Здесь слишком холодно для тебя, Поэтому сейчас позволь мне укутать твои руки В рукава моего свитера. (The Neighbourhood – Sweater Weather)
В Лондоне время близится к полуночи, но веселье на площади Лестер-сквер все не утихает – маленькие детишки еще не спят, с хохотом продолжая водить хороводы с героями английских сказок вокруг наряженной елки и громко распевая гимны. Отовсюду доносится заливистый смех Лорда Беспорядок, Мартовского зайца, Панча с Джуди и других персонажей вперемешку со звонкими голосами ребятишек, которых те держат за руку. Тут и там среди рядов городской ярмарки можно наткнуться на уплетающих различные сладости взрослых, не отказывающих себе в рождественском хлебе или пудинге, обильно политом йогуртом. На одной из главных и самой многолюдной площади города вовсю царит атмосфера настоящего праздника и ожидания рождественского чуда, которые дарят живая музыка, различные тематические заведения, окружающие площадь, и толпы радостных семей, не скрывающих эмоции. Яркие огни многочисленных мигающих лампочек и горящих гирлянд освещают широкие улыбки на лицах англичан в этот самый момент, наполненный неподдельным счастьем и желанием любить свою жизнь. Но неподалеку от места празднества наступающего Рождества, укрывшись с головой и отгородившись от всего мира, у себя дома под теплым пуховым одеялом спит Ким Чунмен, до сих пор не привыкший к традициям Англии отмечать ежегодное двадцать пятое декабря. Он прилетел в Лондон из Сеула несколько лет назад, чтобы поступить в Вестминстерский университет, как хотел его отец, чтобы продолжить семейную традицию, вот только вопреки отцу подал документы не на юридический, а на факультет дизайна. Закончив учебу, парень почему-то не спешил возвращаться в свою страну, хоть и все в Лондоне до сих пор ему чуждо. В Сеуле Рождество, в основном, празднуют парочки, даря друг другу нескромные подарки, а после обязательно проводят вместе ночь, и стоит ли говорить, насколько одиноким прямо сейчас чувствовал себя Чунмен в чужой стране, вдали от друзей, родных, своей прошлой жизни. И ведь на самом деле что-то его здесь удерживает. Мен, погруженный в беспокойный сон, не слышит легкого стука над головой, на крыше, не обращает ни малейшего внимания на подозрительный шорох и последующее кряхтение в камине, доносящиеся из гостиной, и, тем более, не замечает присутствия кое-кого одного в своем доме. По крайней мере, так хочется думать ночному гостю. Зажмурившись, Чунмен старательно делает вид, что спит, тогда как на самом деле он с воодушевлением ждет подходящего момента, который уже вот-вот настанет. Его единственная радость в каждое Рождество. Но, к сожалению, в этот раз ему, скорее всего, придется с ней распрощаться. С ним, если быть точным. Из гостиной неожиданно доносится звук чего-то упавшего, и Чунмен прекрасно слышит, как после кто-то не очень-то и осторожно и долго расхаживает по его дому, периодически чем-то шурша, либо хлопая дверью холодильника на кухне, пока, наконец, не заходит в темную спальню. От улыбающегося себе под нос Мена не ускользает довольное хрумканье, и он готов поспорить: ночной гость наверняка не отказал себе в попробовании шоколадного печенья, купленного Чунменом в домашней пекарне недалеко от места его подработки и специально оставленного в небольшой плетеной корзинке на журнальном столике возле наряженной елки в гостиной. Раздается щелчок выключателя, и спальную комнату озаряет мягкий приглушенный свет от мелких лампочек вдоль спинки кровати. На постель садятся, и чужая рука неторопливо дергает краешек одеяла с головы Мена, чьи блондинистые волосы всклокоченно торчат из-под него, в ту самую секунду, когда за окном раздается громогласный звон, возвещающий, что Рождество на дворе, колоколов, с которых, по английской традиции, ровно в полночь стягивают плотные одеяла. Чунмен хитро приоткрывает один глаз и видит над собой острое ушко отвлекшегося на звон Кенсу. Своего Кенсу. Резко привстав на локте, до конца не выпутавшись из одеяла, он звонко целует эльфа в губы, ловя улыбку и чувствуя на них сладкие крошки после съеденного печенья. Су склоняется к нему ближе, не разрывая долгожданного после целого года разлуки поцелуя из сумбурных касаний и покусываний чувствительной плоти, и запускает пальцы в мягкие волосы Кима, выкрашенные в светлый блонд совсем недавно. Чунмен ловит чужую руку и стискивает тонкую кисть, отрываясь, чтобы приблизить к своим губам ладонь Кенсу, покрывшуюся еще более грубыми мозолями после усердной работы над игрушками для деток на фабрике Санты. – Я соскучился, – произносит с выдохом До, когда по-детски зарывается носом в ухо парня. Над постелью Чунмена подвешены несколько веточек омелы, считающейся магическим деревом и помогающей влюбленным не покидать друг друга и не разлучаться в будущем году. Каждый год в Рождество они с Кенсу целуются под ней, но все равно неизбежно расстаются. И осознание этого факта резко напоминает Киму о самом главном, в чем он должен признаться эльфу сейчас. – Я должен тебе кое-что сказать, – со всей серьезностью начинает Чунмен, с сожалением портя дорогой сердцу момент. В волнении он крепко стискивает в своих руках пальцы Кенсу и удивляется, насколько те маленькими и хрупкими кажутся в этот момент. Сосредоточившись, он делает глубокий вздох, прежде чем продолжить: – Совсем скоро я уеду домой, Кенсу. Чунмен замолкает и не решается отвести взгляд от рук эльфа, боясь столкнуться с преисполненными болью глазами, чьи чудесные доброта, ласка и заводной блеск дороже Киму больше всего на этом Свете. Но он все же принял решение, давшееся ему с огромным трудом. Неожиданно шустро Кенсу отнимает свою руку из теплого захвата Мена и мягко касается самыми кончиками пальцев чужого подбородка, приподнимая его и привлекая к себе внимание. На удивление, в огромных карих глазах Су нет места для обиды, грусти или злости, наоборот: Чунмен обнаруживает в них любовь, искреннюю и сильную, а еще твердое обещание быть вместе, рядом. Трогательная снисходительная улыбка тает, когда обладатель пухлых губ произносит тихое: – А я знаю. Что-то в его интонации, голосе, хитром взгляде дает небольшую подсказку, толкающую Чунмена быстро вылезти из одеяла и чуть ли не бегом ломануться в гостиную, где на журнальном столике, рядом с корзинкой с крошками от печенья, в тарелке для подарков от Санты он находит загадочный запечатанный красный конверт без подписи. Чунмен не верит в происходящее и боится ошибиться, возвращаясь обратно в спальню, где его ждет вальяжно развалившийся отдохнуть на просторной мягкой кровати Кенсу, скинувший свои забавные башмаки с ярко-красными помпонами на мысах. Плюхнувшись рядом с эльфом, болтающим в воздухе ногами в полосатых носочках, Чунмен поворачивается к нему и не может не скрыть затаившуюся в глубине надежду. – Чего ждешь? – спрашивает Кенсу, поправляя взлохмаченную темно-каштановую челку, чтобы утаить вздрагивающие вверх в ухмылке уголки губ. – Открывай. Несколько секунд уходит на то, чтобы аккуратно надорвать сбоку конверт, после чего в раскрытую ладонь Кима выскальзывает… билет на самолет до Инчхона. Правда, лишь один. Кенсу видит его замешательство, поэтому спешит пояснить, исправляя ситуацию: – Возвращайся домой, когда тебе будет удобно. Там тебя будет ждать небольшой сюрприз. Ты здесь и так задержался больше нужного. Когда Чунмен хочет что-то ответить и уже нерешительно открывает рот, Кенсу резко поднимается, с громким пыхтением обувается и, поправив помпончики, порывисто обнимает парня, роняя голову на широкое плечо и обвивая чужой торс. Он чувствует родной запах давно ставшего любимым человека, его ненавязчивый, уже выветрившийся, парфюм и трепетно прикрывает глаза, прощаясь и надеясь на скорую встречу. До слышит, что его уже зовут, поэтому спешит отстраниться и последний раз улыбнуться Киму в это Рождество. Мен ничего не произносит, молча провожает эльфа и с нескрываемым любопытством наблюдает за тем, как Кенсу лезет в камин, цепляясь за невидимые выступы в кирпичной стенке. Его вытянутые уши с острыми кончиками вылезают из-под слегка съехавшей шапочки, и Кенсу плечом почесывает одно из них. Этот очаровательный эльф – его персональный Санта Клаус в Лондоне, задерживающийся каждый год больше положенного в его доме, из-за чего потом, как рассказывал как-то Су, им с Сантой и оленями приходится работать в ускоренном режиме, чтобы успеть оставить подарки в каждой семье до рассвета. – Счастливого Рождества, Кенсу. Возвращаясь в постель и не выпуская из слегка подрагивающих рук билет, Чунмен слышит живой перезвон колокольчиков, когда олени вместе с санями мягко отталкиваются от крыши его дома. Парень кладет заветный подарок на соседнюю подушку и закрывает глаза.***
Как только его самолет приземляется в Корее, и Мен забирает свой багаж с ленты, не зная себя от радости, он садится в первое же такси, остановившееся возле него, и мчится скорее домой, в его небольшую квартирку-студию в Панпэ-доне. Подъезжая, Чунмен нервно набирает не слушающимися пальцами номер телефона хозяйки, у кого он снимает студию, та почему-то сбрасывает его вызов, но Чунмен не придает этому особого значения. Расплатившись и оставив чаевые довольному пожилому таксисту, парень несется к знакомым воротам, а затем и двери, перешагивая через одну, а иногда и две, ступеньку сразу. В замочную скважину ключом он попадает не с первого раза и тихо чертыхается, пытаясь отдышаться и успокоиться, взять себя в руки. Привычным небрежным жестом руки Мен поправляет блондинистую челку, спадающую на глаза, и выпрямляется. Когда он наконец попадает в квартиру и одушевленно влетает внутрь, роняя чемодан и сумки на паркетный пол, с долгожданным спокойствием переводит дух, оглядывая помещение. Здесь совершенно ничего не изменилось с того момента, как он улетел, все те же тяжелые шторы до пола сливового цвета, когда-то верно служившие и спасавшие его от солнечного света после бессонных ночей из-за сдачи проектов в срок в его бывшей школе искусств. Та же барная стойка, заваленная инструментами для его работы. Обшарпанные стены, которые Мен когда-то размалевал в порыве внезапно нашедшего вдохновения. Минимум мебели и настоящий творческий беспорядок, который разобрать не под силу даже хозяйке квартиры, Госпоже Пак. Постояв еще немного, Чунмен возвращается к входной двери, чтобы закрыть ее, как вдруг из квартиры напротив выходит Госпожа Пак. Она замечает застывшего парня в дверном проеме напротив и расплывается в еще более широкой улыбке. – О, Менни! Ты уже прилетел? Извини, что не смогла ответить на твой звонок, у тебя тут новый сосед теперь. Вот, показывала ему его новое жилище, – щебечет женщина, подходя к Киму и беря его за руку. – Пойдем, я вас познакомлю. Он тоже из твоей этой… рисовальной стези, искусства… – Не совсем, – подает кто-то голос, выходя на лестницу. – У меня театр. Первым делом Чунмен замечает густые красные помпоны на тапочках нового соседа, затем, медленно оглядывая с ног до самой головы фигуру, постепенно узнает голос. – Кенсу? – удивленно выдыхает Мен, во все глаза уставившись на парня перед собой, чью руку Госпожа Пак тоже ненавязчиво так берет, чтобы после соединить ее с кистью Чунмена для приветственного рукопожатия. – Мы знакомы? – задумчиво хмурится Су, мягко пожимая руку Кима. – Сейчас познакомитесь! – влезает хозяйка их квартир. – Я спешу, поэтому вынуждена оставить вас. Если что – вы оба знаете, как со мной связаться. Женщина резво спускается вниз по лестнице, а Чунмен все это время не может прийти в себя, разглядывая Кенсу, которого так странно видеть в обычной повседневной одежде – джинсах и белой простой футболке без рисунка, вместо давно привычных брюк с подтяжками, полосатой рубашки и красной шапки на темной макушке. А также он обращает внимание, что чужие ушки теперь человеческие, без милых эльфийских острых кончиков. Он все еще держит руку До и, сам того не замечая, нежно поглаживает большим пальцем тыльную сторону чужой ладони. Как раньше. – Ты меня не помнишь? – все же пытает счастья Ким, заглядывая в чужие глаза, в чьих бездонных колодцах когда-то можно было утонуть из-за переливающихся через край чувств. – Забудешь тут его, – шепотом выдыхает Су, притягивая к себе для крепкого объятия за полы длинного пальто. Чуть позже эльф сидит на больших подушках на полу в квартире Кима, и Чунмен приносит ему кружку горячего шоколада, обещая, что вечером добежит до магазина за любимым печеньем, а перед собой на низкий дубовый стол ставит крепко заваренный чай, чей аромат вкусно смешивается с напитком Су. – Ты помнишь, чем занимался раньше? До сегодняшней нашей встречи, – все не отстает Мен, чтобы быть полностью уверенным в том, что в памяти Кенсу так и живет их каждое совместное воспоминание. Он помнит, как однажды, пару лет назад, Су рассказывал, что так просто распрощаться с жизнью помощника Санты не получится, ведь это их призвание с самого рождения, и они знают многие чужие секреты. – А чем я занимался? – звучит непонимающее в ответ. Чунмен осекается, из-за чего случайно давится горячим чаем, расплескивая его из чашки вокруг, пока улыбка на его лице стремительно меркнет. Кенсу хмыкает и слабо пихает парня в плечо. – Расслабься, Мен. Все я помню до каждой мелочи, и у меня не отняли воспоминания, как в подобных ситуациях случается обычно в фильмах. Не волнуйся. – Он слегка наклоняется к Чунмену и заговорщически подмигивает из-под челки. – Теперь рядом с тобой всегда будет твой домашний эльф, обожающий помпоны и печенье с кусочками молочного шоколада. И это успокаивает лучше всего, потому что теперь Чунмен ни за что не отпустит теплые руки Кенсу.Приходим в себя. Одна любовь. Наши губы. Одна любовь. Один дом. Ни рубашки. Ни блузки. Только мы. Осознай это. Нам нечего скрывать, нечего. (The Neighbourhood – Sweater Weather)