А ты ложись и...

      Тут совсем не до сна. Наверное. Тут лишь его источник. Туман вместо вони, до фонаря далеко, но идеальней убежища не найти.       "И уединенней" — копошатся, точно крысы в темноте, какие-то странные мысли. Тут промокает все, даже пот под кожей перчаток кажется скопившимся на теле туманом, но Охотница все равно призывает его здесь.       "Хотела бы убить — давно б подставила" — скептически хмыкает Алекс на любые подобные мысли. Мэйси (имя-то деревенское какое!) — девушка пускай и ростом маленькая, но крепкая. То есть охотница.       И все же тут слишком сыро. И тем не менее, в сон к Кукле они приходят почему-то отсюда. Но перед этим Мэйси просит сесть. Что-то вымученно пытается говорить. Про то, как ему розмарин, например. Да, проку на него при оборотнях мало, делится Алекс. И она часто засыпает, отвернувшись спиной. Приходится будить. — Идем, — без пояснений кивают ему.       Сейчас они вымотано дышат, едва вглядываясь в туман. Белоснежные лепестки лилий колышутся так, будто между них ползает очень упитанный уж, но на деле — Мэйси просто не спит: водит вдоль земли рукой. Даже непонятно, почему бы не перенестись в сон и не отдохнуть там. Алекс перекатывается на спину и напряженно выдыхает. Ему совсем не хочется вспоминать. "Эй, ты уже не спишь! Я вижу же, не спишь!" — детская ручонка трясет за плечо — "Вставай! Встава-а-ай, идем в догонялки!"       Разрушенный дом. Не спасенный. Позднее сиротство. Чего еще рассказывать?       Мэйси в свое время на вопрос о прошлом отвернулась. Алекс, конечно, извинился: мало ли что у нее там было. С какой стороны ни глянь, в охоте нет семьи. Есть только свои. А может вообще, ей одна мысль о семье противна.       Палец упирается во что-то дрожащее. Коленки у Мэйси трясутся и она подтягивает их к груди, точно боится, что кто-то увидит и сможет ей помешать. Хотя ладно, она трясется вся целиком. Алекс вымотано поворачивает голову. — Э-эй, — как же в горле-то пересохло! — Мэйси... Ты чего?.. Охотница, будто обидевшись, резко выдыхает.       Кажется, что ей душно дышать. Тут ведь сыро, туманно. Но уж больно легко и быстро она лежит уже на другом боку, полубеспокойно-полузадумчиво хмурясь и морща вздернутый нос.       Охотник моргает. Видно, он тоже устал и потому, открыв глаза, видит как напарница не из родного мира сверлит его взглядом. — Знаешь, а я кажется поняла, как ненадолго забыть обо всем вне сна. Без крови. Алекс даже немного приподымается: — Если это не грозит моей жизни и рассудку — давай. — Вставай, — упрямо бубнит Мэйси, — мне бы хотелось чтобы ты узнал как можно раньше.       Еще до того как он заносит ногу для первого усталого шага, его руку перехватывают и тянут за собой к месту-где-купальня-во-сне. Его липнущую от крови перчатку охотница стягивает сразу, свои пытается запихнуть в карман, но гораздо торопливей кивает, мол, сними вторую. Получается не очень легко ибо ладони женщины все еще тянут его за запястье вперед. В итоге одна покрытая шрамами кисть все еще перехватывает его руку, а другая снимает и держит головной убор.       Алекс непонимающе, но с долей надежды и любопытства, молчит. Знать бы, безнадежна ее попытка что-то сделать или нет.       А с лилий все так же капает вода. Или роса. Главное, что цветам все нипочем. То же ли самое с Мэйси? Вон, как упрямо идет.       Шляпу она сжимает в руке, даже когда подымается на скользкий замшелый выступ возле купальни чтобы поцеловать его. Падает куда-то в сторону (плевать, подберет) треуголка, а им будто на минуту становится легче существовать. Они терпеть не могут, когда кто-то нависает над ними сверху — сразу думаешь про чудовищ, так что лучше места чтобы стоять на одном уровне и не найти. А то, как короткие пальцы ерошат ему волосы на затылке, тоже успокаивает. Мэйси правильно догадалась. И впрямь, весь ужас отступает ненадолго перед произошедшим. Они на многое готовы ради Охоты и выживания.       Уж ему ли это не понимать.