Camomile Field/ The Lost Boy.

      Когда Джерард впервые услышал историю о потерянном мальчике, ему было всего шесть. Дядя Логан любил собирать всех детей их большой семьи вместе и рассказывать эту небылицу. Тогда мальчику казалось, что это полнейшая чушь и такого быть не может, а дядя их просто запугивает, но страх все же сдерживал мальчика. Очевидно, что именно этого и добивался дядя Логан.       Уже тогда Джерарду нельзя было ходить на ромашковое поле, что было расположено не очень далеко за домом.       Когда Джерарду двенадцать, ему кажется, что Логан Маршал старший врет, потому что мальчик знает эту историю уже наизусть, и чем больше он ее слышит, тем менее правдоподобной она ему кажется. Он просто не понимает, как такое возможно, поэтому искренне считает, что история о потерянном мальчике всего лишь выдумка, сказка, придуманная старшими, чтобы не пускать детей гулять. Вопрос только зачем?       И да, Джерарду все еще нельзя гулять на поле.       Когда мальчику исполняется шестнадцать, то он уже в открытую смеется над этой историей. Он часто ходит в дом, который принадлежал семье того самого мальчика. Джерард не понимает, почему взрослые так опасаются этого дома. Он выглядит старым и покосившимся, находясь ближе остальных к тому самому проклятому ромашковому полю, но ничуть не устрашающим. Джерарду кажется, что чем старше он становится, тем больше оседает этот дом, словно готов вот-вот превратиться в пепел и осесть на землю, или уйти под нее.       Мальчику нравится в нем гулять, исследовать его, хоть он и обошел уже все комнаты не один раз, но словно не был ни в одной из них. Каждый раз в них что-то меняется, появляется новая деталь, которую парень спешит зарисовать, но со следующим его приходом этой детали уже нет. Комнаты словно живут своей жизнью, несмотря на то, что хозяева этого дома давно мертвы.       И да, Джерард тайком бегает на ромашковое поле. ***       Сколько Уэй себя помнит, он всегда любил рисовать. В детстве это было одно из наставлений родителей, что-то вроде «Джерард, ты будешь великим художником». Они поощряли любое стремление мальчика к искусству, и теперь тот просто не представляет свою жизнь без живописи. Он не может и дня прожить без рисования, поэтому, когда встал вопрос, куда парень пойдет учиться, он даже не спрашивал родителей и сразу подал документы в академию искусств. Ездить было далеко, но Уэя это вовсе не останавливало.       Он настолько часто сидел за любимым занятием, что, наверное, полностью пропах красками и грифелем, а брат даже иногда шутил, что тот скоро сам станет как карандаш.       Итак, Джерарду двадцать два года, он все еще живет в том же доме, который вмещает практически всю их огромную семью, со всеми дядюшками, тетушками, бабушками, братьями, сестрами, кузинами и кузенами и, естественно, куда же без дяди Логана, который по-прежнему рассказывает историю о потерянном мальчике.       Когда Джерард собирается снова идти в тот проклятый дом, Логан старший останавливает его за руку, отводя подальше от маленьких детей, которые могут услышать их.       — Джерард, ты же помнишь историю, я не просто так ее рассказывал, она — правда, и ты очень рискуешь быть…       — Потерянным? Как тот парень? — юноша усмехается, потому что он уже более пяти лет ходит в этот дом, рисует на поле, но сказка дяди остается лишь сказкой. — Успокойтесь, дядя Логан, со мной ничего не случится, — он хлопает мужчину по плечу и перекидывает сумку и чемоданчик с красками через плечо. — Только детям не говорите, что я все еще жив, а то перестанут вам верить, — он улыбается и выходит из дома.       Его маршрут уже отточен и выучен наизусть, он не меняется годами. Парень толкает старую, каким-то чудом еще держащуюся на петлях дверь и заходит в дом. Сегодня здесь снова произошли изменения, это видно еще с порога, чего не было раньше. Такое ощущение, словно в доме побывал кто-то еще, кроме Джерарда, однако на полу только его следы, оставленные на полувековой пыли. Он точно уверен, что за все семь лет, что он приходит сюда, таких изменений не было, и в доме кто-то похозяйничал, однако, похоже, что этот кто-то весьма искусный мастер своего дела.       Парень поднимается по своим же следам наверх, стараясь не трогать ничего, но уже на втором этаже хмурится. Он уверен, что ваза, которая сейчас стоит на камине, в прошлый раз стояла на третьем этаже в комнате мальчика. Подобного тоже до сегодняшнего дня не случалось, поскольку раньше предметы могли исчезнуть, а вместо них появиться другие, но они никогда не меняли своего места расположения. Никогда. Джерард в этом уверен.       Сегодня он совершает ежедневный ритуал и просто обходит все комнаты, фиксируя изменения, а после уходит, прикрыв за собой почти развалившуюся дверь. Сегодня дом осел еще на пару сантиметров. С годами это становится заметно, поскольку первый этаж уже почти исчез и Джерарду приходиться наклоняться, когда он входит. Потолок чуть ли не на уровне дверного косяка, а сама дверь и того меньше роста парня.       Он оглядывается еще раз на дом, который мог бы выучить уже наизусть и нарисовать по памяти каждую деталь, и идет на то самое ромашковое поле, о котором так любит твердить дядя Логан. С каждым днем Джерард уходит все дальше, и сегодня он едва различает границы своего дома вдали, но все же оставляет его ориентиром.       Он раскладывает маленький столик, который сложен в чемоданчике, и достает краски. Джерард вдыхает их запах, потому что они чудесны, и раскладывает их на мягкой зеленой траве, которая приятно стелется под ногами, когда Джерард ступает по полю. Оно почти все усыпано ромашками, которые достают парню до бедра, а трава, которая составляет ромашкам компанию, полностью окутывает лодыжки.       Он протирает кисти растворителем, выставляя кучу баночек с различными лаками, фиксаторами, разбавителями и прочим необходимым ему материалом, и слышит шаги за спиной. Подобное удивляет Джерарда, потому что на этом поле никогда никого нет. Все взрослые считают своим долгом уберечь своего ребенка от судьбы бедного потерянного мальчика и не пускают их сюда. Только Джерард в эти сказки, которые не лишены мистического компонента, не верит.       Он оборачивается, но траву не колышет даже ветер, и кругом одни лишь ромашки.