Different night

      Время близилось к двум часам ночи. Могилёв медленно плелся по замудренным коридорам ГлавКино, вертя в руках парой мандаринок. Рудник, шутник Вся Проекта, угостил долей «рыжих» витамин. «У тебя ж в жизни так мало солнца» - усмехался Гарик. Действительно, в последнее время мало. Огромная усталость вперемешку с недосыпом сказывалась на организме молодого хореографа. Уставал Могилёв намного быстрее, а работы было в два раза больше. Он уже собирался повернуть к выходу, как услышал знакомые ноты в стороне репетиционных залов. Поехать домой или все-таки посмотреть, кто ставит под эту песню? Тяжело вздохнув, Саша побрел к источнику звука. Что он теряет? Просто заглянет в зал и узнает что, да кто.       По мере приближения стало понятно, что музыка доносится из зала Егора. В зале Миги были слышны только отдаленные голоса. Вроде Карпен с Катей. Сославшись на то, что ребятам сейчас не до него (Они же заняты более важным делом, ведь так?), Могилёв направился уже к родному залу Дружинина. Музыка не утихала. Она, кажись, стояла на повторе у того, кто так усердно танцевал. Такая нежная, волнующая и резко вспыхивающая композиция. Собственно, как и сам Могилёв. Он как оголенный провод: мог вспыхнуть от переизбытка эмоций и напряжения.       Дойдя до зала, Саша, как пятнадцатилетний подросток, приоткрыл дверь и стал наблюдать за картиной, происходящей в зале. Так вот кто танцует под его любимую песню. Это же Лорик. Его маленькая Лариска порхала по залу, выгибаясь и шагая в такт замечательной мелодии. Находясь одна в таком огромном зале, она казалась ему еще менее хрупкой и маленькой. Могилёва эта картина явно умиляла. Он осторожно вошел в зал, дабы не напугать Полунину, однако присутствие партнера она заметила сразу же. Быстро убавив громкость, Лариса развернулась лицом к нему. - Господин Могилёв, - улыбка до ушей. – Почему еще не дома? - У меня такой же вопрос к вам, сударыня, - шутливо отвесив поклон, Саша чуть ближе подошел к девушке. - Просто песня такая, как мы с тобой, ну, то есть, - она мечтательно прикрыла глаза. – Ее описать даже трудно, Саш! – Лариса стала кружиться по залу, улавливая ритм музыки. Могилёв, улыбнувшись и покачав головой, взял пульты, прибавил громкость, убавил яркость освещения, оставив только подсветки (наконец-то нашли им применение!), и направился к девушке. - Понимаешь, Саш, - она внимательно заглянула ему в глаза. - Tell me what made you love. Just the way you do, It's the purest touch. And I wanted it too, But it seems this world won't let it be, - Могилёв тихо поет в такт припеву любимой группы, а на лице партнерши расцветает улыбка. Такая добрая, очень уставшая, но искренняя. Они кружатся по залу, выполняя уже такие знакомые поддержки, родные движения и прикосновения. Она доверяет ему всю себя, без остатка и всегда уверена, что Саша не позволит ей упасть. Он упадет сам, но Ларису удержит. Это как закономерность. Так было, есть и будет. Могилёв аккуратно проводит рукой по ее нежной коже, слегка задерживаясь большим пальцем на губах. Такое обыденное прикосновение, но каждый раз, как первый. А Полунина нежно улыбается, так по-домашнему, по-обычному, как всегда делает это для него, и от этой щемящей нежности хочется мурчать, словно кот, объевшийся сметаны. Саша целует ее легко, почти невесомо, начиная от левого виска, медленно продвигаясь к шее и ключицам. Он знает, что Лариса любит по нарастающей. Сначала легко, осторожно, а потом уже более требовательно и влажно, крича о том, что она принадлежит только ему. Вся, без остатка. - Саш, - ее хватает только на то, чтобы выдохнуть его имя. А большего и не надо. Он все понимает. Оставляет легкий поцелуй на губах и смотрит теплым взглядом. – Поехали домой, - она прижимается к нему запредельно близко. – Я хочу горячий шоколад, теплый плед у нашего камина и нежного тебя, - Могилёв, что есть мочи, улыбается и целомудренно целует в лоб. - Наконец-то мы едем домой, - он отпускает Полунину, помогает собрать вещи и, закрывая дверь зала, думает о том, что «рыжие» витаминки Рудника ему больше ни к чему.