Невеста со страпоном

Данниль прилетала сегодня, и Джаред с утра готовился – особенно тщательно выбрился, использовал туалетную воду, подаренную ею, подбирал в гардеробе рубашку ее любимого лилового цвета, и старался не замечать ехидной усмешки Дженсена. Тот даже не поднимался с кровати, бесстыдно обнаженный, валялся среди подушек, и лениво поворачивал голову вслед за Джаредом. Зрелище он собой являл завлекательное, знал об этом, и нахально сигнализировал всем своим видом – у тебя есть все, что нужно. Убедившись, что Джаред все прекрасно видит, и уже завис у зеркала, явно раздумывая, а не трахнуться ли еще разочек – Дженсен картинно перевернулся на живот, выставив вверх загорелую, подтянутую задницу. – Так нечестно, Дженсен, – вырвалось у Джареда расстроено. Он явно не успевал провести еще один раунд и явиться в аэропорт в полном блеске. Или торопливо поебаться и потом прибежать в порт всклокоченным и расхристанным, или ехать сейчас, и лишиться возможности немедленно присунуть в эту аппетитную задницу. Дженсен что-то неразборчиво хрюкнул в подушки, и еще выразительней расставил ноги. Вот гад. Ну хорошо же. Отомщу, и прямо сейчас. – Не жди меня сегодня, Дженсен, – официальном тоном проговорил Джаред, и со злорадством увидел, как напряглась спина раба, – думаю, мое свидание с невестой будет продолжительным. Мы давно не виделись. Дженсен поднял голову и внимательно посмотрел на Джареда. Джаред на секунду пожалел о сказанном – Дженсен сразу закрылся. И так же официально ответил: – Да, сэр. Могу я покинуть дом в течение дня? Понятно. Поедет в спортзал Хенни, сжигать лишние ненужные эмоции. Джаред наклонил голову в согласном кивке: – Да, с сопровождением. – Разумеется с сопровождением, – процедил сквозь зубы Дженсен, запахнулся простынею, и демонстративно повернулся к нему спиной. Джаред незаметно вздохнул. Вот так всегда. Все у него было в отношениях с Дженсеном прекрасно – полнейшее взаимопонимание, пока дело не касалось свиданий с Дан. Не сразу, конечно же, не сразу все наладилось. Статус раба любой свободный принимает нелегко, но у Дженсена не было выбора, или принять рабство, или пойти на запчасти в клинике Эдрона, убийство оставалось одним из тягчайших преступлений, и неважно, в состоянии аффекта оно было совершено, или нет. Адвокаты семейства Эклз убеждали Дженсена, что через пять, максимум семь лет они добьются его амнистии, и даже вернут статус свободного, такие случаи бывали, впрочем, Джаред во все эти сложности не вникал – он просто сделал что смог для Дженсена – случайного любовника. Выкупил его на аукционе. Дженсен из трех покупателей выбрал его, да, ему предоставили такую возможность, это было единственным послаблением для прежде богатого и уважаемого члена общества. Все, что могли сделать для него родные. Притирались Дженсен с Джаредом долго, но относительно удачно, и Джаред часто думал – что было бы, если б Дженсен оставался свободным? Они только начали свои ритуальные танцы, и тут это убийство. Не будь его – они бы давно разошлись, или были бы до сих пор вместе? Джаред склонялся к первому варианту, уж слишком Дженсен казался самодовольным, пресыщенным, как и все они, как и он сам. Трахнулись бы пару раз да разбежались, точно. Так что, в какой-то мере Джаред был благодарен козлу Ронгальду, вдруг спятившему на почве любви к сестрице Дженсена. Защищая честь сестры, Дженсен перестарался, в итоге у Джареда вот уже пять лет был идеальный любовник, и Джаред ничего не хотел менять. Пусть все так и будет. А Данниль... Ну, что, Джаред надеялся когда-нибудь их познакомить, официальную невесту и своего официального любовника-раба. *** Данниль, как всегда, деловая, блестящая, чмокнула воздух в миллиметре от щеки Джареда. С удовольствием оглядела его с головы до ног, собственнически вцепилась в руку и сразу перехватила бразды правления: – Что, в центр, к Рудольфо? Джаред, у меня мало времени. Джаред, во всех других случаях любивший сам покомандовать, Данниль слушался с удовольствием. Получалось у них легко, весело, они не рвали власть друг у друга из рук, Дан знала, когда отступить. Чуяла, что вот здесь – территория Джареда, и лучше не давить, если не хочет потерять официального, блестящего, перспективного жениха. Джаред на слишком самостоятельную невесту тоже никогда не давил, и обоих текущий статус устраивал настолько, что длился уже лет семь, не напрягая. Секс, как приятный бонус, приносил удовольствие, и не приедался из-за редкости встреч, жених и невеста жили в разных городах и перед семейными кланами сей факт был железной отмазкой – почему они до сих пор не поженились. – Дорогая, хотя бы несколько часов у нас есть? Я заказал ужин в семь у Рудольфо. – Улетаю в восемь сорок, успеваем, если будем двигаться в темпе. – Почему так быстро? – Джаред все еще лелеял мысли о мести, но так даже было лучше. Вернется домой рано, и Дженсен будет приятно удивлен. Даже, пожалуй, обрадован. Все складывалось как нельзя лучше. – Завтра открытие нового отеля на побережье, не могу пропустить. – О. Уже все готово? Ты же говорила, еще месяц. – Постарались к началу сезона. – Поздравляю. – Спасибо, – Данниль расцвела в улыбке, и легонько пожала ему руку. Бизнес клана Харрис процветал, и только выигрывал от того, что рулила всем Данниль, и Джаред не мог представить, чтобы амбициозная чего уж там – стерва – кинет любимую работу и переедет к нему с теплого моря в холодный, вечно окутанный туманами Ребстойр. Сам он тоже не собирался ради любимой бросать налаженный бизнес и жарить зад на пляжах Арвицы в окружении знойных красоток. Данниль и в постели вела, но в данном случае Джаред этим наслаждался, их было, конечно же, не сравнить – его Дженсена и его Данниль, он и не сравнивал. Он просто брал с одинаковым удовольствием, что агрессивную наездницу Дан, скачущую на его члене с неподдельным энтузиазмом, что ускользающего, но такого затягивающего Дженсена, с его умением заставить забыть весь мир, когда он рядом. Они очень эффективно использовали время до ужина, Джаред и забыл, какой Дан бывает затейницей – дорогой, ты не будешь возражать, если я тебя свяжу, повязка обострит твои чувства, и вибратор в твоей нежной, девственной дырочке тоже, скажи, это было волшебно, я сверху, обнимаю твой член туго-туго собой, и через тебя чувствую вибрацию, трепет, я чувствую, как ты судорожно сжимаешься вокруг игрушки, ооо, Джаред, как хорошо. Давай повторим. К ужину Джаред выполз усталый, выдоенный, казалось, яйца болтаются пустыми мешками, и страшно хотелось есть, а Дан выглядела свежей, ковырялась в салатике вилкой и лишь фыркала, глядя, как Джаред уничтожает блюдо за блюдом. Данииль хихикнула, когда Джаред, наевшись, откинулся на спинку стула, и сыто вздыхая, начал рассматривать другие парочки, собравшиеся у Рудольфо. Ему всегда было интересно наблюдать за официальными парами и представлять, кто чем занимается, и как долго они в статусе жениха и невесты. Не так уж много было в городе заведений настолько специализированных под нужды современной молодежи. Считалось, что до свадьбы пары не имеют права встречаться на территории жениха или невесты – только вот в таких благоустроенных комплексах, напичканных всяческими развлекательными клубами, парками, уютными нишами, закутками, комнатами, полноценными залами, бассейнами, с бесконечными этажами веселья и музыки. Конечно, находились и те, кто не мог себе позволить свидания у Рудольфо, но эти пары и не тянули с браком, а Джареду нравились эти ограничения. Он не готов был смешивать некоторые вещи, например, Данниль и Дженсена. Они оба были важны для него, и его пугала перспектива, что парочка с первого взгляда возненавидит друг друга. Отказаться от Дженсена он бы не смог, а Данниль... возможно, но тоже не хотел. Он не хотел разрушать идиллию, ему казалось – все прекрасно и так. – Я смотрю, ты устал, дорогой, – вкрадчиво проворковала Данниль, отправляя в рот крошечный кусочек мяса. Джаред усмехнулся. Да-да, Дан, ты высосала меня досуха, и ничего не оставила тайному своему сопернику, чье имя ты никогда не произносила вслух, но я чувствую, он интересует тебя? Почему же ты никогда не спросишь? Считаешь ниже своего достоинства? Данниль, конечно же, знала о Дженсене всегда. Они уже были женихом и невестой, когда Джаред выкупил Дженсена в статусе секс-раба. В то время у Дан была рабыня Зори, и она совершенно спокойно отреагировала на такой пустяк, как покупка Джаредом раба, подумаешь, новая вещь у жениха. Но после Зори у Дан сменилось пять или семь рабов и рабынь, а Дженсен оставался в доме Джареда. И хотя Данниль не задавала вопросов, Джаред слишком хорошо знал ее – интересуется. Еще пока не знает, что с этим делать, но ее интересует раб, живущий в доме жениха так долго. *** Но человек предполагает, бог располагает, как обычно – случилось то, что Джаред желал бы как можно дальше оттянуть. Они выходили от Рудольфо, когда запиликал телефон в кармане, и Джаред даже не сразу понял – пожар? Какой пожар, вы ошиблись, меня не интересуют горящие спортзалы... Хенни? Что?! Сердце ухнуло в пятки, стало так страшно, нехорошо до тошноты, Джаред не понимал, что там болтают, надо было срочно ехать, он слышал теперь вдали многоголосое завывание пожарных сирен: – Дан, мне нужно бежать, срочно, там Дженсен. Доберешься сама в аэропорт... – Я поеду с тобой, – твердо сказала Данниль, и взяла его за руку. – А как же открытие отеля? – Это ничего. Поехали, Джаред. Зал Хенни находился в пригороде. Предназначенный для привилегированных рабов, небольшой аккуратный, спрятан был в глубине парка и за крепким забором – добраться было не так легко. Когда получилось пробиться, не без помощи Дан, Джаред увидел, что вокруг полуразрушенного дымящегося здания сновали пожарные, еще какие-то люди в форме, бегали люди с носилками, еще несколько тел в отдалении лежали, прикрытые темной тканью. Джаред замер в шоке, не решаясь подойти, и не желая даже мысли допустить, что там, под черной тряпкой, может находиться его Дженсен. Но и глаз отвести от трупов не мог, стоял, смотрел, дышал тяжело, и не слышал, что говорила Данниль. Данниль встала перед ним, пытаясь привлечь внимание, и Джаред собрал все силы, чтобы понять ее. Что она там говорит? – Джаред, кто тебе звонил? Джаред, слышишь меня? – А? Звонил... Звонил Том, он всегда сопровождал Дженсена в этот спортзал. – Позвони ему сам. Узнай, где Дженсен. Ну, что же ты? Дай мне трубку, я сама позвоню. Джаред все-таки сам вынул телефон из кармана, долго смотрел на него, не решаясь, Данниль нетерпеливо отобрала, и тут до Джареда донесся крик Тома: – Мистер Падалеки! Сюда, идите сюда, скорее! Дженсен здесь... Джаред уже несся на крик, оставив Данниль, забыв про нее совсем. Дженсен лежал на носилках, и даже был в сознании, сказать, что Джаред испытал облегчение, это ничего не сказать – до этого он просто не мог дышать, давило что-то темное страшное, больно, тяжко, а тут до головокружения – отпустило. Джаред склонился над коляской-носилками – живой! Дженсен смотрел на него широко распахнутыми глазами, господи, живой, Джаред вцепился Дженсену в измазанную в саже руку и сумел только выговорить: – Дженсен! *** У Данниль не было иллюзий по поводу их отношений, но увидеть вот так, с размаху в лоб – как твой самоуверенный, красивый и весь такой, словно для тебя – насмешливый, сильный, ласковый, неутомимый мужчина-мечта – вдруг превращается в испуганное до полной паники плохо соображающее существо... Мда. Данниль быстро собралась, и успела уже цапнуть одну из машин реанимаций, выслушать врача – повреждения серьезные, нет, ожогов нет, сперва случилось обрушение, потом уже загорелось, но быстро потушили сами, Дженсен вытащил из завалов пятерых, пока не прибыли спасатели и пожарные. Потом снова что-то рухнуло, его завалило, он собой прикрыл девочку, она в порядке, а у него повреждена спина, и еще ноги, послушайте, мисс Харрис, скажите своему жениху, пусть он не мешает грузить Дженсена в машину. Данниль не жалела, что осталась. Бывают в жизни решающие минуты, которые лучше всего показывают людей, и это знание полезнее, чем придуманные картинки. Данниль была реалистом. У нее получилось оторвать своего жениха от Дженсена всего-то на несколько минут – Джаред, принеси одеяло, вот там, видишь, большая стопка, нужно укрыть Дженсена, нет, прекрати сдирать свое пальто. Не сходи с ума. Принеси одеяло, пожалуйста. Оставшись условно наедине – вокруг сновали люди, рядом с носилками стоял врач, но Данниль было важно посмотреть на Дженсена – и чтобы не отвлекал суетящийся вокруг Джаред – она воспользовалась возможностью посмотреть на Дженсена – раба. И человека, важного для Джареда, она это знала и раньше, что важен, просто не представляла, насколько. Теперь да. Теперь она знала. Смотрела внимательно на него, и встречала в ответ упрямый, закрытый, холодный взгляд. Дженсен... Вот ты, значит, какой. Красивый. Неожиданно – даже очень красивый. На него приятно было смотреть, даже такого, в порванной окровавленной одежде, с трудом сдерживающего стон – кусающего губы от боли, но упрямо молчащего. Дженсен вцепился в края носилок, и смотрел на Данниль чуть ли не с вызовом. Данниль ожидала найти в себе неприязнь, но вместо этого ей захотелось рассмеяться и сделать какую-нибудь глупость. Вроде той, что она и сделала: наклонилась над носилками, осторожно провела ладонью по коротким, мягким русым волосам, и прошептала Дженсену в лицо: – Мы скоро увидимся с тобой, Дженсен. В других, более располагающих к дружбе условиях. Удивление, растерянность на его лице заставили Данниль улыбнуться. Дженсен немедленно нахмурился, принял вид независимый, гордый, но Данниль уже знала, как может очаровательно Дженсен удивляться. И каким милым становится в этот момент. О, я еще удивлю тебя, милый. Ты мне понравился. И мы непременно увидимся, когда ты сможешь оценить в полной мере мою красоту и прочие достоинства. Данниль совсем не жалела, что осталась. Дженсен... Это могло быть интересным, она чувствовала волнение и азарт хищника, почуявшего добычу. Конечно, Дженсен будет сопротивляться. Почти сто процентов, что он будет защищаться от нее, он будет пылко ненавидеть ее и все такое, но очень скоро он переменит свое мнение. Да, это точно, может быть интересно. Надо бы выделить через полгода в расписании время на длительную командировку в Ребстойр. *** Видеться с семьей в его статусе было нельзя, это грозило продлением нынешнего его положения до бесконечности. Но скайп никто не отменял, и изредка Дженсен им пользовался. Изредка, потому что каждый раз Маккензи начинала с ритуальной фразы – Это все из-за меня. – Прекрати, Мак, я сам виноват. Нужно было держать себя в руках. Жизнь сильно изменилась с того рокового дня, когда он стал невольным убийцей, но Дженсен никого не винил, можно сказать, ему даже повезло. Везение, конечно, было относительное, в некоторых аспектах – мучительное, но, по крайней мере, его хозяином был Джаред. Сложись все иначе, и не будь он тогда в бешенстве, на адреналине, сейчас Джаред был бы его партнером, а не хозяином. И никакая сучка Харрис не претендовала бы на его, Дженсена, законное место. Потому что да, Дженсен ревновал, бесился, из себя выходил при одном упоминании о расчетливой стерве Харрис. Давно захомутала себе послушного, удобного во всех отношениях Джареда, а этот лох наивный велся на ее рыжие кудри, на сучную сущность... Не описать, как же Дженсен жалел, что в своем бесправном положении не имеет иного оружия, кроме своего тела. Но – сам виноват. Приходилось жить с тем, что есть. – Дженсен, ты очень грустный. Что-то случилось? Маккензи чуть в экран не влезала, пытаясь рассмотреть его поближе, Дженсен усмехнулся, успокоил сестрицу: – Все хорошо, милая. Просто сейчас придет этот садист Кари. Я заранее трепещу. – А. Физиотерапевт. Мак продолжая его пристально рассматривать, уличила: – Ты не из-за него грузишься. Дженсен покачал головой: – От тебя ничего не скроешь, милая. Почти шесть лет прошло, Маккензи не так давно вышла замуж, родила двойняшек, молодая, красивая взрослая женщина, но для Дженсена она оставалась младшей сестренкой, очень близкой, они читали друг друга без всяких усилий. Ужасно больно было, что такой большой промежуток времени он не был рядом с ней – и все по своей же глупости. – Стерва приезжает? Да? Дженсен промолчал, Маккензи вздохнула: – Так и знала. Ты каждый раз сам не свой, когда Данниль приезжает. – Это нормально, беспокоиться о своей судьбе, Мак. Как выйдет за него, она сразу же вышвырнет меня из дома. Сразу же. Или нет. Не сразу. Дженсен помнил многозначительное обещание стервы, когда лежал, корчась от боли на носилках у разрушенного спортклуба, а она, как собственность, теребила его волосы. Но, в любом случае, поиграв, она вышвырнет его, и что дальше с ним будет – думать не хотелось, членам семьи выкупать его было запрещено. Всех других отслеживали бы, и при любом подозрении, что через третьи руки выкупает его семья – покупателю было бы немедленно отказано. – Ты плохо знаешь Джареда. Он не позволит. Вот, все так говорили. Ты плохо знаешь Джареда, он так не сделает, он не поступит так жестоко, как ты можешь подумать такое?! Джареду все говорили, что операция будет стоить бешеных денег, что дешевле купить молодого раба, даже троих на те деньги, которые были потрачены на лечение, и еще тратились на реабилитацию. Может быть, Дженсен и впрямь не знал Джареда, у него плохо получалось думать, когда он вспоминал Харрис и многолетнюю муку, с которой терпел ее присутствие в жизни Джареда. Что – деньги? Дженсен сам еще не забыл, что в некоторых случаях деньги – ничто. Он бы сам, будучи свободным, сделал бы то же самое для человека, много лет согревавшего ему постель. Даже если бы не испытывал к этому человеку ничего, кроме похоти. Просто из чувства благодарности. Может, и Джаред движим благодарностью. – Дженсен, ты разрываешь мне сердце. Все из-за меня, как же я виновата... Дженсен согнал с лица хмурое выражение, в самом деле, что он мучает сестру? Улыбнулся ей ласково: – Прекрати, дорогая. Все хорошо, правда. Она приедет и уедет, она же никогда надолго не задерживается. Прости, мне, правда, пора. Слышишь, Кари зовет. Кари, и впрямь, орал издалека: – Джееенсен! Где ты там, ленивая задница?! Три дополнительных круга за опоздание! Четыре!! Маккензи послушала его крик, и кивнула: – Хорошо, – и вдруг встрепенулась, – подожди, Дженсен! Я забыла сказать! Адвокат Морган говорит, для тебя хорошие новости! Возможно, он приедет к тебе сам через месяц, слышишь?! Он говорит, что-то удивительное, будто за тебя хлопочет кто-то очень влиятельный – или просто время пришло, и так карты легли, но дела наши сдвинулись! Слышишь, Дженсен? Может быть, мы очень скоро сможем увидеться и в реальности. – Я бы очень этого хотел, – тихо сказал Дженсен, – правда. Наконец-то тебя обнять. *** Дженсен что-то пробормотал во сне, и Джаред придвинулся ближе, стараясь разобрать его слова. – Что? Дженсен, что? – шепотом спросил он, но Дженсен спал, как обычно тихо-тихо, не сопел, не храпел, и Джареду совсем не хотелось его будить. А сам не мог заснуть, вспоминал, как Дженсен ворчал недовольно – Джаред, я не хрустальный, блядь, этот Кари разве что в узел меня не заворачивает, больно, да! Не надо ему делать замечания, он сам знает, что делает, должно быть больно, слушай, Джаред не отвлекай меня! Я хотел сказать, нам можно трахаться, это мне не повредит, и я точно не рассыплюсь, блядь, Джаред, давай ты нормально мне вставишь, а. Ну вот... уже лучше... Да. Гораздо... лучше. Теперь Дженсен спал, раскинувшись, и спал тихо, как ангел, а Джаред снова переживал свой кошмар. Случившийся полгода назад с спортзале Хенни ужас так и преследовал его, особенно когда он уставал – снился этот ужасный ряд трупов, покрытый черной тряпкой, только во сне Джаред подходил ближе, и кто-то сдергивал тряпку, а под ней среди других обгорелых трупов лежал Дженсен. Он каждый раз просыпался на этом месте, и не мог остаток ночи заснуть. Друзья говорили, он сильно изменился за эти полгода, они говорили – ты перестал зажигать, Джей, ты не отрываешься, не горишь, как лампочка, что-то случилось? Джаред угрюмо улыбался в ответ, отшучивался – надо же когда-то взрослеть. Мать, узнававшая о всех его тайных чувствах и мыслях, просто взглянув на него, ворчала – Джаред, ты сходишь с ума. Ты превратил свой дом в крепость, никто не пытается украсть твое сокровище. Ничего с ним не случится под таким яростным присмотром. Ну правда, дорогой, ты посмотри на себя. Прекращай себя винить, это был несчастный случай, слава богу, все закончилось хорошо. А Джареда все не попускало, наоборот, в голову лезли все более мрачные, тревожные мысли. Одно радовало – хоть в постели все было прекрасно, как и всегда, как и раньше. Джаред никак не мог насытиться, не мог отпустить Дженсена, не хотел, и боялся вроде причинить вред, хотя давно уже можно было, и уйти не мог. Его пугала самого эта его зацикленность на Дженсене, и, в какой-то мере, радовал скорый приезд Данниль. Может, он немножко придет в себя, она такая разумная, она так хорошо всегда на него влияла. Она умела сохранить ясную голову, оставаясь горячей штучкой, вот бы Джареду поучиться у нее. *** Но в первый же день, утолив первый сексуальный голод, Данниль его ошарашила. Она первая заговорила о Дженсене, когда они обедали у Рудольфо: – Как поживает твой Дженсен? Джаред с удивлением посмотрел на нее, она спокойно выдержала его взгляд. – Ты ведь знаешь, – ответил он без особой охоты. Она имела связь с управляющим в доме Джареда, и Джаред был в курсе, что его прекрасная деловая невеста ведет переписку не только с управляющим, а и с поваром, с семейным врачом и с другой более менее значимой прислугой. – Расскажи ты. Я ведь знаю, как он много для тебя значит. Джаред неловко усмехнулся, одновременно наливаясь раздражением. Да, считалось моветоном проявлять слишком большую заботу о каких-то там рабах, но Данниль сейчас переступала черту, за которую Джаред никого не намерен был пускать. Даже ценой ссоры с невестой. Джаред посмотрел на Данниль исподлобья, без улыбки. – Он уже ходит. Не так уверено, но зато без палки. Врач говорит, еще полгода усиленной работы, после нужна будет поддерживающая терапия. Все хорошо, Дан. – Значит, он практически здоров, – задумчиво отметила Данниль. – Да, – уже не скрывая раздражения, рявкнул Джаред. Он готов был к скандалу, к чему угодно, но только не к ослепительной улыбке Данниль и ее словам: – Я прошу свидания, Джаред. Я хочу свидание с Дженсеном. – Нет, – сразу же сказал Джаред. Он настолько привык, что он один распоряжается судьбой своего раба, что выкинул из головы маленькую лазейку, которой воспользовалась Данниль. В некоторых случаях невеста могла попросить на время постельного раба или рабыню жениха, и жених не имел права отказать, правда, тут требовалось условие – чтобы раб был согласен послужить прихотям будущей хозяйки. Впрочем, неудивительно, что Джаред забыл – редко кто пользовался таким правом, тем более, чтобы получить его, нужно было пробыть в статусе невесты не менее пяти лет. Данниль считалась его невестой уже более семи лет, и теперь смотрела на Джареда с веселой насмешкой: – Джаред. Ты не доверяешь мне? Ты думаешь, я причиню ему вред? Она откинула голову назад и рассмеялась, и Джаред едва сдержался, чтобы не протянуть руки к ее горлу. Удивительно, как легко и просто оказалось его раздраконить, он и не знал, что умеет ревновать. Ах, какая возбуждающая штука эта ревность! – Он не согласится, – сквозь зубы сказал Джаред. Данниль сладко ему улыбнулась: – Я уверена, что согласится. Дай мне с ним поговорить. – Не шути со мной, Дан. Ты ведь знаешь... – Я не шучу. – Данниль перестала улыбаться, – и я знаю. Ты боишься? – Да, – Джаред задрал подбородок. Его разрывало от непонятных чувств, и растерянность и ревность и удивление и черт знает что еще, Данниль словно вдавливала в него свой взгляд: – Не нужно бояться. Джаред, твой страх, он мешает тебе здраво мыслить. Позволь поговорить с ним. Рано или поздно тебе придется это сделать. *** В этот раз все было как-то так. Джаред уходил к невесте красивым, ухоженным, приходил сытым и довольным, иногда через несколько часов, иногда через двое суток. В этот раз убежал к ней, не слишком прихорашиваясь, Дженсен специально следил, ну не мог не ревновать, и хотел бы, да не мог. И прибежал Джаред – Дженсен смотрел за временем – и трех часов не прошло, какой-то весь встревоженный и растерянный. Дженсен не спешил радоваться – уехала, поссорились, нет, не такого уровня люди, и отношения слишком длительные, чтобы так быстро все закончилось. Потому почти не удивился, когда Джаред ввалился к нему, измученный и не совсем трезвый. Дженсен поднялся с кресла, ортопедического, специально для него, подошел, еще немного подволакивая ногу. Сел рядом на кровати, изо всех сил стараясь выглядеть спокойно – не психовать. Страшно не было, он уже очень давно ждал вот этого – Дженсен, я женюсь, нельзя больше тянуть, все уже смеются надо мной. И Данниль больше не хочет ждать. И ты... нам придется расстаться. – Она хочет говорить с тобой, – выдавил Джаред, и Дженсен уравновешенно кивнул. Сообразил, что Джаред не видит, сидит опустив низко голову. – Да, – сказал он, – конечно. Как она там говорила? Мы обязательно встретимся. Ну, вот... Время пришло. *** Дженсен оказался еще красивее, чем Данниль помнила. Сидел, выпрямившись на стуле, словно палку проглотил, и прожигал ее неприязненным взглядом, но смотрелся он у Рудольфо просто прекрасно. Ничуть не хуже Джареда, застывшего в отдалении за тремя столиками дальше. – Рада тебя видеть, – проворковала Данниль, поднимая бокал. Дженсен проследил, как она пьет, и ставит бокал на стол, и все хранил презрительное, злое молчание. Ах, как эта его неприязнь горячила кровь! Как хотелось раскрыть эти упрямые губы поцелуем, влить в них вино похоти, заставить его стонать, громко, без памяти, чтобы этими своими губами он просил, умолял – продолжить. Продолжить делать все, что рисовало развратно ее неугомонное воображение. Данниль закинула ногу на ногу и предложила: – Выпей со мной, Дженсен. – Не хочу, – с ненавистью проговорил он. Данниль повела плечами от сладко пробежавших мурашек – он должен быть очень горячим. Должен быть, не зря же Джаред с ума от него сходит. – Но нам придется договариваться. Согласен? Дженсен угрюмо молчал. – Как будем делить Джареда? Если бы взгляды могли воспламенять, от Данниль осталась бы кучка дымящегося пепла, точно. – Он мой, – тихо, но очень жестко заявил Дженсен, – я не собираюсь его с тобой делить. Хочешь поспорить? Оскалился так, что Данниль невольно вспомнила – перед ней убийца. Который, на минуточку, одним движением свернул шею слишком развязному поклоннику младшей сестры. Он точно страстный, просто огонь, и опасность только прибавила Данниль решимости заполучить его. – Хорошо, – так же негромко согласилась она, и на удивленный взгляд Дженсена добавила вкрадчиво, – он твой. А ты – мой. У Дженсена расширились глаза, он побледнел – Данниль видела, он стремительно соображал, все сразу понял, и смотрел на нее так, словно она вдруг обзавелась еще двумя головами, эдакое жуткое чудовище. Прочитав по его глазам, что он пойдет на все, она мысленно ухмыльнулась. Да! У нее все получится. Она наклонилась к нему ближе, и прошептала: – Не бойся. Тебе понравится. Тебе будет хорошо со мной. Джаред сейчас подойдет и спросит – готов ли ты остаться со мной здесь, у Рудольфо – на три дня. Скажи ему – да. – Откуда мне знать, что ты не обманешь, – прошептал Дженсен, кажется, у сладкого отказал голос, и Данниль посочувствовала ему от души, но собиралась залечить все его душевные раны очень скоро. – Обману в чем? Что тебе понравится? Дженсен передернул плечами: – Нет. Что ты не будешь предъявлять на него права. – О, вот ты о чем. Дженсен, этот договор останется строго между нами. Только. Между. Нами. Иначе он потеряет силу немедленно. Для всех я останусь его невестой. Возможно, даже выйду замуж за него... не так скоро, не смотри так бешено. Но мы с тобой будем знать – он твой. Только твой. А ты – мой. Хотя бы изредка. Дженсен сидел некоторое время молча, и сверлил ее взглядом, потом обмяк на стуле, и тихо проговорил: – Ладно. *** Не обошлось, конечно, и без криков. Но Данниль ожидала этого, после, когда Дженсена проводили в ее апартаменты, Джаред налетел на нее: – Что ты ему наговорила?! – Только правду, Джаред, отпусти мою руку. Спасибо. Встретимся через три дня, дорогой. Действительно – только правду. Джаред действительно принадлежал весь, от кончиков пальцев на ногах до его шевелюры на глупой башке – Дженсену. Он мой – говорил Дженсен, и да, Джаред был весь, весь с потрохами – его. Если бы захотел, этот раб вертел бы Джаредом как угодно, он заставил бы его делать самые немыслимые глупости, но дело было в том, что Дженсену ничего такого не надо было, ему достаточно было просто Джареда. Он даже не пытался рассорить Джареда с Данниль, такой он был странный. Данниль только совсем немножко влезла между ними, этими двумя, почти сросшимися, и такими глупыми, что не понимали этого – насколько они проросли друг в друга. А Данниль – она не делала ничего дурного. Просто брала свой маленький кусочек счастья. *** Дженсен ожидал совсем другого разговора у Рудольфо, совсем другого результата, и был жутко растерян, сбит с толку. Краткое злорадное торжество при виде растерянности Джареда от его согласия на встречу с Данниль сменилось унынием. Он дожидался Данниль в ее красивом пентхаузе разбитый и совершенно растерянный. Казалось – его каким-то хитрым способом обманули, и он все потерял, все-все, и теперь не за что было хвататься – все равно. Без разницы, что будет дальше, как раньше уже не будет, эта красивая стерва его обманула. Джаред не примет его назад, а она добилась своего. Поиграет, и выкинет. Господи, какой же он дебил, бесконечный, просто таки конченый идиот. Она скоро пришла, благоухающая, красивая, уверенная в себе, ласково улыбнулась ему, и сделала знак наманикюренным пальчиком: – Иди за мной, страдалец. Дженсен с трудом поднялся, снова начали отказывать ноги, еле-еле плелся за ней, и было так равнодушно, он даже не посмотрел по сторонам, куда пришли. Под ногами пружинил мягкий ворс, и в комнате царил полумрак, Данниль велела: – Раздевайся. Поскорее, не то умрешь от тоски раньше, чем получишь живительных пряников. Дженсен не понял, что она хотела сказать, начал снимать свой шикарный костюм – тонкий пиджак, нежнейшую сорочку, модные брюки, небрежно оставил все на полу, вопросительно посмотрел на Данниль, снимать ли белье? – Снимай, – кивнула она, оставаясь в лиловом, облегающем ее фигуру строгом костюме. Белые туфли светились в темноте, сверкала бриллиантовая брошка на отвороте пиджачка, элегантная и очень неприятная стерва нетерпеливо произнесла: – Скорее, Дженсен. Дженсен стянул и боксеры. – Вот так. Хорошо... Данниль обошла вокруг него, погладила крошечной лапкой ягодицу, от ее прикосновения Дженсен повел плечами, сгоняя мурашки. – Подойди к той стене, Дженсен. Хорошо. Обопрись руками в стену. Выше руки. Вот так, хорошо. Ноги раздвинь на ширине плеч. Ага. Не двигайся. Дженсен пассивно выполнял все приказания Данниль, и, в общем, готов был ко всему, но все равно испуганно охнул, когда на руках и ногах защелкнулось браслеты. Он шарахнулся от стены, на деле оказавшейся какой-то хитрой перегородкой с кучей колец и цепей. Цепи удержали его, не дали упасть назад, а потом раздалось тихое жужжание, и цепи натянулись, вплотную прижимая его к стене. Данниль подошла сзади, очень близко, погладила его по плечам, спине, остановила руки на ягодицах, произнесла задумчиво: – Тебе кажется, что ты облажался. Ты очень зол на себя. Верно? – Да, – проговорил Дженсен, вновь ощутив приступ ненависти к этой стерве, – это все ты. Ты сделала. Ненавижу тебя, и себя тоже ненавижу, за то, что поддался. Ты сделала из меня шлюху. – О, да... Шлюху. Я хочу получить шлюху, воющую, текущую, трепетно желающую здорового члена, и мне нравится твоя отзывчивая злость... Ты такой живой. Господи, сколько времени я потеряла. Она гладила его зад, ласкала, круговыми, настойчивыми движениями, Дженсен злобно забился в цепях: – Отойди, сука. Ненавижу. Данниль не отходила, настойчиво продолжала ласкать его, говорила: – Ненависть лучше равнодушия. Гораздо лучше. Ее рука скользнула вперед, она обхватила тонкими пальчиками его член и начала доить, другою рукой теребя и ласково сжимая яички, она обнимала его и не было никакой возможности сбросить ее с себя, Дженсен задрал голову наверх, и чувствуя предательское возбуждение, разливающееся под кожей, беспомощно закричал: – Джаред! Его глупая надежда умерла, никто не пришел к нему на помощь. Умелая рука продолжала терзать его член до тех пор, пока он не кончил. От отвращения к себе Дженсен разрыдался беззвучно, Данниль, наконец, отцепилась от него и чем-то щелкнула. Стена начала медленно заваливаться вперед, принимая горизонтальное положение. Оказавшись распятым задницей вверх на чем-то вроде огромного стола, Дженсен поднял голову, ища взглядом ненавистную Данниль. Она оказалась совсем рядом, наклонилась перед его лицом, и улыбнулась снова, на этот раз сочувствующе: – Извини, я не удержалась. Приятно сознавать, что не ошиблась, ты очень... чувствительный. А сейчас, я думаю, ты все-таки должен получить свои живительные пиздюли. – Чт... что? – Дженсену отказал голос, но не предчувствие. Он задергался, но ничего не вышло – крепко был зафиксирован: – Подожди, ты же говорила... что я не пожалею. Ты все врала. Ты обманула меня во всем! Какая же ты сука. Собираешься меня... Дженсен задохнулся от обжигающего удара многохвостой плети, зад, спина, ноги, все, что зацепило – занялось огнем. Он крепко прикусил губу, чтобы не орать, а Данниль, извращенная сука, расстегнула пиджачок, чтобы удобнее было бить, и размахнулась снова, сосредоточенно целясь: – Еще просить будешь потом... сладкий. От второго удара в голове вспыхнул фейерверк и послышался вдали тонкий-тонкий писк, тело горело огнем, и от бессилия захотелось умереть, а потом... Потом боль стала тише, тоньше, потом остался просто жар, он прожигал насквозь, огонь кипел в жилах, Дженсен тихонько постанывал от каждого удара, пока совсем не растворился в огне и томной, тягучей, внезапно приятной боли. *** Все шло совсем не так, как хотелось бы Данниль. Она думала, будет просто сломать этот барьер невинности, верности, Дженсен был самой сладкой добычей Данниль за последние, может, лет десять, исключая Джареда, конечно, но Джаред – это было совсем другое. К нему она по истечении такого количества лет испытывала нечто вроде нежности и ответственности за него, а вот Дженсен, о, редкий цветочек, нежный, сладкий, и чем мужественнее казался, отказываясь от нее, презирая и ненавидя – в большей степени себя – тем вкуснее было разворачивать конфету раскрывать его, постигать его новые грани. Он так красиво страдал, господи. Данниль не видела, чтобы так страдали от своей насильственной неверности. Но как легко было его зажечь, нужными ласками, словами, как он был хорош, со слезами на глазах, стонущий на огромном резиновом члене – Данниль, пожалуйста, позволь мне кончить. Данниль, не мучай меня, пожалуйста, еще, да. Дан, ненавижу тебя, ну сядь на него, я не могу больше, сядь, ох... да. И сожмись. Ооо... Данниль трахала его бесчисленное множество раз, и собой, и страпонами разных размеров, и всякими резиновыми игрушками, и фак-машиной, и оставляла надолго с вибратором, возбуждала его и плетками, после аккуратно нанося заживляющий гель, и казалось, вот, ну вот – он уже готов, растраханный, выебанный по самое немогунехочухватит, многократно кончивший – казалось, довольный, все, твой, забирай и пользуйся, но всякий раз немного придя в себя Дженсен излучал грусть, и не было никакой возможности это изменить. На третий день, уже сдавшись, Данниль сидела, даже не сняв страпон на кровати рядом со связанным дремлющим Дженсеном, и грустно рассматривала себя в огромном, на всю стену, зеркале. Неужели она так безнадежно стара? И ее чары больше не действуют. Неужели пора на свалку. Ввалившийся в спальню Джаред, хоть и явился раньше положенного где-то на полсуток, совсем ее не удивил, она меланхолично выпила из бокала вина, и уставилась на Джареда. Нда. Чувак выглядел как после многодневной пьянки, впрочем, так, наверное, и было – Джаред поди не просыхал все эти три дня. Заросший, с запавшими глазами, мятый, страшный, он сразу вцепился взглядом в своего ненаглядного Дженсена и не сводил с него голодных несчастных глаз. Данниль почувствовала себя злой колдуньей, и еще выпила. Как же они ей надоели, оба! И как понизили, сволочи, ее самооценку. Джаред и не глядел на нее, хотя, по мнению Данниль, она смотрелась просто шикарно в кожаном белье и с фиолетовым пристегнутым хуем. Дженсен, обнаженный, со сцепленными наручниками за спиной руками, дремал на боку, Данниль заботливо подложила ему под голову подушку. – Здравствуй, Джаред, – нелюбезно поздоровалась Данниль. – Привет, – просипел похмельный Джаред, – он спит, да? – Затраханный до смерти, – подтвердила Данниль, злорадно наблюдая, как от этих слов Джаред совсем спал с лица. – Ты что-то рано. Джаред скорчил мученическую гримасу и признался шепотом: – Не смог больше. – Да уж я вижу, – нехотя сказала Данниль, и, поднявшись с ложа, широким жестом пригласила, – ты присоединяйся. Договором, как говорится, не запрещено участвовать. Джаред подозрительно не спешил, мялся у входа в спальню, издали глядя на Дженсена как на потерянное сокровище. Данниль нахмурилась: – Ты чего? – Он, наверное, меня ненавидит, – просипел Джаред горестно, – и правильно делает. Он меня и не подпустит. И правильно... – О, господи, – Данниль закатила глаза, подошла и треснула Джареда кулаком в грудь, – похоже, это тебе нужны живительные пиздюли, дорогой. Ох, как мне все... Пойду за выпивкой. А ты не сметь уходить! Иди, и утешь свою принцессу, а то он три дня плачет, что ты его больше не примешь. Все, отъебитесь от меня, и на хуй, заебало, пойду напьюсь. Теперь моя очередь! И, Джаред. У тебя очень, очень мало времени. Джаред уже пролетел через всю спальню к кровати, и трепетно склонился над своим драгоценным Дженсеном, но последние слова невесты его насторожили: – В каком смысле мало времени? Что ты имеешь в виду? Данниль выглядела необыкновенно сердитой. – В прямом, Джаред, в самом прямом. Я, пользуясь очень серьезными знакомствами, привела в действие некий механизм, не будем сейчас о моих мотивах. Короче, дорогой. Возможно, очень скоро твой Дженсен не будет тебе принадлежать. Извини. *** Маккензи донимала его каждый день, обнимала, тормошила – Дженсен, тебе нужно заниматься, Дженсен, ты выгнал уже седьмого или уже десятого врача, Дженсен, я понимаю, очень тяжело, но нужно жить. Пожалуйста, Дженсен. Может, ради сестренки Дженсен и жил. И ради матери, ради семьи, но как же было тяжело. Этот проклятый год после освобождения вопреки прежним мечтам похож был на ад. И хуже всего было то, что Джареда он почти не видел. Он смутно помнил, как после Рудольфо оказался в своей комнате, но с Джаредом они так и не наладили отношений, тот его избегал, словно боялся испачкаться. Дженсен примерно такого отношения и ожидал, к Джареду не лез, несмотря на тихую обиду, а потом, буквально через несколько дней появился Морган. Джаред даже не вышел попрощаться, когда он уезжал. Теперь Дженсен был свободен, и абсолютно потерян, до такой степени, что смотрел в рот родителям, Мак, обнимающих его, и ничего не понимал. Он как сквозь вату слышал их голоса, плач, Морган, а потом и семейный врач Ли говорили – это шок. Они все говорили – это шок, ты скоро придешь в себя, но Дженсена съедала обида. Он долго терпел суету вокруг себя, но скоро потребовал уединения. Не сразу получилось уехать, семья продолжала считать его недееспособным, но Дженсену так надоела опека, он просто собрался одним ранним утром и уехал. Выбрал самый уединенный, самый отдаленный, какой нашел отель в горах, что-то вроде небольшого замка с кучей пустых номеров, и заселился в одном из флигелей, чем немало порадовал хозяйку. На удивление, флигель был хорош, теплый и уютный, кормили сытно, приносили свежие газеты каждое утро, и даже был вай-фай, впрочем, первые две недели Дженсен просто наслаждался тишиной и одиночеством. Потом хозяйка, видя, что он не слишком уверенно передвигается, выделила ему за скромную плату служку, и рыжий мальчишка прибирал во флигеле, расставлял еду на столе, убирал посуду, менял белье, и оказался незаменимым помощником, и первые месяца два-три Дженсен чувствовал себя более менее сносно. А потом он затосковал. Ничем нельзя было объяснить, вроде бы, ну вот, он потихоньку приходил в себя, но что-то заклинило, и перестали радовать даже такие мелкие приятные пустяки как заботливо приготовленный Розой завтрак, принесенные Айком мелкие разовые цветочки с вершины, или свежее молоко, уединенные прогулки, ничего, ничего не хотелось, и даже пропал аппетит. Дженсен надеялся, что приступ хандры его когда-нибудь оставит, а сам даже не поднимался с постели, бессмысленно подсчитывая время своей никчемной свободы. Через месяц будет год, как он освобожден. И что? Он думал, что будет так счастлив, что не отойдет от родных, а сам забился черт знает в какую глушь и сам себе противен. Его одиночество прервалось внезапно. Где-то в полдень, когда Дженсен дремал в своей спальне во флигеле, пришлепал Айк и заявил, что к господину приехала прекрасная дама. Дженсен сквозь дрему расслабленно сказал, что никого не хочет видеть. – Что вы, господин! – восхищение рыжего малыша можно было потрогать руками, настолько оно зримо заполняло спальню, – она как ангел! Красивая! Посмотрите, что она привезла. Айк протянул Дженсену плотный белый квадрат. Дженсен посмотрел на конверт, борясь с желанием бросить его на пол. Но он не хотел обижать мальчика. Дженсен вздохнул и открыл конверт. В нем лежало красивая лакированная открытка – приглашение на свадьбу Данниль Харрис и Джареда Падалеки. Прежняя ненависть всколыхнулась в нем, разбив равнодушие последних вялых дней, Дженсен аж сел в кровати, смяв приглашение в руке. Айк с недоумением смотрел на него. Сука, какая сука! Пробралась сюда, нашла его, не пожалела времени, чтобы унизить его, добить окончательно. Дженсен все-таки выкинул ненавистное приглашение, и сказал холодно: – Нет. Передай ей, я не хочу ее видеть. Пусть уходит. И отвернулся к стене, сгорая от возмущения. Нет, какая сука, а! Айк давно ушел, забрав помятое приглашение, а Дженсен не смог лежать в кровати, он злобы у него началась изжога. Он кое-как поднялся, выпил воды, и требовательно позвонил в колокольчик. Айк прибежал очень быстро. – Принеси что-нибудь поесть, я что-то проголодался, – приказал Дженсен мальчику, Айк просиял: – Сейчас! И умчался. А Дженсен все злился, он от возмущения даже на месте не мог усидеть, прошел туда, сюда, к окну, снова вернулся к графину с водой и выпил воды. Он поел, а потом приступ активности закончился еще большим унынием и тоской. Сука добилась своего, и выходит замуж. А ему остается... что? Плакать в уголке? Какой же ты слабак, Дженсен. Как легко ты превратился в тряпку, а ведь когда-то был мужиком. *** Он ждал этого, знал, что она не отступится. И когда Харрис, блестящая, как всегда, красивая, вошла в его флигель а потом и в спальню ворвалась, он не пытался ее выставить. Сидел у окна, в одном нижнем белье, с наброшенным на плечи халатом, заросший по самые уши бородой, и холодно смотрел на подходившую к нему врагиню. – Зачем пришла? Ты ведь получила, чего хотела, – сказал Дженсен. Сказал без интереса, потому что знал – зачем пришла. Посмеяться над ним. Торжествовать победу. – Откуда ты знаешь, чего я хотела, – фыркнула Харрис. Разглядывала его бесцеремонно, и волей неволей Дженсен чувствовал в ее присутствии какое-то неясное, стыдное волнение. Зараза. Она бросила ему на колени новое приглашение, гладкое, неизмятое. Дженсен и не прикоснулся к бумажке. Харрис ухмыльнулась, и, оглядевшись кругом, подошла к креслу у камина, со скрипом подтащила его к тому, в котором сидел Дженсен, и села напротив. Дженсен следил за ее манипуляциями неприязненно. Харрис кивнула головой на бумажку на коленях Дженсена: – Ты посмотрел дату? Дженсен некоторое время боролся с собой, но все-таки взял приглашение и раскрыл. Дата была двухмесячной давности. Дженсен нахмурился. О такой новости непременно бы сообщили. Два самых влиятельных клана в государстве, эта новость не прошла бы мимо него, как он не прятался. Дженсен посмотрел на сияющую Харрис. Она снова фыркнула и рассмеялась. Потом сказала: – Ты так забавно теряешься. Мне нравится, как ты показываешь чувства. Тебе хочется ненавидеть меня, верно? Но ты не можешь. Ты теряешься, когда чувствуешь возбуждение. Твои щеки так нежно розовеют от смущения. Дженсен и правда терялся, и щеки горели, и он не понимал себя, и злился. Он потряс приглашением: – Зачем ты его привезла? – Чтобы выдернуть тебя из спячки, сладкий. Как ты понимаешь, я не получила своего – це. Но ты ошибаешься в том, что именно мне нужно. Она наклонилась, и забрала из его рук приглашение, попутно погладив нежными пальчиками его кисть. Дженсен поспешно отдернул руку, задохнувшись, как от ожога, а Данниль рассмеялась, совсем не обидно, а как-то игриво. – Нет, мне нужен не Джаред. Мне нужен ты, Дженсен. Забыл? *** Данниль не ожидала от себя, что так заведется. Но да, Дженсен продолжал ей нравиться, или, если уж избегать таких никчемных расплывчатых выражений – от одного его вида брызгало в крови адреналином, азартом, похотью, его хотелось трахнуть. Даже такой, унылый, заросший – он вызывал в ней внутренний трепет, и ныло внизу живота – завалить и выебать! И сам он, такой печальный, вызывал нежность, вытрахать, немедленно вытрахать из сладенького всю дурь! Но Данниль знала, слабость его весьма обманчива. На самом деле этот бывший раб был полон сюрпризов, он может быть стойким, упрямым, невыносимо влюбленным в своего Джареда и этой своей влюбленностью он так ловко защищался от Данниль. Отбил все ее атаки тогда, а вот сейчас, удивительно, розовел от ее взгляда, и, кажется, не мог скрыть возбуждения. Какая неожиданная победа! И как приятно сознавать – плод созрел и сам упал к ней в руки. А всего-то нужно было, подождать. Данниль видела, как ему неловко, как он отводит взгляд, и мечтает, чтобы она ушла, но нет. Данниль собиралась ковать железо, пока горячо. – У меня к тебе предложение, Дженсен. Дженсен покачал головой, мол, нет, никаких предложений, но Данниль поднялась со своего кресла и воткнулась между ног Дженсена, влезла, вклинилась в его личное пространство, он, пойманный в ловушке, прижался к спинке кресла и поднял на нее затравленный взгляд. Данниль ласково взяла его голову за подбородок, почувствовала его секундное сопротивление, и то, как он быстро прекратил его. Тоже хороший знак. И сидит спокойно, расслабленно, с открытым горлом. – Твоя рыжая борода ужасна, – Данниль гладила эту его мягкую смешную бороду, теребила, наблюдая, как зрачки Дженсена расширяются, и чувствуя как под ее пальцами, на незащищенном горле быстрее начинает биться пульс. – Ненавижу тебя, – шепотом сказал Дженсен, пытаясь справиться с участившимся дыханием, – ты все разрушила. – Тебе нравилось быть рабом? Я приложила все возможные усилия, чтобы тебя оправдали. Конечно, больше всего для своего освобождения ты сделал сам. Помнишь тот сгоревший спортзал? А ту девочку помнишь? Ты ее спас, и еще нескольких... Они тоже повлияли на положительное решение в твоем деле, но больше всего – эта девочка. Она оказалась любимой рабыней одного очень, очень важного человека. Я сумела донести эту важную информацию до тех, кто решал твою судьбу, Дженсен. Так ты не сказал, тебе нравилось быть рабом? Я люблю связанных мужчин, но мне нравится, когда они осознанно выбирают эту роль, и только... скажем так, в сексе. У него снова было это милое, озадаченно-растерянное выражение лица, хотелось Дженсена поцеловать. – Это ты сделала? Зачем? Нет, не говори, я понял. Чтобы мы... чтобы нас развести. – Ты видишь во мне врага. – Ты и есть враг. – Неправда, – наклонилась к самому лицу Дженсена, почти касаясь губами его губ, – ты хочешь меня. Я же вижу. – Нн.. нет. Данниль улыбнулась, и выпрямилась. –Ужасная борода, – сказала она задумчиво, – я хочу тебя побрить сама. Это будет... эротично. Сейчас, позову этого шустрого мальчика, как там его зовут, Айк? – Ты не можешь командовать мной, – возмутился Дженсен, но довольно вяло. Похоже, он все еще переваривал участие Данниль в своей судьбе. Данниль широко усмехнулась: – Могу. Немножечко, совсем чуть-чуть. И потом, ты ведь любишь это. Когда тобой командуют, распоряжаются. Ты остался без своего хозяина, и теперь как потерявшийся щенок. – Нет! – Я буду твоей хозяйкой, Дженсен. – Ни за что! Вот тут он, похоже, на самом деле разозлился, встал с кресла, гневно навис над ней. Указал рукой на дверь: – Убирайся! Я не просил участия, мне не нужна была твоя помощь! И тем более, такая плата за нее. – Конечно, не нужна. Тебе хорошо было у Джареда. Ни за что не отвечаешь, только задницу подставляешь, а сейчас нужно самому принимать решения. А ты не готов. Ты разучился. – Уходи, Данниль! Ты специально доводишь меня?! Унижаешь, оскорбляешь... – Вовсе нет, не унижаю, я тебе говорю правду. Не нравится? Но я не твоя сестрица Мак, я не буду плакать с тобой в обнимку. Я не буду облизывать тебя... я хочу это сделать, но не в том смысле. Мне сейчас хочется, чтобы ты встряхнулся, и понял, кто ты, и что тебе нужно, а не сидел и ныл тут, оплакивая себя. – Я тебя сейчас убью. – Угу. Но сперва мы тебя побреем. Не могу видеть это рыжее непотребство. *** Брить мужчин Данниль приходилось раньше, но исключительно в сексуальных играх. Игру она устроила и сейчас, доводя своими прикосновениями Дженсена до беспомощного бешенства. Она выбривала участок обнаженного горла и легонько, словно нечаянно, касалась его паха, Дженсен вздрагивал и замирал, опасливо косясь на бритву, шипел: – Прекрати. – Я только начала... Не дергайся, дорогой. Дженсен сидел в кресле, напряженный, как струна, и было так восхитительно-весело дразнить его. Данниль брила его, и говорила: – Я сама делаю тебе предложение. Дженсен, женись на мне. – Нет, – не открывая рта, ответил Дженсен, глаза его сердито загорелись, – что, не вышло с Джаредом, теперь со мной? Хочешь его укусить? – Какой догадливый. А ты разве не хочешь? Видишь, я откровенна с тобой. – Откровенна? Я тебе не верю. Почему у вас не получилось? Данниль снова коснулась его паха, но Дженсен остался равнодушен, смотрел ей в глаза. Очень внимательно. Данниль задумалась, насколько она близка к откровенной лжи, и стоит ли пользоваться таким ненадежным орудием. – Потому же, почему и с тобой, Дженсен, – нашла Данниль идеальный ответ. – Что это значит? Данниль хотела отстраниться, но Дженсен крепко ухватил ее за талию, и, черт, это было приятно. Такой крепкий, мужской захват. – У нас разные ситуации, не сравнивай нас. – Почему нет? Джаред засунул нас в удобную для него схему отношений. Ему так было удобно. Насколько удобно другим, его не волновало. Она снова попыталась отодвинуться, но Дженсен не отпускал, насильно усадил ее к себе на колени. – Но тебе ведь было удобно, – настойчиво сказал он, – разве нет? Ты бы смогла все поменять, если бы тебе не нравилось. Но ты прилетала раз в полгода, а все остальное время жила так, как тебе нравилось. – А тебе – нет. Ты ненавидел меня, и ненавидишь до сих пор, хотя Джаред уже не стоит между нами. – Какое тебе дело до моих переживаний? – Если честно, не было никакого дела. Но я смотрела вперед, и понимала, что изменений не будет, пока ты будешь у него на привязи. Дженсен смотрел непроницаемо, потом выдавил: – Ну вот, я не на привязи. Джаред отказался от тебя, а ты приползла просить меня, бывшего раба, стать твоим мужем. Ты этого хотела? Данниль показалось, как будто ее ударили, она даже не сразу нашлась, что сказать. Надо же, ей думалось, Дженсен не способен на подлость, но, с другой стороны, она столько времени его провоцировала, вот и нарвалась. Помолчав, она ответила: – Планы меняются, Дженсен. Прямо на ходу. Так иногда случается... сладкий. Она слизнула крошечный островок пены с его лица, и нагнувшись, отложила бритву на столик. Теперь он был прежний – красивый, гладко выбритый, по-прежнему чувствительный, остро реагирующий на каждое ее движение, ласку, и такой... сладкий, да. Аж дыхание спирало. Злобный огонек погас его в глазах, он устало откинулся назад в кресло, опустил руки с ее талии и проговорил отрешенно: – Я не хочу участвовать в твоих играх. *** Если начинать разбираться, то в словах стервы Харрис была жестокая правда. Джареду удобно было, что Данниль приезжает раз в несколько месяцев, и не беспокоит его своими требованиями подарков, причудами, отведи меня туда, купи мне то, ты меня любишь, нет, ты не так сказал, не с тем выражением, ты меня любишь?! Она его не доставала, он не тратил на нее времени и душевных сил, она была просто идеальной, всегда отсутствующей невестой. А он, Дженсен, в этой схеме был просто идеальной подстилкой. Ничего не требующей, согласной на все, безмолвной, радостно принимающей ласку и внимание просто благодаря своему зависимому положению. И Джареда все устраивало. Самое ужасное, что почти устраивало и его, Дженсена. Получается, не измени Данниль правила игры, не разломай всю эту схему, они бы так и жили, по правилам Джареда. Что теперь с этим очевидным знанием делать, Дженсен абсолютно не знал. *** Спустя год и несколько месяцев Джаред все еще вспоминал пророческие слова Данниль – у тебя мало времени. Мало, да. Но это не имело значения, две недели, месяц или два – Джаред все равно не знал, как исправить то, что случилось у Рудольфо, и сейчас не знал. Если б можно было повернуть колесо времени вспять и не пустить Дженсена к Дан, разорвать помолвку с Дан, он ведь готов был в крайнем случае расстаться с Дан, но только не с Дженсеном. Он ведь так панически боялся потерять Дженсена, и случилось именно то, чего больше всего страшился. И никто не виноват, он сам, со своим эгоизмом, со своей инфантильностью спровоцировал разрыв, а теперь на развороте главного сплетника Ребстойра – большая фотография Данниль в вызывающе алом свадебном платье, и Дженсена в белом костюме, они оба такие красивые, ослепительно красивые, яркие, улыбающиеся и недоступные. Как последний гвоздь в крышку гроба. Первое, что испытал Джаред при виде фотографии – оцепенение. А потом позвонила мама, и Джаред, объятый яростью, сказал только три слова в трубку: – Я убью ее. И поехал к Рудольфо. Стерва собрала там полгорода на свою свадьбу, ему начали названивать друзья, сослуживцы, члены семьи, что происходит, Джаред? Мы получили приглашение. Вы давно расстались с Данниль? Нет? Она не рвала помолвку? Позвольте, но что тогда происходит? Вот именно это и собрался теперь выяснить Джаред, направляясь в развлекательный центр. Данниль не появлялась в городе больше года, но Джаред, занятый своими переживаниями, не особо и жаждал ее видеть, иногда лениво раздумывая о разрыве помолвки. Но, черт возьми, он не получал официального письма, даже если Дан это правильное решение прошло в голову первой! И что значит эта свадьба?! Она не имела права устраивать ничего подобного, прежде не уведомив его, и прекрасно это знала! И Дженсен. Дженсен, как... что их свело? Он же так ненавидел ее. Неужели их объединила месть? В подобной мысли был резон, но Джаред не мог представить, что его Дженсен способен на такую изощренную месть. Скорее, в его стиле было бы исчезнуть, закопаться где-то в глуши, зализывая раны, а после, оправившись, делать вид, что ничего не произошло. Едва Джаред попал на территорию комплекса, начались странные непонятки, некий мужчина в розовом утянул его в отдельное помещение, где рядами висела разнообразная одежда и сновали другие мужчины, такие же отвратительно розовые: – Мистер Падалеки? Наконец-то, мы вас заждались, вот ваш костюм, нет-нет, я не ошибся, посмотрите, это же ваша фотография? Кто мне ее дал? Разумеется, распорядители торжества! Не нужно скандалить, умоляю вас, мистер Падалеки, вы обязаны это надеть, иначе вас не пропустят. Это ведь нетрудно, отличный костюм, сшит по вашим меркам, белый, да, а сорочка красная. Нет, мистер Падалеки, вы не похожи в этих красных туфлях на гигантского гуся. Посмотрите сами, вот зеркало. Отличный вид, по-моему. Вам очень идет. Вас проводят, вот эти люди... Почему в розовом? Это желание невесты, знаете ли, желание невесты – закон, и потом, это так забавно... Все служащие у Рудольфо нынче в ослепительно-розовом! –Я бы сказал, в ядовито-розовом, – пробормотал Джаред, кое-как отбившись от болтливого костюмера, счастливый хотя бы тем, что сам, все-таки, не в розовом. А подозрительно в цветах жениха и невесты. Что задумала Данниль?! *** – Плохая затея, Дан, – Дженсен рассматривал себя в большом зеркале, отсиживаясь в комнате новобрачных, и нервно наливался коньяком. Данниль отобрала его очередную рюмку, и вздохнула: – Унылые зануды. Не даете повеселиться как следует. Дженсен, тебе просто нужно стоять, молчать, приветствовать ошалелых гостей, и все! Неужели так трудно? Почему ты все время сбегаешь?! Дженсен тоскливо потянулся к белому галстуку, намертво перехватившему горло петлей, Данниль стукнула его по рукам: – Не порти костюм! Вот когда Джаред придет, и увидит тебя и меня в полном блеске... Дженсен судорожно вздохнул, и потянулся за отобранной рюмкой. – А, все понятно. Ты боишься! Ты хочешь в этот ответственный момент отсидеться в туалете?! – Данниль, – простонал Дженсен, чья решимость в этот трагический час окончательно выветрилась из организма, – ты очень многого требуешь от меня. – Нисколько. Мы ведь договорились, Дженсен. Он приходит, пытается убить меня, ты вмешиваешься. Мы все втроем отступаем в комнаты для персонала. Или вот хотя бы сюда. Джаред начнет кричать, что наш с тобой брак не имеет силы, пока он не разорвет помолвку. Он как бы прав, наша свадьба всего лишь костюмированная вечеринка – без него. А вот с ним... могут быть варианты. –Ты хочешь и меня и его, – нервно прислушиваясь к шуму в зале, проговорил Дженсен. Данниль взмахнула руками, воскликнула возмущенно: – А ты?! Ты разве не хочешь меня и его? Ну, хоть себе-то не ври! Дженсен украдкой обнял ее взглядом, особенно задержавшись на чуть выпуклом животике, обтянутом алым шелком, умиленно улыбнулся, но тут же стыдливо опустил глаза, забормотал: – Я не думаю, что Джареду... Что Джаред согласится. Я вообще думаю, что он захочет убить меня. Когда узнает... – Ерунда, – отрезала Данниль, – он любит тебя, как ты его, и как и я тебя люблю. Меня тоже любит, но по-другому, примерно как я его и как ты меня. –Ты всегда во мне видела только сексуальный объект, – шокированный странным любовным признанием невесты, заявил Дженсен, защищаясь, Данниль выпятила живот: – Ага! Именно поэтому я решила родить маленького кривоногого эклзенка, вместо идеального падалекинского отпрыска! У Джареда божественная фигура! Боже, пусть мой ребенок унаследует мою фигуру, если это будет девочка, молю тебя. Следовало признать, странная любовная иерархия Дан имела место быть, если пользоваться канцелярским языком. Ну да, Дженсен мог теперь признаться, стерва Дан научила его быть правдивым, хотя это было не безболезненно. Он многое понял про себя в той гостинице, куда Дан приехала, и встряхнула его, как мешок пыльных костей. От ее секс-терапии было хорошо и больно, и сладко, и тягуче нежно и остро, как и от ее язычка, ее злых и насмешливых слов, но, как ни странно, она научила его любить себя – своим отношением. Она показывала свой интерес к нему, вот такому, неуверенному, изуродованному годами рабства и несчастной любовью, она пинала его и заставляла двигаться, искать, шевелиться – жить. Дженсен всегда помнил, что именно она вытащила его из рабства, хотя до сих пор сердце ныло по его обманчивому болотному спокойствию и бездействию – но он хотя бы начал понимать, что нельзя было мириться с рабством, нельзя привыкать, и ему очень, очень повезло, что он выбрался из неравных отношений. Теперь только от него зависело, как будет дальше складываться все с Джаредом. Или не будет. Но теперь он может решать. Он может сказать нет, может ударить, выразить недовольство, может позволить себе все, что раньше давил и прятал в себе. Дженсен поцеловал ее в запястье, вздохнул покаянно: – Прости, дорогая. – Ладно. Пойдем уже, – сварливо ответила Данниль. *** Они вошли в зал вовремя, даже, можно сказать, тютелька в тютельку – с другой стороны входил в помещение Джаред, и его, высоченного, такого красивого, в белоснежном костюме, мог не заметить только слепой. Дженсен рефлекторно сжал руку Данниль крепче, а она повернулась к нему и одарила шальной улыбкой: – Ну, держись, дорогой. Сейчас будет весело. *** Желание убить кого-нибудь прошло сразу же, как Джаред увидел Дженсена. Его тащило к нему, как магнитом, алое платье Данниль и белый костюм Дженсена маяком светили через весь зал. Дженсен... если не обращать внимания на сжатые губы и напряженный вид – выглядел прекрасно. Ухоженный, весь с головы до ног с белом, и бриллиантовой булавкой на галстуке, вблизи был еще красивее, чем издали. Данниль, яркая, сверкающая, улыбалась на все тридцать два, но некое напряжение было и в ее взгляде. – Дженсен. От его голоса Дженсен заметно вздрогнул, и наклонил голову в знак приветствия. – Данниль. – Здравствуй, Джаред. Мы рады, что ты пришел на наш праздник. Вокруг и в отдалении собиралась любопытствующая толпа, Дженсен резко повернул голову на чей-то крик, Джаред, глядя на него, тоже быстро посмотрел туда, и снова на Данниль. Растянул губы в искусственной улыбке. – Праздник. – Тебе не нравится?– Данниль улыбалась очень широко. – Нравится. Просто я не ожидал, что... хм. Что будет все именно так. Но тебе очень идет это платье, Дан. Улыбка Данниль выцветала на глазах, сменяясь удивлением, а Джаред повернул голову к Дженсену и тихо произнес: – И тебе очень идет этот костюм. Ты очень красивый, Дженсен. Рад за тебя. Он отступил от парочки, еще раз поклонился, и отошел к столикам. Он не видел, с каким одинаковым изумлением смотрели ему вслед жених и невеста, сел за первый попавшийся свободный столик и выпил. Конечно, он отступится от Данниль. Если Дженсену это нужно, то конечно, ну да, было горько, что они не захотели предупредить его, может, нарочно мечтали выставить его в ужасном свете, но все это такие пустяки, скандалить не хотелось совершенно. Из него как будто выпустили воздух. Дженсен, такой счастливый... ну, не счастливый, ладно. Но возможно, это из-за него, из-за Джареда. Он, наверное, боялся, что Джаред устроит безобразный скандал. И Дженсен такой красивый... как пережить такого ослепительного Дженсена? Данниль... оказывается, он скучал и по ней. Стерва выглядела сногсшибательно. И он все это потерял. За столик обрушилась веселая молодежь, со смехом они пристали к Джареду, знакомились, но Джаред занят был важной вещью. Вдруг стало очень важно выяснить – насколько серьезны намерения Дженсена? Нет, правда, они дурачатся, или и впрямь хотят быть вместе? Стряхнув с руки синеволосую девицу, Джаред извинился и встал, ему срочно нужны были жених и невеста. Особенно жених. Но оказалось, искать их не нужно – Дженсен сам шел к нему с самым решительным видом. Схватил его за руку, процедил: – Нужно поговорить, – и потащил его куда-то. Оказавшись в относительной тишине – тут не орала музыка – Джаред перехватил инициативу, и начал первым: – Дженсен, я должен знать, ответь, пожалуйста. Дженсен смотрел вопросительно, Джаред торопливо продолжил: – Ты просто скажи, вы это серьезно? Вы хотите быть вместе? Потому что если да, я, конечно, отпущу Дан. Наша помолвка... я задним числом аннулирую ее. Но если это шутка... если это просто злая шутка... что ж. Я пойму. Дженсен долго смотрел на него, потом провел по лицу рукой, и сказал бесцветно: – Джаред, это просто шутка. Данниль и я просто решили посмеяться над тобой. Джаред сумел как-то удержать лицо, и кивнул, сказал уравновешенно: – Я понимаю. Ты никогда не простишь меня, и она... она тоже имеет право злиться. Но я не сержусь, правда. Просто было немного больно, но об этом нельзя говорить. Джаред двинулся к выходу из каморки, но Дженсен нагнал его, развернул резко за руку к себе, и... отступил, тяжело дыша, Джаред смотрел на него с удивлением – лица на нем не было. –Ты, конечно, можешь уйти, Джаред. И тогда наша с Дан свадьба останется костюмированной вечеринкой. А можешь остаться, и поставить свою подпись вот здесь, в брачном договоре, – он сунул растерянному Джареду в руку свиток, перевитый красной веревочкой, – но я должен предупредить. Дан беременна. И вот еще что. Про наше... Про нас с тобой. Я никогда тебя ни в чем не винил! Никогда! Дженсен оттолкнул его, и выскочил вон из каморки, или как уж эта странная, вся в цветах и зеркалах комнатка называлась. Джаред смотрел на свиток, но дверь, снова на свиток, но в голове билось отчаянное – я тебя никогда ни в чем не винил! Джаред боялся поверить в неожиданно вылезшую из самой в мире жопной ситуации надежду. Господи. Не может быть, не может... Очень хотелось посмотреть, что там за контракт, но важнее казалось все-таки догнать Дженсена. Джаред сунул свиток в карман и выбежал следом. *** Дженсена оказалось очень легко выбить из шаткого равновесия. План Данниль не сработал. Джаред не вышел из себя, не пытался ударить, придушить его или Дан, и то, что Дженсен по инерции продолжал следовать идиотскому плану, теперь казалось верхом глупости. Зачем, зачем он отдал контракт Джареду?! Надо немедленно прекратить всю эту вакханалию, вот что. Здравая мысль заставила его резко остановиться, он осмотрелся. Кругом творилось веселое безумие, и где-то вдали, на сцене рядом с ведущим сияла ослепительно алым Данниль и кричала в микрофон, приплясывая: – Дорогие мои, веселье продолжается! Нам сказочно повезло, мы смогли уговорить приехать к нам на торжество – внимание! Наших любимцев, наших прекрасных звезд, встречайте! Голубые Барабосы!! Данниль метнулась в сторону, ведущий в розовом смокинге – в другую. Под восторженный рев толпы на сцену высыпала команда Барабосов в полосатых пиджаках, и почти сразу грянула закладывающая уши веселенькая музычка. Дженсен решительно направился к сцене, желая только одного – прекратить весь этот балаган. Но его кто-то ухватил очень крепко за пояс, и очень знакомый голос прокричал над ухом: – Дженсен, не самая хорошая идея лезть сейчас к сцене! Посмотри, что творится. К сцене, действительно, сбивая столики рванули сразу со всех сторон, возникла давка, восторженные вопли перемежались ругательствами, в толпу тут и там ввинтились люди в розовом и активно работая локтями, разводили людей. Дженсен повернул голову и прокричал: – Данниль! Ее надо вытащить оттуда. Джаред отчетливо хмыкнул за его спиной. Потом ответил, опасно низко наклоняясь к нему: – Я отсюда вижу, что с Дан все в порядке. Она не полезет вниз, в толпу. Дженсен, нужно поговорить, ты так стремительно убежал. Я ничего не понял. Дженсен, пожалуйста. Дженсен и сам понимал всю истеричность и непоследовательность своего поведения, но трудно было сконцентрироваться, когда любовь всей жизни дышит тебе в затылок. С другой стороны, нельзя же все время бегать. Уж набегался до того, что окончательно запутался, Данниль, Джаред, теперь еще будущий ребенок, разрываться между ними всеми, или продолжать бегать? Тошно было от себя, от своих мыслей, от понимания, что сам, никто другой – сам все так окончательно закрутил, что без решительных действий – именно с его стороны – теперь им всем не распутаться. – Ладно, – прошептал он, и обреченно вздохнул. Джаред вряд ли его слышал, но повел куда-то в сторону, и они снова оказались в комнате невесты и жениха. Увидев давешнюю початую бутылку коньяка, Дженсен рванул к ней, в последнем приступе трусости – ладно, ладно, он все скажет! Во всем признается, но прежде хотя бы пятьдесят грамм, чтобы не было так страшно. *** Джаред молча поддержал его инициативу. Они выпили, посмотрели друг на друга пристально, потом Джаред решительно взял бутылку, налил им обоим, они выпили снова. После третьей Дженсен, чувствуя разливающееся от желудка тепло, сел на идиотскую, розовую в цветочек банкетку, Джаред уселся на изящный стульчик невесты перед туалетным столиком в зеркалах, сдвинул в сторону косметику и сотни жалобно зазвеневших пузырьков с духами. Тщательно разгладив, разложил на поверхности столика брачный контракт и принялся его читать. Дженсен расслабленно махнул рукой, прислушиваясь к действию в организме алкоголя: – Можешь не читать. Это все бред. Порви эту бумажку. – Почему, – возразил Джаред, быстро пробегая глазами документ, – грамотно составлено. Я, стало быть, по версии Дан должен быть старшим супругом. Это дань нашему многолетнему предбрачному союзу? – Мгм. – Любопытно. Про нас всего четыре строчки, зато про ребенка... Она подробно, на двух страницах обговаривает статус и положение дочери, перечисляет всех опекунов до пятой линии, чтобы не было свары в случае ее безвременной гибели. Данниль, ты нас всех переживешь, дорогая, но разумно. Разумно... Учитывая, насколько важен каждый ребенок в наше время, когда женщины успешно правят корпорациями и рожают первого ребенка на четвертом десятке лет... разумно. Хех, Дженсен, если она умрет при родах, я имею преимущество перед тобой. Но папаша Дан имел бы преимущество передо мной, если бы родился сын. Умница Дан, ее клан в приоритете при любом раскладе... – Дочь? – Дженсен потряс головой, из всего потока информации, которую отрывисто озвучивал Джаред, читая контракт, он уловил лишь то, что речь идет не об абстрактом ребенке а, почему-то, о дочери. – Ты не знал? У нас дочь, Дженсен. И это хорошо, если бы был парень, увидели бы мы его лет через пять, и знакомил бы нас с ним мистер Харрис старший. – Девочка, – пробормотал растроганно Дженсен. Странно это было, и непонятно, и немножко больно сидеть вместе с Джаредом в этой комнате, к разговаривать о ребенке, и Джаред не злился – это должен был быть мой ребенок! – и вообще. Джаред, Джаред сидел рядом с ним, а он так соскучился, и как же ему рассказать все, все, что его мучило, не давало покоя, ну как рассказать, когда Джаред смотрит на него без отвращения, и даже, кажется, с любовью. Ужасно, просто ужасно. Говорить в эти глаза – как? Джаред, кажется, забеспокоился, вскочил, подошел ближе, сел на корточки перед ним и смотрел в глаза так преданно: – Дженсен, ты чего? Все в порядке. Я не пойму, что?.. Дженсен не мог так сидеть, так близко, встал, отошел снова к столику с коньяком, но пить больше не стал. – Я должен... я не знаю просто, как начать. Джаред уже снова стоял рядом, и это невыносимо было, стоять вот так близко и не обнять, Дженсен попросил: – Отойди, пожалуйста, ты сбиваешь меня с мысли. Ага. Вот так лучше. Я просто хотел объяснить, как так все вышло. Как мы оказались вот здесь, я с Дан, и ты... Ну, в общем, Джаред, я... не смотри, пожалуйста, ну просто выслушай. Ты, наверно, думаешь, как мы оказались с ней вместе? – Да, – осторожно сказал Джаред, – я, честно, не ожидал. Стоять спиной к Джареду было неудобно, неловко, неправильно, и Дженсен снова опустился на чертову пухлую банкетку, теперь они были лицом к лицу, но Дженсен смотрел на колени Джареда, не решаясь поднять взгляд. – Помнишь, ты оставил меня здесь, у Рудольфо. С ней. Джаред промолчал, Дженсен усмехнулся – Дан обманула тогда их обоих, и Джареда, и его, но кто не обманывает дурака? Только дурак, и самое неприятное было в том, что... – Мне понравилось. Дженсен рискнул посмотреть Джареду в лицо – и увидел, Джаред напряжен, ему неловко и стыдно – но он не понимает. Не понимает, и значит, придется... Придется лезть дальше, потому что Джаред, вероятно, считает виноватым во всем себя, у него на лице написано – если бы я не допустил этой встречи, все было бы у нас хорошо. – Джаред, она меня вывернула наизнанку. Она трахнула меня, в начале буквально изнасиловала, потом, правда, просила прощения – извини, мол, не сдержалась. Но это, конечно, ничего не значит, эти ее извинения, ну, вскрыла бы она меня мягко. Она бы все равно это сделала – вытрясла бы меня, вытряхнула, мягко это сделано или грубо... какая, в общем, разница. Нет, Джаред, не извиняйся, я не затем это рассказываю, чтобы ты испытывал чувство вины. Я хочу донести до тебя – мне понравилось. Понимаешь? Она вскрыла меня, как банку консервов, вытащила и шлепнула на разделочную доску все мои мягкие внутренности, облизала, обсосала. Пошло звучит, да? И даже мерзко. Но я все равно кончил сотню раз, выл и плакал, но кончал, и я... я ненавидел себя, за то, что мне хорошо. Я ненавидел ее, вернее, делал вид, но потом, когда она ушла, как я себя не обманывал, мне ее... мне нужно было. Мне нужно было, чтобы кто-то взял, и вскрыл меня, и выскреб из банки. Ты... Джаред, ты, наверно, не поймешь, но эта банка железная, это я сам, такой, каким я стал, пока ждал тебя в твоей спальне, и готовился – вставляя себе расширители, сбривал лишние волосы с тела, и забивая подальше внутрь все свои вопросы, все обиды, все страхи. Ты приходил, и я... я испытывал такое облегчение. Я теперь и не уверен, что кончал не от того, что люблю, а от облечения, от радости, что еще нужен. Это...ммм. – Дженсен застонал, закрыл лицо руками, но все-таки продолжил, – Это такое унижение, когда понимаешь. Дан, она помогла понять, во что я превратился. Нет, ты не при чем, Джаред, это я сам, вот, погоди, послушай, я говорил... разговаривал как-то с сестрой по скайпу, она спрашивала, подожди, не перебивай! Она спрашивала, почему я грустный, и наверное, потому что скоро приедет Дан, а я ответил – я беспокоюсь о своей судьбе. Как-то так. Мол, когда она выйдет за тебя, меня выкинут на улицу, и меня не может это не тревожить. Джаред, прекрати! Я не обвиняю тебя!! Разве ты не видишь?! Я сам, я сам, своими руками превратил себя в ничтожество. Эти слова мог сказать... я не знаю, как объяснить. Мои чувства, все обесценилось, извратилось. Это уже не любовь, это попытка выжить, и страх, что будешь не нужен... Это не любовь уже, а какая-то отвратительная подмена. Приспособленчество. Дженсен надолго замолчал. Но выпить хотелось страшно, он поднялся, налил себе, выпил залпом. – Дженсен. – Подожди. Я непонятно, да? Я никак не могу дойти до Данниль, все о себе. – Я понял, не нужно. – Нет, погоди. Раз уж я начал, я закончу. Вряд ли я решусь на такое еще раз, поэтому изволь выслушать. Хотя бы в двух словах. Дан... Кроме всего прочего. Она, я думаю, она знала. Чувствовала что-то такое во мне, как доминантная самка. Можно сказать, почуяла сразу, и мгновенно загорелась. – Подожди, ты хочешь сказать... – Да. Она сразу почуяла во мне идеального саба. – Получается... – Да. Ты не мог ей дать того, что она получала от меня. Чего она подсознательно жаждала, и чего, как оказалось, хочу я. – А она не может дать тебе того, что могу дать я, – на удивление выдержанно произнес Джаред, задумчиво глядя на Дженсена. Дженсен, когда все было сказано вслух, чувствовал себя на удивление... свободно? И немного опустошенно, и еще что-то было, вроде приятного удивления – Джаред продолжал смотреть на него без отвращения. И даже, как будто с еще большим, не отпускающим, настороженным, как бы не спугнуть, вниманием. *** Джаред откашлялся и шагнул к Дженсену, который сидел, сгорбившись, на крошечной банкетке, такой несуразной. – Я тоже должен признаться. Ты сейчас сказал... если бы Дан вышла за меня, потребовала бы избавиться от тебя, ну вот. Я никогда не женился бы на ней, если бы вы невзлюбили друг друга. Я расстался бы с ней, я был готов расстаться с ней. Но не с тобой. Я до смерти боялся потерять тебя. – Я не знал, – Дженсен выглядел трогательно беззащитным, и Джареда просто принесло к нему, притащило. Дженсен встал и попятился, но Джареда вело за ним, как за магнитом. – Я никогда бы тебе не признался, даже и теперь, но ты сказал, и я тоже должен. Я боялся потерять тебя, и боюсь до сих пор. Дженсен, – Джаред как драгоценность, осторожно взял Дженсена за лицо обеими ладонями, – Дженсен. Ты не понимаешь? Я готов на все, на любые условия, лишь бы видеть тебя. Я хочу, чтобы ты был со мной. Дженсен смотрел на него, испуганный, счастливый и недоверчивый, приоткрыв рот, и Джаред потянулся к этим губам, очень надеясь, что Дженсен не отпрянет. Нет, слава богу, нет. Дженсен ответил на его поцелуй, и даже очень активно, он сжал Джареда крепко в своих сильных руках, словно боясь, что Джаред сбежит, или куда-то денется. В крошечной комнате становилось жарко, Джаред смутно пожалел, что здесь нет кровати, а потом Дженсен словно опомнился, и отпрянул, Джаред пытался поймать его губы, даже схватил за лицо, Дженсен накрыл его рот ладонью, зашептал горячечно: – Подожди, подожди, Джаред, мы же ничего... Уф... Что же нам делать? Джаред увлеченно поцеловал ладонь Дженсена, принялся вылизывать, тот легонько хлопнул его по рту: – Джаред! – Продолжим вечеринку? Пойдем напьемся? Подтвердим контракт и скажем об этом гостям? Найдем подходящую спальню? Дженсен, чего ты хочешь? Я так рад, что на все готов... – Не будем торопиться. Я имею в виду, с контрактом. Дан сделала его выгодным для себя. – А ты хочешь?.. –Условия получше. – Права на ребенка? – Да, и не только. – Дженсен, я весь твой. Ты же знаешь... – Представь себе, не знал! Но я обдумаю, как... как нам быть. – Тогда займется поисками спальни? Пока Дан развлекается с Барабосами, мы тоже найдем, чем заняться. – Да... это хорошая идея. Но контракт я брошу в огонь... Вот так. И пусть эта вечеринка будет просто вечеринкой, а серьезные вопросы мы будем решать на трезвую голову. *** Эпилог три с половиной года спустя Данниль прилетала сегодня, и Дженсен с утра готовился. Джаред, вольготно раскинувшись на огромной кровати и выставив пятую точку вверх, спал беспробудно среди подушек и простыней. Дженсен нахмурился, пытаясь поймать мимолетное, далекое воспоминание, навеваемое безмятежной картиной спящего Джареда, но в дверь спальни забарабанили маленькие кулачки: – Папа, папапапа, откой, папа! Дженсен усмехнулся, и торопливо набросив на зашевелившегося Джареда простыню, поспешил открыть дверь. В спальню вбежала белокурая, похожая на ангела девочка, с разбега влетела в объятия Дженсена, и крепко вцепившись ему в шею, спросила, едва переводя дух: – Мама пьиехала? Мама уже пьиехала, да? А почему Джайед спит? Он не поедет с нами? – Джаред не поедет, - отозвался с кровати Джаред, тщательнее заворачиваясь в простынь, и пока Дженсен целовал в щечки свое маленькое сокровище, махнул ей приветственно. ДжейДжей вертелась на руках Дженсена, и, взвинченная со вчерашнего вечера предстоящим визитом матери, безостановочно трещала: – Папа, ты не сказал, она пиехала, или нет? – Мы сейчас поедем ее встречать, милая. Позавтракаем и поедем. – А можно не завтракать? –Нельзя. Нужно непременно поесть, дорогая. Посмотри, вон, Джаред не позавтракал, и даже встать не может, нет у него сил. Джаред хрюкнул в подушку, пробормотал что-то вроде: ну конечно, все дело в завтраке. ДжейДжей тоже скептически отнеслась к его словам: – У меня хватит сил. Я сильная! Кто бы сомневался. Крошечная девочка, так похожая на ангелочка, унаследовала характер матери, и строила весь дом, ее энергии хватало на то, чтобы загонять всех - слуг, нянек, отцов бесконечными играми, расспросами-разговорами как устроен мир и почему нельзя трогать лампочку руками, и единственная, кого она слушалась беспрекословно, это была дорогая мамочка, так и не изменившая свой стиль жизни даже после замужества. Данниль продолжала жить на побережье, держала свой разросшийся бизнес в крепких железных лапках, и не собиралась ничего менять, разве что приезжала в Рейбстор чаще, чем раньше. – Ты сильная, - согласился Дженсен, вынося сокровище из спальни, - но позавтракать нужно. Если мама узнает, что ты не поела, она будет недовольна. Железный аргумент - мама будет недовольна - подействовал, как всегда, безотказно. ДжейДжей торопливо съела свои хлопья с молоком, а в аэропорту первая заметила Данниль, заверещала на весь зал: – Мама, мамамама, вон мама!!! Данниль, издали улыбаясь, и одновременно качая головой - нехорошо кричать на весь зал, ай-яй-яй - неуловимо изменилась с появлением дочери. Стала будто мягче, круглей, и даже как будто красивее, ярче. Обняла дочку, поцеловала в обе щечки: – Соскучилась по тебе, солнышко. Наобнимавшись с Джейджей, повернулась и к Дженсену. – Дженсен, - поцеловала его в губы, задержав ладонь на щеке, и улыбаясь значительно, Дженсен вспыхнул, и опустил глаза, вот зараза. Одним взглядом - раздела, обняла, общупала, и пообещала сладкого. Мягко накрыло возбуждением и сладостным предчувствием. Похоже, Данниль проголодалась. Впрочем, как и он, что скрывать. *** – Так хорошо? – Данниль натянула цепи, заставив Дженсена сильнее изогнуться. Он висел на руках, скованных за спиной, задевая пол кончиками пальцев ног, обнаженный, раскрытый, с обвязанными яйцами и с прищепками на сосках. – Дженсен, слышишь меня? Данниль шлепнула его по заднице стеком, Дженсен дернулся от обжигающей боли, сказал сквозь зубы: – Да. Хорошо. Данниль процокав каблучками, подошла спереди, и подняла его лицо, ухватив жесткой рукой за подбородок. Дженсен умоляюще смотрел на нее, такую ухоженную, с безупречным макияжем, такую жестокую и красивую. Он обливался потом, невыносимо ныли вывернутые руки, и очень хотелось почувствовать в себе этот вызывающе торчавший между ног Дан большой, фиолетовый страпон. – Плохой мальчик, – Данниль невыносимо медленно проводила перчаткой по его губам, – очень плохой. Твоя хозяйка недовольна, Дженсен. Ты должен быть наказан. – Да, – прохрипел Дженсен, содрогаясь от прошивающей его волнительной боли. – Распустился без меня. Посмотри, на кого ты стал похож. Она больно ущипнула его за плоский живот, легонько ударила по щеке: – Разжирел, как свинья. Сейчас мы будем сгонять с тебя лишнее, милый. Дженсен тяжело дышал, стараясь встать на цыпочки, чтобы на руки давило меньше, Данниль исчезла из поля зрения. Дженсен услышал грохот колес, и сцепил зубы, чтобы не застонать. Она подкатила фак-машину, понял он. Лучший тренажер для сброса мифического веса. Данниль, повернутой на своей фигуре, все время казалось, что Дженсен толстеет, его уверения, что у него такое крепкое, коренастое телосложение пролетали мимо ее ушей, она всегда ставила в пример Джареда – посмотри на него, ни грамма лишнего! Стройный, как юноша. А ты? – Я не тяну на юношу, – соглашался Дженсен, – но выгляжу вполне на свой возраст. Как взрослый мужчина. Приставив и отрегулировав «тренажер» Данниль включила его и, понаблюдав некоторое время, как Дженсен пытается приноровиться к толчкам, установила его чуть ниже. Дженсен смог поймать ритм, Данниль снова подошла к нему, и подняв его лицо, жадно поцеловала. Дженсен задыхался, обливался потом, руки невыносимо ныли, его мучительница прошептала в его широко открытый рот: – Ты кричи, Дженсен. Кричи громко, никто не услышит. Не сдерживай себя. – Пожалуйста, – Дженсена прорвало, он даже поскуливал от каждого толчка жестокой машины, – развяжи... яйца ноют, сейчас умру. Умоляю, дай мне кончить. Пожалуйста, Дан! Данниль ухмыльнулась, помада на ее губах стала бледнее, потеряла резкий контур и осознание, что сейчас его рот весь в этой алой помаде заставило Дженсена заскулить от невыносимо острого приступа возбуждения. – Нет, дорогой. Ты был плохим мальчиком. Ты не заслужил еще. И ушла, неторопливо помахивая стеком. Бум-бум, бум, бум, невыносимые толчки, невыносимая, адская боль, еще более невыносимое возбуждение, еще немного, и он бы лопнул, разрываемый на части, Дан откуда-то появилась, наконец! Вынырнула из темноты, обступившей его, она всегда знала, до самой последней секунды его предел. Раз – откатила машину, два – одним движением развязала ремешки на набрякших яйцах и члене, три – опустила цепи, и одного ее прикосновения к члену было достаточно, чтобы Дженсен кончил, с криком, теряя сознание и падая, падая куда-то далеко вниз. Они только начали, а он уже был весь выдоен, и расслаблен, и вывернут наизнанку, стонал еле слышно, ловя ее руку: – Дан... – Да, мой сладкий. А сейчас мы отдохнем, и встанем раком, пошире расставим ноги. Чтобы ты получил свой любимый хуй, синенький, с прожилочками, выебу тебя до самого желудка, сладенький. От новой волны вожделения его выгнуло на полу, она довольно рассмеялась. Дженсен проговорил слабо: – Я не смогу. – Сможешь. Сможешь, дорогой. Ты уже почти готов, посмотри на себя, он уже поднимается, твой красавчик. Дай, я ему помогу... Она опрокинула его на спину, и, устроившись между ног, втянула его член в себя с чмоком, Дженсен вскрикнул от мощного, прошившего позвоночник удовольствия. Он думал искренне, что не сможет еще что-то вынести, Данниль всегда будто проверяла его на прочность. Неутомимая, злая в любви, жесткая, но иногда вдруг стекала по нему сладким сиропом, обвивала мягкой кошечкой давай, ну давай же, ты сможешь, и Дженсен – вставал на колени, и она трахала его своим любимым фиолетовым страпоном, пока он не начинал орать, а потом валился на пол, сотрясаемый оргазменными судорогами. Она скакала на нем, выдаивая его член, и не позволяя прикоснуться к груди, она связывала его и снова трахала собой, ему в зад вставив вибратор – это были незабываемые ощущения. Она могла так вытрахать его, что Дженсен засыпал без задних ног, прямо в комнате игр, и не чуял, как Джаред выносил его оттуда, беззлобно ворча на ненасытную Дан. Но в этот раз не дошло до такого, Данниль на удивление быстро насытилась, и играла с дремавшим, связанным, с повязкой на глазах Дженсеном – угадай, какой палец. Подносила к его губам пальчик, он лениво целовал, говорил – средний, нет, безымянный. Когда угадывал, Данниль гладила его член, теребила яички, и Дженсен довольно стонал. Не угадывал – она легонько хлопала его по губам. Дженсен услышал его шаги сразу, растерянно произнес: – Джаред?.. Данниль сжала его яички, и Дженсен охнул, она тут же погладила его покаянно, и сказала: – Ты что-то рано. – Я где-то уже это слышал, – мягко отозвался Джаред, и кровать прогнулась под его телом, – ты не против?.. Джаред редко приходил в игровую Данниль, чаще они втроем встречались на территории Дженсена. Но иногда бывало и такое. Дженсен не видел, что там происходит, его не ласкали больше, не трогали, он почувствовал себя покинутым. Совсем рядом Данниль запыхавшимся, немного изменившимся голосом произнесла: – ... совсем нет. Ты хочешь?.. Снова молчание, потом Дженсен почувствовал, как знакомые сильные руки поворачивают его бережно на бок, разминают затекшие запястья. – Да, – Джаред сказал Данниль, и обратился к Дженсену озабоченно: – не больно? – Нет, – прошептал Дженсен, глупо улыбаясь, его зажимали с двух сторон, устраивались тесно, близко, так хорошо. Данниль, мягкая, с круглой грудью, прижималась к его животу, притиралась, обхватив ногами за пояс, насаживалась на член и целовалась взасос, не давая дышать. Джаред осторожно входил в него сзади, целуя ему плечи, шепча что-то, Дженсен не слышал. Было тесно, тесно, жарко тесно, так хорошо и туго, и внутри, и со всех сторон, мучительное наслаждение, легкие разрывало от недостатка воздуха, он застонал, почти умирая, и Данниль выпустила его рот, дала глотнуть спасительного воздуха. И снова запечатала его, он содрогался между ними, между двумя телами, размазывающими его. Он долбился в Данниль, и сзади с таким же усердием вбивался в него Джаред, снова нечем было дышать, нечем, нечем, он почти умер, когда в легкие хлынул снова воздух, опьяняя его, Дженсен прохрипел: – Еще, Джаред, еще... Данниль сжимала его член мучительно сладко, и совсем немного оставалось до конца, но Данниль вдруг отстранилась, и хрипло, огрубевшим голосом приказала: – Меняемся. Джаред помедлил, и оставил его, Дженсен аж застонал от обиды, его оставили, бросили, опустошенного, одного, почти перед самым сладким концом, что, блядь? Что они... Сзади притерлась к нему мягкая грудь Дан, Дженсен растерялся на мгновение, но сразу почувствовал, как она неумолимо втискивает в него страпон и потянулся навстречу игрушке, насадился на нее, стиснув зубы. Хотелось неимоверно кончить, кончитькончить, скорее! Дженсен почувствовал сильный толчок, и сдавленный вскрик Данниль – да, Джаред! Потом еще мощный толчок, еще, Дженсен понял, заводясь мгновенно, ярко и в штопор – что Джаред их ебет, их обоих, трахает его, Дженсена, Даннилью, его захлестнуло возбуждением – он яростно насаживался на страпон Данниль и шептал следом за ней – да, Джаред. Еще, Джаред. Еще, пожалуйста, совсем чуть-чуть. Финал был ослепительно мощным, Дженсена разрывало на кусочки, он почти плакал, кончая, господи, как хорошо. Как это было прекрасно. конец