Alea jacta est

Полдень. До назначенного времени еще девять часов. Целых девять часов. Ожидание пахнет вечностью, вперемешку с запахом гнилых овощей. Старый рынок Спиталфилдс вообще наполнен тысячей ароматов: выпечка, свежая зелень и заветренное мясо, прокисшее молоко и связки сомнительной на вид колбасы, которая, весьма вероятно, бегала еще неделю назад по улицам Лондона. Небо затянуто низкими тучами, дождь идет уже много дней. Туман завис над Уайтчепелом: непогода загнала людей внутрь своих полуразвалившихся домишек, из окон которых то и дело слышатся шум и пьяная ругань. Девять часов. Джейкоб Фрай думает, что время заржавело под этим дождем. — Цветы, цветы, покупайте цветы! Эй, сэр! Купите цветочек для своей дамы! Взгляд, брошенный из-под полей цилиндра, заставляет торговку шарахнуться вглубь прилавка. Женщина суеверно крестится, замаранные, покрытые мозолями руки мелькают на сером видавшем виды фартуке. Джейкоба тошнит. Когда он выбирается из людской толчеи на улицу, дождь начинает лить еще сильнее. Плащ, давно промокший насквозь, липнет к телу, до раздражения громко бьет полами по лодыжкам при каждом шаге. Вода стекает по цилиндру за воротник, заставляя кожу покрываться мурашками: тысячи мелких тварей бегают по ней, словно насекомые, от чего хочется расчесать тело в кровь. Лишь бы избавиться от этого ощущения грязи. Лишь бы забыть о принятом решении. Хотя бы на миг. — Меня пригласил на ужин Максвелл Рот. — Не ходи. — Не пойду. Решение. Разрешение. Вердикт. Намерение. Уступка. Приговор. Раньше Джейкоб Фрай не искал оправдания своим поступкам и никогда не жалел о содеянном. Легкая жизнь, вопреки всем законам Братства, интуиция и импульс. Идиотская улыбка в ответ на ругань сестры и блаженная пустота в голове, если дело касается чего-то по-настоящему серьезного. Он всегда считал, что случится лишь то, что должно случиться. И никак иначе. А самое главное, что всегда можно избежать ответственности за свои поступки. Ведь если он совершит ошибку, если оступится, понадеявшись на удачу, придут те, кто все исправит. Да, это единственное правило, в которое он верил всю свою жизнь. До недавнего времени. Колокола бьют на Сент-Мери, сминая непривычную тишину города, как лист бумаги. Кажется, будто каждый камень в кладке домов передает звук все дальше и дальше туда, где под черепичной крышей Альгамбры готовится представление, финалом которого будет человеческая смерть. — Не ходи. — Не пойду. Джейкоб Фрай поднимает воротник плаща, впечатывая каждый шаг в размытую дождем мостовую. Сегодня он впервые принял решение сам. Он идет убивать. ____ Спустя еще два часа бесцельных шатаний по городу, Джейкоб сидит в трактире недалеко от станции Ватерлоо. Сегодня здесь пусто: всего пара человек в зале, да хозяин за стойкой бара. От нечего делать он уже в который раз протирает грязным полотенцем стаканы. На нем синяя рубаха и черный потертый жилет. А еще у него щегольские маленькие усики, совершенно не идущие к его грубой обветренной физиономии. Куда лучше они подходят тому, у кого темные волосы аккуратно зачесаны назад, а правую щеку уродует длинный, неправильной формы шрам. С каждой минутой этот факт раздражает Джейкоба все больше и больше. Однако, здесь хотя бы тепло. Джейкоб заставляет себя усмехнуться и ему кажется, что губы треснут, разойдутся по шву, обнажая кровоточащие мышцы и челюсть. Ему вдруг хочется, чтобы так произошло на самом деле, чтобы в глазах потемнело, и на язык закапала соленая металлическая влага. Ему хочется отключиться. Тогда все закончится. На какое-то время он не будет вспоминать об Альгамбре и ее владельце. Но надолго ли? Как снова научить себя не думать? В его голове откуда-то взялась чертова тысяча мыслей и идей и все, как одна совершенно безумные. Кажется, он действительно сходит с ума. Двое мужчин за соседним столиком громко смеются. Непонятно, что они делают здесь в разгар рабочего дня. — Моя, значит, орала вчера, оглашенная, чтобы я нашел работу. — А ты? — А что я? Поколотил стерву, чтобы пасть захлопнула. Будет она мне указывать. Лентяи, пропивающие последний пенни, жены которых вынуждены зарабатывать своим телом на ночных улицах, чтобы прокормить семью. Джейкоб Фрай ненавидит подобных. Он не понимает, как в мире способны рождаться подобные чудовища и, если бы это было возможно, он резал бы их и им подобных без суда и следствия. Он снова смотрит на равнодушного хозяина таверны, который совсем не похож на того, что еще вчера отдал ему приказ взорвать очередное логово Старрика вместе с десятком невинных детей. Ему хочется стереть с чужого лица это паршивое безразличие. Джейкоб делает глоток дешевого вонючего пива и с грохотом ставит кружку на стол. Затем нарочито медленно вытаскивает из кармана два метательных ножа и с наслаждением вбивает их в столешницу. Будущее предопределено и он доведет дело до конца. А потом будет жить дальше. Когда Джейкоб Фрай выходит из таверны, в его спину направлены три пары глаз. Все они смотрят на него с ужасом. ____ К вечеру дождь заканчивается. Ветра совсем нет, Темза сытым удавом обвивает Лондон. В тумане помаргивают огоньки фонарей на мосту Блэкфрайарз. За спиной остались заводы и трубы Саутуарка, черный дым которых почти не виден на фоне темного неба. По правую руку возвышается махина Кэннон Стрит, похожая на огромную стеклянную шкатулку. Гудок. Со станции отошел поезд. Джейкоб отворачивается, потому что с недавних пор он недолюбливает поезда. С них-то все и началось. Предложение, от которого он не смог отказаться, слова, столь похожие на те, которые говорил он сам. Рукопожатие, от которого кровь застыла в жилах, мешаясь с восторгом и чувством смертельной опасности. Максвелл Рот умел убеждать. Он подарил ему свободу, которую не могла разделить с ним даже сестра. Но даже у свободы есть свой предел. Теперь Джейкоб знает это. «Что бы ты сказала, Иви, узнай, где я проводил время в последнюю неделю? С кем? Я вижу, как твои синие глаза вспыхивают яростью, и ты кричишь, что я безрассудный кретин и, что отец был бы мной разочарован. От твоего визга хочется закрыть уши руками, но я ни за что бы этого не сделал, когда ты зла, потому что твоя трость не преминет пройтись по моему лицу. Я всегда готов к этому, Иви. Я знаю каждую из твоих уловок, моя непогрешимая сестра. Знаю твою неискоренимую тягу защитить меня, хочу я того или нет». — Не ходи. — Не пойду. Ты не уберегла меня. — Мистер Фрай, сэр! — Кларенс с шумом тормозит у обочины, лошади всхрапывают, закусывая удила. С облучка улыбается молодой парнишка в зеленом пиджаке и кепке набекрень. — Вас подвезти? Джейкоб кивает и молча запрыгивает в экипаж. Пора. — Куда прикажете, сэр? — Веснушчатая физиономия «грачонка» с любопытством смотрит на хозяина сквозь переднее стекло. — Театр Альгамбра. — Джейкоб Фрай снимает цилиндр и кладет его на обтянутое кожей сиденье. — Не гони. Я не спешу. ____ Альгамбра светится в ночи, словно новогодняя елка. У дверей толпа народа, в глазах пестрит от многообразия платьев и вычурных масок. Джейкоб Фрай стискивает кулаки, силясь унять дрожь в пальцах. Когда он убивает двух охранников у черного входа, забирая у одного из них маску, легче не становится. Адреналин взвинчивает нервы до предела, грозясь лишить его остатков здравого смысла, так необходимых в эту минуту. Здесь, сейчас, отчаянно не хочется таиться, потому что кажется, будто это нечестно по отношению к Роту. Джейкоб поправляет на лице маску и идет через парадный вход. Представление начинается. Охрана не трогает Фрая, а он не верит, что Висельники не узнают его. Это уже не театральное представление. Это цирк, буффонада, придуманная Ротом для… «Черт бы тебя побрал, Максвелл! Что ты пытаешься мне доказать?!» Капельдинер, незнакомая темноволосая дама, ведет его вместе с толпой остальных гостей внутрь Альгамбры. Ленты на ее платье покачиваются в такт шагам, и Джейкоб заворожено следит за их движением. Каждый шаг приближает его к цели. Максвелл знает, что он хочет его убить. Максвелл ждет. ____ Гул человеческих голосов отвлекает, мешает сосредоточиться. Светская беседа, последние сплетни, чопорные разговоры о политике. В дальнем углу фойе кто-то грязно ругается на кокни, и витиеватости выражений позавидовал бы портовый грузчик. Надо же! В Альгамбре находится место даже простолюдинам. Джейкоб стремительно поднимается в амфитеатр и ныряет в аванложу, тихо прикрывая за собой дверь. Он ждет следующего акта. Когда со сцены раздается голос Рота, ноги становятся ватными, и Джейкоб на секунду приваливается к стене, чтобы успокоить сбившееся дыхание. На какое-то мгновение он почти решает сбежать: рассказать все Иви, и пусть она сама разбирается здесь. Он согласен на ее крики, на лекции о кредо и о Братстве. Он даже готов уехать в Кроули, оставив Лондон заботам до икоты правильного Генри Грина. Лишь бы не… — Сегодняшнее шоу посвящается одному человеку, который очень дорог моему сердцу. Джейкоб, друг мой, этот вечер для вас. В звучном голосе десятки оттенков и интонаций. Издевка, вызов, фантастическое самодовольство. Грусть? .. Фат и лицедей, Максвелл Рот виртуозно играет на нервах Джейкоба, словно знает его целую вечность. А может, он просто хорошо знает себя? Они похожи, вечные бунтари, живущие лишь сегодняшним днем. Разница в возрасте не имеет значения. Оба они хотят иной жизни, отличной от нынешней реальности. Рот мог бы стать его союзником, опорой в борьбе против тирании Старрика. Еще никогда Джейкоб не испытывал такой сильной душевной боли от осознания упущенной возможности. От осознания, что не может изменить человека, чтобы сделать его лучше. Иви Фрай может гордиться братом. Сегодня его мысли мало отличаются от ее собственных. — А вот и доброволец! Поаплодируем этому смельчаку! Зал взрывается бурными аплодисментами, публика ликует, требуя зрелища. Опьяненные происходящим гости даже не осознают, что все, что сейчас происходит — по-настоящему. Туман на сцене рассеивается, и Джейкоб видит двух человек. Один из них Висельник. Другой? Одному богу известно, как сюда попал этот бедняга, на которого теперь направлено дуло пистолета. Выстрел. Эхо прокатывается по театру, болезненно отдаваясь в самое нутро, разом превращая все эмоции в почти неконтролируемую панику. Выстрел. Выстрел. Выстрел. Безымянный реквизит Максвелла Рота падает на землю, конвульсивно дергаясь на забрызганном кровью полу. — Ну что? Принципы пошатнулись? Джейкоб сжимает кулаки. Отворачивается от сцены и быстро идет вдоль балконов, зорко осматривая все вокруг. «Где ты?» ____ С каждой минутой Альгамбра погружается в хаос все больше и больше. Мизансцены сменяют одна другую. Все они мастерски поставлены: в ложах, на балконах, на лестницах. Каждый человек играет свою роль, даже если сам этого не подозревает. Вдоль кресел, обтянутых алым бархатом, расхаживают двойники Рота: золотые маски и дорогие сюртуки на худощавых фигурах. Но Джейкоб знает, что это маскарад. Максвелл играет с ним, дразнит, намеренно распаляя в нем азарт ищейки. Публика беснуется, свешиваясь с балконов. В воздухе пахнет шампанским, сигарным дымом и острым, ни с чем несравнимым желанием убивать. Кто кого, Рот? Скрытый клинок на ходу входит в печень очередной фальшивке. Джейкоб подхватывает стонущего человека, усаживает на ближайшее кресло и, не оглядываясь, идет дальше. Это уже третий. Сколько еще? — Охота поглощает. Ты видишь только жертву. Кредо забыто, ты жаждешь крови! За сценой истошно орет человек. Его заперли в каморке, и охраняют целых три Висельника. Зачем? Несколько секунд и охрана оседает на пол. Ярость стучит в висках, по телу прокатывают волны дрожи. Спасенный неловко отталкивает Джейкоба и глуповато улыбается, нисколько не заботясь о том, что на полу лежит три трупа. Он будто только и ждал его, специально кричал так, словно ему вспарывали живот. Потому что сейчас в его круглых серых глазах нет ни капли страха. — Кто ты? — Шепчет Джейкоб. Хмурит брови в поисках смысла. Хотя бы какого-то смысла в этом безумии. — Колосники! — Загадочно взвизгивает человек и медленно, словно марионетка направляется прочь из комнаты. На пороге он останавливается и заговорщицки подмигивает ему. — Я сейчас опущу колосники! Фрай на негнущихся ногах выходит следом, сворачивая в один из служебных коридоров, по которому вновь поднимается в амфитеатр. Лабиринт Альгамбры, будто живое существо направляет его к целям. Словно сами стены театра хотят этого представления, этой вымученной трагедии о триумфе добра и низвержении зла. Джейкоб Фрай не чувствует себя триумфатором. Но, пожалуй, как никогда он чувствует себя по-настоящему живым. В амфитеатре его встречает очередная золотая маска. Джейкоб хватает человека за горло и одним мощным движением вбивает его в стену, чувствуя, как ломаются под пальцами позвонки. «Лже — Рот» хрипит и судорожно дергается в его руках, выбивая на блестящем паркете предсмертную чечетку. — Как натурально! Как новаторски! — Смеется молоденькая девушка, стоящая совсем рядом. — Мама! Здесь даже в зале актеры! Джейкоб с рыком отбрасывает от себя обмякшее тело. Все вокруг сошли с ума. Спятили, слетели с катушек! И сейчас он находится в самом центре этого психоза, ожидая финала. Потому что дальше так не может продолжаться. — Рот!!! Покажись!!! И Максвелл смеется ему в ответ. Смех раздается из каждого угла, из каждого рта, обволакивая Джейкоба Фрая со всех сторон, не давая вздохнуть. Боже, дай ему сил пережить эту ночь. — Надеюсь, всем вам понравилось наше шоу, леди и джентльмены? Мне понравилось. — Максвелл выбегает на сцену, сбрасывая маску. — И перед последним актом я хотел бы с жаром поблагодарить всех вас за то, что вы пришли на этот праздник жизни…и смерти! Он вскидывает над головой бокал, расплескивая вино, а в это время за его спиной появляется несколько Висельников с горящими факелами. Толпа неуверенно затихает, гадая, что будет дальше. На обращенных к сцене лицах выражения алчного любопытства. — Добавьте жару! — Кричит Рот. И Альгамбра превращается в ад. ____ — Ваш ход, Джейкоб, друг мой! Максвелл хохочет, как одержимый, а вокруг него разгорается пламя. Огонь с ураганной скоростью охватывает весь театр, голодным зверем пожирая все, что стоит у него на пути. Публика на секунду замирает, не понимая, что произошло, но почти сразу же приходит в себя. Вопли наполняют стены Альгамбры, и люди в панике начинают бежать к выходу. Кто-то падает и так и остается лежать на месте, растоптанный десятками ног. Одуревшая от страха толпа не знает жалости, ведомая лишь одним желанием: остаться в живых. В давке мелькают разорванные платья и шляпки, сломанные маски, в один момент ставшие ненужным мусором, усеивают пол. — Этот финал для нас! — Безумствует на сцене Рот. Будто нет этого огненного ада, трупов людей на полу и черных клубов дыма. Есть только они вдвоем. Джейкоб срывается с места, отдаваясь во власть рефлексов. Прыжок, перекат через ряды тлеющих кресел. Огонь обжигает руки, но Фрай почти не чувствует боли. Истина складывается в его голове, как разбитый витраж, собранный по кусочкам: каждый шаг, каждое движение. Каждое слово. Балкон, бельэтаж, золоченые, покрытые копотью перила. Дыхание перехватывает от головокружительного прыжка и на мгновение Джейкобу кажется, что он сорвется, пытаясь ухватиться за деревянные поручни колосников. Он не срывается. Подтягивается на руках, в бессилии падая на грубые, пахнущие купоросом доски. Сердце колотится о ребра, отсчитывает секунды до финала. Максвелл рядом. Осталось лишь протянуть руку и… Джейкоб перерубает веревку с грузом и серый мешок с песком послушно падает вниз. Фрай перекатывается, встает на колени, смотрит на то, как другой конец веревки змеей обвивается вокруг ноги Рота, дергая его тело вверх. Абсурдность происходящего близка к совершенству. Кажется, что даже эта сцена безупречно отточена Максвеллом на сотне несуществующих репетиций: крик, оборвавшийся на полуслове, нога, находящаяся точно в проклятой петле, беспомощные взмахи руками. Так птица пытается взлететь с подбитым крылом. Трагикомедия. Ложь. И только льдистые глаза Рота остаются правдой: все кончено. Истина находит Джейкоба на острие скрытого клинка, всаженного в шею теперь уже бывшего владельца Альгамбры. Он может поклясться, что не помнит, как он нанес свой последний удар, да и важно ли теперь это? Все кончено. — Зачем ты это сделал? Зачем, скажи?! Он не знает, что он ждет в ответ на этот вопрос. Кровь заливает его пальцы, растекаясь под Ротом неправдоподобно огромной лужей. Реальность затягивает туманом, нет, скорее ослепительным белым светом, режущим глаза. Джейкоб запрещает себе моргать, вслушивается, пытаясь понять, услышать, что говорит умирающий на его руках безумец, фальшивый друг и случайный наставник. Слушает и не понимает ни слова. Зачем, зачем, зачем?! Ведь причина есть и она очень проста. Стекленеющий взгляд Рота на мгновение становится совершенно осмысленным. Будто смерть отступила в ужасе, не решаясь забрать мятежную душу. Максвелл дергается вперед и с силой прижимается к губам Джейкоба. Губы обжигает огнем — рваная рана, присыпанная черным перцем. Жар испепеляет Джейкоба насквозь, превращает легкие в ошметки. Наверное, он больше никогда не сможет дышать. Максвелл отталкивает Фрая, улыбается испачканным кровью ртом. И на последнем рваном выдохе отвечает: — Потому что могу. Голова падает на дощатый пол, затихают последние конвульсии тела, превращая человека в сломанный манекен. Колосники занимаются пламенем, грозясь вот-вот оборваться, погребя под обломками сцены то, что осталось от Максвелла Рота. Джейкоб Фрай поднимается, слепо всматриваясь в преисподнюю Альгамбры. — Что за ночь, друг мой. — Говорит он и не узнает собственный голос. — Сюжет для легенды. ____ Холодно. Осенний ветер едва слышно шелестит бумагами на столе. В вагоне темно и пусто, лишь ложка позвякивает в чашке в такт колесному перестуку. За окнами занимается рассвет: хмурое небо светлеет на горизонте, там где в тумане едва-едва угадываются очертания Ламбетского моста. Джейкоб всматривается в обступивший его мрак, пытается различить знакомые предметы. Массивный железный сейф, комод под завязку набитый топографическими картами, книжная полка. Он дома. Он победил. Джейкоб прячет лицо в ладонях, вжимаясь в твердую спинку кушетки. Что означает эта победа? Фраю кажется, что в его груди, рядом с тем местом, где обитает душа, поселилось что-то, чему он не может и не хочет давать названия. Черная боль пронзает тело при каждом движении, ниточками опутывая вены. Будто сама сгоревшая Альгамбра вгрызлась в него зубами, втянулась внутрь, признав в нем нового владельца. Джейкоба трясет от безумных мыслей, он до крови кусает губы, сдерживая крик. Он плачет впервые с того дня как умер отец. — Джейкоб… Прохладная ладошка касается его лба. Фрай вздрагивает, инстинктивно пытаясь отодвинуться, скрыться, сбежать. Чтобы все стало как раньше. Но как раньше не будет уже никогда. Иви молчит. Просто сидит рядом, воплощение заботы и понимания. Впервые Джейкоб благодарен ей за то, что она — такая. Тишина убаюкивает его, высыхают слезы. Мысли замедляют свой бег, становясь ясными, почти осязаемыми. Раньше Джейкоб Фрай не искал оправдания своим поступкам и никогда не жалел о содеянном. Легкая жизнь, вопреки всем законам Братства, интуиция и импульс. Он всегда считал, что случится лишь то, что должно случиться. И никак иначе. Сегодня он впервые принял решение сам. Он изменился. — Прости меня. — Шепчет Джейкоб, вглядываясь в глаза сестры. Иви недоверчиво хмурит темные брови. — Джейкоб. — Тихо спрашивает она. — Что случилось? — Меня пригласил на ужин Максвелл Рот. — Не ходи. Солнце встает над Лондоном, пробиваются сквозь пелену облаков длинные золотые лучи. Ветер играет с волосами Иви, синие глаза смотрят на Джейкоба со смесью испуга и любопытства. — Не пойду. — Отвечает он. — Больше никогда не пойду. — Да? — Девушка морщит нос. — Почему это? Джейкоб улыбается. — Потому что могу.