фетишист

«Снова этот» - думает про себя Чонхан, глядя на парня за столиком напротив. Чонхан ловит на себе эти слишком откровенные взгляды с начала учебного года. Даже сидя на уроках и пытаясь понять, о чем говорит пожилая женщина с ярко-красной помадой на губах, он замечает эти гребанные взгляды на себе. Причем выглядит он весьма заурядно, не считая роскошных длинных светлых волос, но кого нынче этим удивишь? Однако парень никогда не упускает возможности обсмотреть с ног до головы, как бы невзначай задеть, коснуться, просканировать и лишить возможности здраво расценивать все его идиотское поведение. Парня зовут Сынчоль, Чхве Сынчоль. Нет, он не маньяк и не сталкер, он просто думает, что кто бы там ни был сверху, он нихуево так облажался, подселив девочку в тело мальчика или мальчика в тело Чонхана, впрочем, не важно, в любом случае этот инопланетный эксперимент не удался. Ничего особенного: стройное тело, длинные волосы, всегда выглаженная школьная форма, начищенные до блеска туфли на небольшом каблучке, аккуратные черты лица. Отчего же тогда Сынчолю приходится признавать себя самым гейским на свете геем, дергать вниз школьный пиджак и бегать на больших перерывах в туалет, дабы устранить зудящее, ноющее неудобство в штанах. Каждый раз на скучных уроках он представляет эти стройные ноги разведенными, в сетчатых чулках, начисто выбритыми и у себя на шее. Чонхан моет руки, а Сынчоль подходит вплотную, прижимается к упругой заднице в фирменных брюках и тянется за мылом. - Я возьму, ты не против? - тихо шепчет он в ухо Чонхану, так, будто просит отдать свою девственность, а не кусок гребанного казенного мыла. Чонхан кивает, в горле пересыхает в долю секунды, а в штанах пухнет, и не из-за пробирающих низких нот голоса по всему позвоночнику, а из-за дыхания на своей шее и ощутимого стояка, упирающегося ему в задницу. Сынчоль моет руки и уходит, оставляет Чонхана один на один с небольшой проблемкой в штанах и куда большей в голове. Чонхан сидит и упорно делает вид, что внимательно вслушивается в рассказ занудного историка, который сам в буквальном смысле засыпает под свои рассказы, как внезапно ему в голову прилетает записка. «Ты не пробовал носить чулки? Я уверен, тебе бы пошло». Чонхан не реагирует, а только открывает рот как оскорблённая и униженная леди голубых кровей, настолько голубых, что он волей не волей, а представляет, как бы на нем смотрелись те странные бабские чулки в крупную сетку, которые он видел в магазине возле дома. Не надо обладать высоким интеллектом, чтобы догадаться, откуда, а точнее от кого, прилетела записка. Сынчоль извращенец. Совершенно обезумевший больной ублюдок. Он всякий раз, даже когда просто смотрит на младшего, заставляет Чонхана чувствовать себя обнаженным, грязным, каким-то чересчур откровенным. Грешником в Содоме, твою мать. На большой перемене, пока все ученики переодеваются после занятия физкультурой, Чонхана буквально вталкивают в школьный туалет, запихивают в кабинку, подхватывают на руки и вжимают в стену. - Мерил чулки? - Сынчоль впивается в губы младшего, протискивает язык и как безумец насилует рот парня. - Угу, - мычит Чонхан и запрокидывает голову от накатившего безумия. Сынчоль набрасывается на шею парня, сминает ягодицы, опускает того на бачок унитаза и не забывает целовать совсем неважно куда, главное целовать. Чонхан искренне хочет узнать, что здесь, вообще, блять, происходит, когда его чистые, идеально выглаженные брюки и белье спадают до щиколоток, а Сынчоль, словно завороженный, рассматривает его длинные ноги в черных чулках в крупную сетку. - Тебе идет, я и не сомневался, - говорит Сынчоль, опускается на колени между разведенных ног парня на грязный пол и возбужденно натирает его член рукой. В кабинке душно и грязно, язык Сынчоля лихо проходится по головке члена парня, а тот давится стоном, ударяясь головой о стену. Неудобно, тесно. Не то что бы Сынчоль умел делать минет, но отсутствие опыта Чонхана с лихвой восполняет пробелы в этом деле у старшего. Они как два обезумевших от гормонального беспредела школьника. Хотя, почему «как»? Сынчоль сосет с отвратительными хлюпающими звуками, которые слышно везде, заводит головку за щеку и выпускает член наружу. Он руками оглаживает бедра младшего, забирается пальцами под чулки, в чулки, в каждой дырочке, кажется, побывали его длинные блядские пальцы. Чонхан наблюдает за старшим сверху вниз: как тот прикрывает глаза, как его реснички подрагивают, как его губы скользят по стволу, и жить не хочется совсем, или хочется, но он, кажется, уже не жилец. Сынчоль выпускает член изо рта, что, естественно, сопровождается мерзким громким чпоком, и тянется к младшему за поцелуем, не забывая, конечно же, бродить руками по тем самым гладко выбритым ногам в чулках. Чхве разворачивает младшего спиной к себе, забирается под рубашку руками, гладит грудь и прижимает его щекой к холодной стене, засасывает нежную кожу шеи до алых пятен и почти мурлычет, как нализавшийся сметаны кот. Сынчоль плюет на руку и приставляет один палец ко входу младшего, немного трет нежное колечко мышц и проталкивает палец на одну фалангу внутрь. Чонхан давится всхлипами и тихо, почти беззвучно стонет. Чхве никуда не торопится, растягивает и попутно оставляет засосы на теле Чонхана везде, докуда только может добраться. - Здесь кто-нибудь есть? Голос уборщицы раздается совсем рядом, в пару сантиметрах от их кабинки. Сынчоль, трахающий уже двумя пальцами раскрасневшегося Чонхана, ухмыляется и глубже проталкивает пальцы, другой рукой быстро надрачивая член младшего. Чонхан закрывает рот вспотевшими ладонями и еле сдерживается, чтобы не застонать, и хмурит брови. В его лице читается то ли мольба прекратить это безумие, то ли вогнать поскорее толстый член в резине внутрь и вбиваться до криков и стонов, и пускай эта старая карга знает, как хорошо бывает, когда ты молод и красив. Сынчоль раздвигает пальцы, продолжая растягивать девственные тугие мышцы, а уборщица, кажется, уходит, не обнаружив ничего подозрительного вокруг. В любой момент их может застукать кто угодно, даже директор школы, от этих мыслей член Сынчоля дергается, а скулящий от желания Чонхан только подталкивает к решительным действиям. Чонхана ноги совсем уже не держат, волосы спутались, а со лба и висков градом стекает пот. - Сынчо-о-о-о-л-ь, - скулит Чонхан. - Чего ты хочешь?- старший издевается, он упивается таким желающим его член в своей узкой заднице Чонханом. - Давай же…пожалуйста.. - Что? - Трахни меня! Сынчоль моментально вытаскивает пальцы и слышит разочарованный всхлип, но сию же секунду плюет на руку, растирает слюну по стволу и заменяет пальцы членом, входит резко и до конца. Чонхан стонет и тут же закрывает рот руками, немного ежится от откровенной грубости, но отдается рукам одноклассника полностью и бесповоротно. Он как-то слишком сладко крутит своей круглой задницей и подается навстречу толчкам, от чего у Сынчоля крышу сносит. Чхве смотрит, как его член пропадает в узкой заднице одноклассника, и ему кажется, что это самое пошлое, что ему когда-либо приходилось видеть. Толчки становятся грубее, быстрее, сильнее. - Черт…Я сейчас… Чонхан громко вскрикивает, гортанно, наплевав на то, что их могут услышать, кончает в руку старшего и обмякает в сильных руках. Он прогибается в спине и тяжело дышит, пока Сынчоль вбивается в него, наглаживает соски и кусает за загривок, словно бешенное животное, сорвавшееся с цепи. Ещё несколько грубых толчков, Сынчоль выходит из горячего тела и украшает белесыми каплями стену школьного туалета. Чонхан тяжело дышит и оседает на пол; ощущение, будто задница пылает, а ноги одеревенели от неудобного положения, впрочем, это не далеко от истины. Они оба тяжело дышат и не смотрят друг другу в глаза, одеваются и несколько минут выжидают, чтобы выйти из кабинки. Внезапно Сынчоль поворачивается, целует нежно младшего в губы, совсем не так как минутой ранее. - Чонхан, а ты когда-нибудь мерил женское кружевное белье?