из получившегося числа я вновь вычитала 9, и так до последнего. Это помогало мне оставаться длительное время в сознании. В этот же раз все было без толку, мне было страшно показать родителям, что я теряю сознание, поэтому я просто села на скамейку, закрыв глаза. — Все в порядке? -Да, я просто сегодня не выспалась. Пол начал уходить из- под ног, и я стала ловить ушами любые звуки, чтобы сосредоточится на них и не потерять сознание. Как ни странно, я услышала чьи-то шаги совсем близко, хотя я прекрасно знала, что сейчас мои родители сидят по обе стороны от меня, это заставило меня открыть глаза и несказанно удивиться… За письменным столом, что я разглядела, еще только зайдя на второй этаж, сидела девочка в сером поло и рыжими волосами. А я ведь встречала её где-то… Да, точно, это была одноклассница из класса моей подруги- Насти, вот только имя этой девочки я никак не могла вспомнить. Она же тоже начала на меня поглядывать, изредка отрываясь от своего учебника обществознания, что лежал перед ней на столе. Так мы играли в гляделки еще минут тридцать, пока в комнату не зашла женщина в белом халате и не позвала нас в кабинет к заведующей. Кабинет заведующей оказался за дверью, на которой было написано «Жанна Владимировна», тогда у меня встал вопрос, кто же сидит в кабинете, на котором написано «заведующая 20 отделения», в любом случае, я быстро выкинула глупые вопросы из головы, ведь опять пришла очередь удивляться. Когда вся больница была покрыта грязной зеленой краской, а в комнате, в которой мы ждали, были оторваны клочки обоев, то в кабинете заведующей было красиво и уютно, здесь пахло свежезаваренным кофе, а не сыростью, здесь были приличные бежевые обои, а не зеленая грязная краска, здесь был уют, а не больница. На стенах весели картины, на окне стояли книги во множественных количествах, на шкафу и полках были поставлены поделки, а на новеньком деревянном лакированном столе стояли раскрашенные оригами. В общем, эта комната ни как не могла находиться в столь непристойном месте, но все же находилась. -Присаживайтесь, — сказала полная женщина, что сидела за лакированным столом на мягком кожаном кресле. По две стороны от нее стояли удобные мягкие диванчики, я села на тот, что был дальше от женщины, а предки на тот, что был прямо у нее перед носом (столом). — Я так понимаю, это Вы звонили мне сегодня днем? — спросила женщина своим странным писклявым голосом. Такой голос было ни с чем не спутать, он отличался по тональности от обычного среднестатистического женского голоса. — Да, — ответили родители вместе, наверное, надо было присоединиться к ним в ответе, чтобы не казаться белой вороной, что оставили в неведении. — Хорошо, я так понимаю, ты Наташа, да? — она пристально оглядела меня с головы до ног, — ты бы не могла снять свою куртку? — мне было это не сложно сделать, поэтому я быстро скинула пуховик. Под пуховиком у меня были всего лишь лосины, которые на мне сильно болтались и майка, которая была мне на несколько размеров больше (я в ней буквально тонула). Я очень пожалела, что сегодня была не в кофте, ведь от мороза мои вены набухли намного больше и теперь руки казались синими, также, как и губы.- Ты похожа на снежную королеву, надевай куртку обратно, я вижу тебе холодно? — Да ну??! Я мысленно обматерила эту женщину, но накинула куртку обратно, ведь так действительно было лучше.- дайте мне пожалуйста направление, — обратилась теперь она к маме, та достала из сумки конвертик. Я моментально узнала этот конверт, это был именно он. Его нам дал местный психотерапевт. Мне стало страшно. Заведующая оторвала краешек конверта и достала из него бумажку, на который и была вся нужная информация. — Федорова Наталья Андреевна, 15 лет, нервная анорексия, — проконстатировала факты она, — ты ведь понимаешь, что ложишься в психбольницу… Удар. Еще удар. Я выдохнула воздух и не смогла вдохнуть его обратно. Страшно. Мои опасения подтвердились. Я была в психушке. Я и психбольница — два слова, которые нельзя складывать вместе, но не в этот раз, сейчас же я отчетливо понимала свою безысходность, и мне было больно, что со мной так поступили родители, ничего мне не рассказав. "это другая больница с психотерапевтом" Это место, где меня сломают. — Вы шутите? — решила уточнить я, хотя знала, что сейчас никому не до шуток. — Нет, тебе разве не сказали? - мы, словно по команде, уставились на моих родителей, а мама лишь хлюпнула носом, будто это ей проводить черт знает сколько времени с психами. — Извините, Жанна Владимировна, — к нам в кабинет зашла все та же толстая женщина в белом халате, — ужин через 10 минут, я Вам сейчас нужна? -Да, проверь вещи этой девочки, — заведующая показала на меня пальцем. В этот момент я действительно охуела. Сейчас будут проверять мои вещи. А что же разрешают иметь при себе в психбольнице? С паники я попросилась в туалет, да, мне надо было все переосмыслить, поэтому я не смогла найти лучше места для уединения. При мне была куртка и рюкзак (не знаю, зачем взяла рюкзак в туалет, я просто всегда ношу его с собой), я вытащила из рюкзака пенал, а из него ножницы и засунула себе в шерстяные носки, что были на моих ногах, далее я вытащила телефон и засунула его себе в… трусы, для полной безопасности, и пожалуй, это было самое важное, что мне обязательно надо было иметь при себе в больнице. Не успела я полностью натянуть на себя штаны, как дверь в туалет открылась, и на меня уставилась женщина в белой ночнушке, большими синяками под глазами и потерянным взглядом. — Я хочу сюда, — сказала она шепотом и стала заходить, а я с перепуга выскочила из туалета и побежала к кабинету Жанны Владимировны, около которого меня ждала все та же медсестра. — Бери сумки с вещами и иди в арт- терапию, я к тебе сейчас подойду. — Куда идти?  — В Арт-терапию, ты с родителями там ждала прихода Жанны Владимировны. До меня еле — как дошло, что такое их Арт- терапия, и теперь я отправлялась в комнату с порванными обоями и письменным столом. Сумка с одеждой у меня была одна, я ведь уже говорила, что больше чем на неделю здесь задерживаться не собиралась. А вот таких вещей, как крючок для вязания, нитки, раскраски, карандаши и ручки, ткань, иголки и нитки- у меня было в достатке. Через минут пять в Арт- терапию вошла медсестра. — Почему ты до сих пор не выложила все содержимое сумки на стол и не сняла куртку? — Вы мне не говорили. — А как я по-твоему буду все это проверять? Тогда я быстро перевернула сумку и все вещи бухнулись на письменный стол. Она просмотрела все мои вещи (что мне было очень не приятно), в вещах она нашла мой черный лифчик и сказала, что это нельзя иметь в психбольнице, видите ли косточки там можно использовать как оружие, потом она попросила раздеться меня. Я сняла все, кроме трусов и носков (Слава аллаху), когда я стояла перед ней голая, то она искривила лицо в отвращение и сказала мне быстрее одеваться, а то совсем замерзу. Возможно, я действительно выглядела не очень красиво. — Это все твои вещи? -Нет, есть еще в рюкзаке. — Вываливай. Это меня пугало больше, потому что к вещам, что были в рюкзаке, действительно можно было придраться. В конечном итоге у меня забрали: железную расческу (ее тупой конец слишком острый), зубную щетку (ей можно выколоть глаз), крючок (Ты издеваешься? Хочешь, чтобы кто-нибудь его проглотил?), лак (у нас такую дрянь и выпить могут), иголки и нитки (это вообще не обсуждается!), кисточки (с тобой у нас точно все без глаз останутся), пилочку (вот тебе во сне руку и отпилят такими темпами). — А почему Вы не забрали у меня карандаши и ручки? — Я увидела пару твоих рисунков, думаю, тебе без них никуда. В этот момент я поняла, что в каждом человеке есть хоть капелька понимания и доброты. — А теперь снимай сережки. Я послушно сняла 4 сережки и положила в вещи, которые отдадут родителям. — Еще это на губе. -Что??! Нет, я это не сниму, она не снимается и дырка быстро зарастает! — Я действительно начала истерить, пожалуй, не сразу до меня дошло, в каком месте я оказалась. Становилось все страшнее. — Подожди, я сейчас спрошу у Жанны Владимировны.- Она ушла на пару минут, а я уже начинала плакать. Тихо. Бесшумно. — Хорошо, можешь оставить, и забирай эти 4, Жанна Владимировна делает тебе исключение. Такая мелочь, а я была очень рада и уже не проклинала весь мир вокруг и родителей в частности, что это произошло именно со мной. — Второй этаж, ужин!!! — раздался женский голос где-то с первого этажа. Я смогла наблюдать, как изо всех комнат повалили женщины, они буквально бежали, толкая друг друга и обгоняя других. Мы с медсестрой тоже пошли в этой куче в сторону лестницы, только мы шли в кабинет к заведующей, а не на первый этаж в столовую. Вонь. Вот что я почувствовала, оказавшись рядом с этими всем женщинами. От них воняло гнилью и антибиотиками, от этого запаха хотелось блевать, а медсестра в белом халате шла вполне спокойно и даже не кривила лица, как от вида моего тела. Мы быстро дошли до кабинета, хотя мне показалось, что это была целая вечность в кругу гниющих и разлагающихся женщин! — Ты сегодня кушала, Наташа? — спросила меня заведующая. Мне как обычно ничего не оставалось кроме того, чтобы врать, ага, конечно…кушала я. — Да-да, на завтрак кашу манную и бутерброд с маслом, а на обед борщ и творожную запеканку, — я придумала меню из головы, просто это было стандартное меню, которое почти всегда используется в больницах. — Сегодня у них на завтрак была овсяная каша, а на обед гречка с котлетой и солянка, Жанна Владимировна, она сегодня ничего не ела, — заявила моя мама, а я поняла, что лоханулась по полной. — Отлично, тогда пойдём со мной на ужин, — сказала ЖВ и вышла из кабинета, схватив меня за руку, — у тебя очень холодные руки, тебе холодно? — Да, немного. — Не надо было худеть. Я начинала ненавидеть это место всей душой. Я начинала ненавидеть всех этих людей, я хотела домой, или хотя бы в прошлую больницу, из которой меня забрали. Столовая находилась на первом этаже, это была небольшая комната, где выло 9 квадратных столов, рядом с которыми стояло по 4 стула. Я увидела, как большое количество женщин входит в столовую, поэтому я решила что нам не хватит места и хотела остановиться перед столовой, но заведующая потянула меня еще сильнее. Меня посадили за первый и самый ближний к кухне стол. Рядом со мной село еще три гниющих женщины, а над нами возвышалось три санитарки и ЖВ. Неужели все так и будет? Неужели я сейчас поем, когда не ела 4 месяца? Мне было страшно это понимать, поэтому я думала, что все обойдется, но нет… Все начали есть, только я и еще одна бабушка за моим столом не ели, я пила сладкий чай, а она просто сидела. — Ирочка, если ты сейчас же не начнешь есть, то мне придется тебя кормить, — сказала заведующая, а эта бабушка, которая выглядела очень забитой и у которой были синяки на шее и руках, начала негромко плакать. -Нет, не надо, я не хочу, пожалуйста, — повторяла она, держа в руке ложку и смотря в потолок, показывая тем самым свои синяки на шее. И вот у бабушки из руки выхватывает одна санитарка ложку, другие две теперь держат ее руки за спиной, а ЖВ берет ложку, зачерпывает рыбный суп в нее и пихает бедной бабушке в рот. Та выплевывает его и вновь начинает повторять, чтобы они этого не делали. Заведующая вновь пытается кормить больную, уже насильно впихивая старушке ложку почти в горло. В это время я начинаю плакать, но все продолжаю пить свой чай, чтобы создать видимость, что я ем. — Как тебе самой не стыдно, что заведующая отделением тебя кормит? — это было сказано так грубо, через скалящиеся зубы, но и нахально, будто бы больная здесь вообще никто, хотя, наверное оно так и есть, —, а ты почему не ешь? Кушай…- она смотрела прямо на меня, а я начинала все больше плакать, я смотрела по сторонам, лишь бы только не на ту бабушку, и вот за одним из столов я заметила ту девочку в сером поло из Настиного класса, она тоже не ела, а только делала вид, тогда она посмотрела на меня, потом на заведующую и одними губами сказала: «ешь», — Посмотри, все едят, и все в порядке, так что давай, бери ложку, — вновь сделала мне предупреждение заведующая, и я уже, вытирая слезы, пока никто не заметил, запихнула себе ложку в рот, потом еще.. И еще. Я продолжала есть, но не могла почувствовать вкуса, еда была безвкусной, чувствовалась лишь противная структура рыбы. Я съела все и после этого у меня ужасно заболел живот, конечно, ведь я не ела так долго, но по всей видимости этого не учли врачи и решили сделать мне только хуже. -Отлично, так ты у нас быстро поправишься! — задорно сказала одна из санитарок, а мне захотелось съесть ее, и плевать, если бы я с нее поправилась. Мы с ЖВ поднялись на второй этаж к родителям, им передали вещи, что изъяли у меня, и попросили уйти, так как уже было 18:00- не приемное время, а я не понимала, что мне делать дальше. Это был самый страшный первый день в психбольнице, я до сих пор не понимала, куда я попала. Перед выходом я сказала маме и папе: -Пожалуйста, приезжайте ко мне почаще, мне здесь плохо. — Ты здесь еще совсем немного, так что все будет хорошо, — ответила мама, а я поняла, что это слишком далеко, чтобы приезжать каждый день, но говорить это мне она конечно же не собиралась, это ведь "другая больница с психотерапевтом" Так я и попрощалась с родителями, теперь оставалось положиться только на себя. — Обычно все проходят первый этаж, а потом уже попадают на второй, но ты девочка умная и послушная, поэтому я поселю тебя сразу на второй этаж в общую комнату.- мне дали простынь, наволочку и пододеяльник и отправили в первую комнату. Было страшно в нее входить, оттуда воняло гнилью и чем-то протухшим, но мне пришлось это сделать и перед лицом появилось множество кроватей, что стояли вплотную. Многие опять спали. Кто-то читал, а кто-то с отсутствующим взглядом смотрели в потолок, лежа на своих заправленных кроватях, но никто не обращал на меня внимания, кроме рыжей девочки, кровать рядом с которой была свободна, я конечно же пошла к ней и заняла соседнюю кровать. — Кажется, ты из гимназии, да? — спросила я ее, пытаясь надеть пододеяльник на одеяло. -Да, господи, неужели, это так странно! — она говорила с восторгом и удивлением, конечно, не каждый день увидишь знакомую в психбольнице. Рыжеволосая подскочила с кровати и помогла мне вдеть одеяло, в общем- то она мне все заправила, и вновь уселась на свою кровать. -Я - Яна, а ты, по — моему Наташа, да? Еще с Настей общаешься? Это все не требовало ответов, это даже не было вопросами, просто уточнением, было похоже, что она уже давно не видела нормальных людей, а особенно своих ровесников, и цеплялась за каждую возможность поговорить с ним.  — Почему ты здесь? — этот вопрос… это был мой предел. Все было слишком скверно, чтобы быть правдой. Я заплакала, Яна как только увидела это, то сразу же встала с кровати, взяла меня за руку и повела в туалет. — Пожалуйста, не плачь, ты знаешь куда тебя отправят, если увидят, что ты плачешь? Тебя отправят на первый этаж! А там еще хуже, я лежала там, я знаю…- я не переставала плакать, только теперь я просто рыдала. Громко. Больно. Яна обнимала меня и пыталась успокоить, делая вид, что громко кашляет, чтобы никто не услышал мой плачь, но вскоре, когда я плакала уже намного тише, мы вышли из туалета и я легла на кровать, она накрыла меня одеялом и пожелала доброй ночи. Я вырубилась моментально, только ночью просыпалась много раз. Одна из женщин очень громко храпела, другая же пукнула несколько раз, а я пыталась думать лишь о хорошем. О доме.