Сожженная заживо

Алесса медленно приходила в себя, все тело болело, словно ее долго и с упоением избивали ногами, а потом еще и камнями в придачу закидывали. Перед ее глазами все расплывалось, словно в холодном тумане, мысли текли медленно как тягучий кисель. До слуха доносился какой-то раздражающий шум, но она никак не могла разобрать, что же это такое. Внезапно темноволосая девушка зашлась в кашле и почувствовала как по подбородку стекла холодная капля, а во рту остался металлический больно-знакомый привкус. Ее легкие сразу сдавило обжигающей болью, в глазах потемнело, и девушка, сразу, каким-то чутьем поняла, что пару ребер сломано, и именно поэтому каждый вздох отдается ноющей болью в груди. - Что, уже очнулась? Ну, значит, можно начинать, – послышался поблизости чужой холодный голос. Алесса медленно повернула голову в сторону голоса и моргнула пару раз, словно пытаясь избавиться от тумана в голове. Чувства и осознание возвращались к ней медленно, но уже сейчас она знала, что руки и ноги ее связаны и стоит она, крепко привязанная к какому-то столбу. Наконец-то в глазах ее прояснилось, боль в голове чуть притупилась, и Алесса смогла разглядеть окружавших ее людей. Все были на небольшом удалении от не очень высокого постамента, на котором она и находилась. Все эти люди, словно коршуны, собрались ровным кругом возле ее места казни, их было довольно много и все выглядели в чем-то похожими друг на друга. То ли холодными взглядами с искрой колючего любопытства и больного интереса, которыми они обводили ее связанную фигуру, то ли странными черными плащами, скрывавшими их фигуры. В глазах окруживших ее людей плескалось что-то неприятное, жестокое, холодное. Мерцание чужих глаз казалось лихорадочным, словно они в нетерпении жаждали увидеть какое-то особо занимательное зрелище. Особо интересное шоу с единственным участником. Глаза юной черноволосой девушки расширились от ужаса и от осознания. Она вспомнила, как… и почему попала сюда. Видно хорошо ее по голове приложили. Алесса нервно сглотнула, сохранять выдержку было очень тяжело, паника медленно, но верно подбиралась к ее сердцу холодными клешнями. Она знала, что ее ждет. И она знала, что все ее мольбы не будут услышаны. Это только позабавит этих извращенных умом… тварей. По-другому их язык не поворачивался назвать. Нет, она не станет их умолять. Она не доставит им такого удовольствия. Взгляд девушки скользнул по толпе и застыл на фигуре матери. Ее мать отстранено и безучастно смотрела на то, что происходит. За руки, безвольно повисшую женщину держало двое сильных мужчин, не давая подбежать к дочери и натворить, по их мнению, «всяких глупостей». Алесса знала, что сейчас ее мать винит во всем себя. А вот винила ли ее Алесса? Нет, матушка была богом для нее. Она не могла возненавидеть ее… Но это не означает, что она ее простит. Нет, она любит ее больше жизни, но не простит. Это было всего лишь глупой ошибкой, минутой слабости… Но цена ее оказалась слишком дорога. Алесса не была святой. Но и не была демоном. Пока что. Жар уже подступал к ее ногам, а девушка все так же смотрела в глаза матери. Алессу не волновало то, что говорили другие, пусть наслаждаются ее агонией, пусть смеются, пусть тычут пальцем в нее, как в прокаженную, пусть они полностью уверены в своей правоте. Она для них – зло. Черное пятно на их вере. Которое нужно стереть «очищающим огнем». «Но огонь не очищает, он лишь коптит до черна и оставляет шрамы, которые никогда не затянутся», - с горькой кривой усмешкой подумала девушка и почувствовала обжигающие языки огня, уже охватившие ее ноги и поднимающиеся все выше. Безумный крик все-таки срывается с губ Алессы и она воет, рычит как обезумевший загнанный зверь от раскаленной до красна боли, но огонь не внемлет ее молитвам, он лишь безучастно и жадно продолжает свою трапезу. В теле человека много воды и потому даже такой огонь не в силах сжечь его быстро. Нет, ее тело и разум дергается в агонии, сводя с ума, и она знает, что это будет продолжаться еще очень долго. Почти целую вечность. А сколько пройдет времени для наблюдателей сей уродливой сцены? Сколько пройдет времени для палача? А сколько для ее матери? Она уже сошла с ума. Это не люди стоят сейчас и смотрят с упоением как она заживо горит, нет, это монстры, самые настоящие уродливые монстры, натянувшие на себя человеческую кожу, словно сошедшие с ее рисунков и ее оживших кошмаров. Отвратительный запах горелой плоти врывается в ее же легкие. Слезы текут по щекам Алессы, не переставая, она просто захлебывается от них, но эти слезы не в силах потушить голодный огонь. Влага почти сразу испаряется на ее коже. Огонь еще не добрался до лица. Но это ненадолго. Ее легкие горят огнем, дышать так больно, кричать еще больнее, это нисколько не ослабляет ее страданий, да она уже и не может кричать, голос сорвался и девушка может только хрипеть, жадно глотая тут же раскаляющийся и слишком горячий для нее воздух, опять приносящий только боль. Одна только дикая нечеловеческая боль. Как же она жаждет, чтобы эта пытка уже закончилась! Может этот огонь смилостивится над ней и просто выжжет ей сердце, сразу. В конце концов, надеяться на жалость монстров-людей было слишком безнадежно и глупо. Но надежда и остальные чувства и мысли довольно быстро также поглощаются нестерпимым жаром огня. И остается только одно, очень отчетливое чувство - ненависть к этим чудовищам, распространяющаяся по всему ее телу вместе с ударами сердца, по раскаленным жилам, словно горячей лавой. Они должны умереть в такой же агонии, как и она. Нет, они должны страдать еще сильнее! Они должны умирать в муках и безумии целую вечность!!! Ненависть плескается в ней, заполняя всю ее суть, до самых краев. Ненависть чистая, незамутненная, черная и глубокая как самая древняя тьма. Алесса взывает об отмщении всей своей покалеченной истерзанной душой – и ее мольбы на этот раз услышаны. И уже не так важно кем. Ей уже все равно. Ей нечего терять. И Алесса готова на все, чтобы увидеть, как эти твари горят в бесконечном жернове ада, пусть даже и вместе с ней. Ее жизнь и так была адом, не велика разница… Она не совсем понимает замутившимся рассудком, что происходит, но уже через минуту весь зал охвачен быстро распространяющимся огнем, а люди кричат, бегут к дверям, но замки не поддаются, словно запертые неведомой силой. Сейчас в остекленевших и безумно-темных глазах Алессы плещется и горит настоящий ад. И перед ее глазами и в душе – везде, кромешный огненный ад. Она слышит истошные крики ужаса отчаяния и агонии медленно умирающих в огне людей и хрипло смеется. «Хорошо смеется тот, кто смеется последним», - всплывают чьи-то слова в голове Алессы и она медленно растягивает почерневшие губы в безумной улыбке.