***
Моё имя Грэй Маунт. Я простой земнопони из Мэйнхеттона. Вырос в детдоме, поскольку родители мои сгорели в пожаре, когда я был младенцем. Меня же из огня вынес старший брат, скончавшийся в больнице от ожогов. Сейчас мир для меня чёрен и непроницаем, но скорее всего так было не всегда и родился я зрячим. Иногда мне снятся сны. В них каждый предмет выступает не только в какой-то форме. Даже одинаковые вещи бывают разными. Похоже, именно это и называется цветом. Однако теперь я стал безразличен к этому. В моей жизни были иные ориентиры. Множество звуков, форм и запахов вели меня по жизни, и я превосходно научился следовать за ними. Жил я на самой окраине города, в одном из сотен однотипных двухэтажных домов. Говорят, что из моих окон видны высотные стеклянные дома в центре города, но я не мог проверить правоту этих слов. Жил я вместе с сиделкой - добрейшей пони-единорожкой в возрасте. Она и сейчас поддерживает моё жилище в чистоте, готовит мне еду и помогает передвигаться по дому и городу. Впрочем, с последним я превосходно справляюсь самостоятельно. Свой обычный маршрут я выучил вплоть до количества шагов, а квартиру знаю как своё копыто. Живу я за счёт пособия по инвалидности и редких гонораров с шахматных турниров.***
В тот день мы впервые пришли в Центр молодёжного творчества. Нам показывали и рассказывали про различные кружки. Кружок танцев, моделирования, рисования или каратэ ни коим образом не могли мне подойти, поэтому всю экскурсию я топтался позади сверстников. Я уже совсем отчаялся найти для себя подходящее занятие, когда нас привели в очередную комнату. - А здесь, дети, у нас кружок шахматистов. Кто-нибудь знает, что такое шахматы? - спросил взрослый пони и, получив в ответ молчание, продолжил. - Шахматы - это такая спортивная игра. Есть поле восемь клеток в длину, и восемь в ширину. И есть два набора, белый и чёрный, из шестнадцати разных фигур... По мере рассказа я рисовал в своей голове то, что рассказывал экскурсовод. Не имея зрения, я всё же обладал воображением более детальным, нежели большинство моих сверстников. Я с точностью представлял себе количество клеток и расположение фигур. В черноте взгляда шахматная доска обретала объём, не имея чётких границ. Я не видел её, а ощущал. Процесс игры взбудоражил мой мозг, и когда вся группа двинулась дальше, я остался. Меня никто не уважал, все считали меня никчёмным и бесполезным, поэтому никто не заметил моего отсутствия. А я приблизился к столу и взял в копыта одну из шахмат. Она была выше остальных, с короной на верхушке. Наверняка король. Поставив её обратно, я взял следующую. Это была фигурка, напоминающую голову пони, только непропорционально длинную. Похоже, это был конь. - Что малыш, понравилось?- неожиданно прозвучал голос прямо над ухом. Я был так увлечён, что не услышал приближающихся шагов, - Хочешь научиться? Я растерялся и не смог ответить, поэтому просто робко кивнул. - Садись. Смотри, вот это - самая простая фигура, пешка. Она ходит... Эй, малыш, ты смотришь. Я поднял на говорившего свой невидящий взгляд. Он оторопел. Должно быть, его ввели в заблуждение мои открытые глаза. Я всегда так ходил, чтобы не привлекать лишнего внимания. - Э-э-э, да ты никак слепой? Вот так дела! Закрыв мордочку копытами, я заплакал. Слишком часто мне указывали на мой недостаток, и раз за разом старались убедить, что в жизни меня не ждёт ничего хорошего. Это было больно, особенно для маленького жеребёнка. Жеребец спохватился и, бросившись ко мне, аккуратно обнял. - Извини. Ну всё, не плачь. Знаешь, ведь это совсем не важно. Если ты чего-то захочешь, то добьёшься, не смотря ни на что. Я помогу тебе. Ты можешь стать настоящим чемпионом. - Правда?- сквозь слёзы спросил я. - Конечно. Давай начнём прямо сейчас.***
Так и пошло. Тот жеребец стал моим учителем и вскоре сделал меня превосходным шахматистом. Было трудно играть лишь по памяти, запоминая меняющееся расположение фигур, поэтому он заказал мне специальную, магнитную, рельефную доску. Великим гроссмейстером я не стал, но, по крайней мере, получил титул мастера спорта, и теперь сам обучал молодёжь, участвуя в изредка проходящих районных турнирах. Я как раз шёл на работу. День выдался тёплым, вот и всё, что я мог сказать. Множество пони торопились по своим делам, но я довольно ловко маневрировал в толпе, благодаря развившейся и сильно обострившейся интуиции. А они шли, ворча ли, когда я изредка задевал их плечом. Вообще мало кто знал о моей слепоте. Соседи считали меня тихим и не любившим чьё-либо общество жеребцом, и лишь сиделка, коллеги да мои подопечные понимали, в каком неудобном положении я находился. Но я отвлёкся. Мой путь на работу пролегал мимо площадки для баскетбола. После обеда там всегда стоял гомон молодёжи, но утром там всегда стояла тишина. Однако сегодняшним утром моё внимание привлёк разговор на повышенных тонах, происходивший как раз за сеткой площадки. Я остановился и подошёл ближе. Звучало два голоса, сменявшие друг друга и обращавшиеся к кому-то третьему, тихо всхлипывающему, однако я чувствовал присутствие кого-то ещё, хранившего молчание. - Да ты просто недоразумение! - задиристо и оскорбительно говорил первый голос. Он явно принадлежал жеребёнку-подростку и уже начал ломаться, - С тобой даже общаться противно. - Это правда, - отвечал второй. Этот звучал старше и уже был сформирован.- От твоего косоглазия меня тошнит. Я думаю, тебя даже на должность уборщика брать не захотят. Подумают, что от твоего никчёмного вида полы будут сами покрываться пылью. Теперь всхлипывания усилились и перешли в негромкий плач, а голоса разразились злорадным смехом, а таинственный молчун проронил лишь один смешок. - Нет, это не правда!- закричал плакавший. Его голос был совсем писклявым, хотя это однозначно был жеребёнок.- Я вам покажу! Судя по протяжному крику, он кинулся с копытами на обидчиков. Правда, звук удара оповестил о провале этой затеи. - Ах ты мелочь гадкая! Я тебе покажу, что бывает с такими отбросами, когда они много о себе думают! До моего уха донеслись звуки ударов и негромких вскриков. Самое время было вмешаться, но меня остановили звуки цоканья копыт по асфальту бегущего пони. Вслед за ними последовал возглас удивления, и в сетку рядом со мной ударилось что-то тяжёлое. - Эй, Фаэрстоун, ты это чего? - Это вы чего к нему лезете, до слёз довели? Ещё раз увижу вас рядом с ним, вмиг огребёте! Ясно? - Пф-ф, больно нужен он нам, - с напускным равнодушием произнёс первый голос.- Пошли, ребята, нечего время терять с этим каратистом чёртовым. Хулиганы удалились, а обиженный голосок заговорил, продолжая всхлипывать. - Они говорили, что я никчёмный. Что у меня никогда ничего не получится. Это правда, Фаэрстоун? - Поменьше их слушай, - заботливо произнёс защитник. - Они сами ничего не стоят. А ты добьёшься всего, что хочешь. Вот чего ты хочешь сейчас? - Я... я хочу стать сильным, как ты. Как тебе удалось стать таким сильным, ведь у тебя больные ноги? - Хех. Что может быть проще? Неважно, какой ты снаружи, важно то, какой ты внутри. Я научу тебя. Только уговор - ни за что не сдаваться, и поменьше слушать этих дурней. Договорились? - Да! - уже радостно ответил младший. Я улыбнулся. Оба были на правильном пути, и уже вряд ли собьются с него. Повернувшись лицом к дороге, определяя, идёт ли кто-нибудь мне на встречу, я двинулся в путь. Всё это дело с защитником и поверившим в себя жеребёнком было конечно замечательным, но для слепого пройти ещё триста семьдесят шагов до работы по оживлённой улице- дело не самое простое.***
Рабочий день прошёл как обычно. В силу слепоты, я не мог заниматься одновременно более чем с двумя детьми, но выбирать не приходилось. Время от времени я менял расписание занятий, чтобы каждый мой подопечный имел возможность играть с разными соперниками. Сегодня у меня были двое новеньких. Оба были усердными, но слишком неусидчивыми. Впрочем, за свою учительскую практику я понял, что если у таких детей выработать внимание, то из них выйдут превосходные игроки. За окном стояла ранняя осень. Воздух был полон различных запахов увядающего мира, поэтому после работы я решил зайти в парк, находящийся напротив. Я любил посидеть там, послушать шелест последних листьев на деревьях, вдыхая мягкий аромат уже увядающей травы. В эти моменты, как мне казалось, я почти не отличался от окружающих меня пони. Домой я пошёл, когда стало прохладно. Один из прохожих сказал, что уже половина девятого, а значит, я провёл здесь около пяти часов. Сиделка наверняка дано бегает, разыскивая меня. Поэтому я поторопился домой. Я знал эти места уже много лет. Тут ряд деревьев, через десять шагов пешеходный переход со звуковым сигналом, дальше девяносто восемь шагов по улице налево. В это время пони уже ходят меньше, и маневрировать становится проще. Кажется, всё было как обычно, всё шло своим чередом. Но что-то всё же было не так. Что-то тревожное витало в воздухе, щемя грудь. Нет, это не чувство, я на самом деле ощущал посторонний запах, слишком слабый и ещё неощутимый для обычного пони, но явный, и даже навязчивый для слепца, с обострённым годами обонянием. Нюх-нюх. Я знал этот запах, но не мог определить точно. Словно из тёмных уголков памяти всплывали смутные образы. Нюх-нюх. Да, я знаю его. Это, это... это газ! И именно в тот момент, когда мысль пронеслась в моей голове, прозвучал взрыв. Он произошёл недалеко от меня, но был не очень силён. Меня обдало волной жара, а вокруг поднялся женский крик. Теперь я различал треск огня. Ориентируясь на голоса собиравшихся пони, я последовал за ними и оказался в первом ряду небольшой толпы. По разговорам я понял, что взрыв произошёл в доме, перед которым мы стояли. - Айсмьюз! Айсмьюз! Айси!- голос этот, принадлежавшей кобылке, был необычайно взволнован, наполнен отчаянием и доносился с задних рядов. - Кто-нибудь видел мою дочь? Айси! – потом, видимо, обращаясь к кому-то из толпы, взмолила. - Прошу, помогите, она, должно быть, осталась в доме! Умоляю вас! - Мэм, вы посмотрите, там взорвался газ, пламя адское, нам не подступиться. Если ваша дочь жива, то пожарные в жаростойких костюмах спасут её. Они прибудут не более чем через десять минут, а мы здесь бессильны. Но убитая горем мать плача умоляла присутствующих помочь ей. От её голоса моё сердце сжималось. - Какой номер этого дома?- спросил я стоящего рядом со мной. - Тринадцатый. Несчастливый номер, - последовал мрачный ответ. - Это Селестианской планировки? - Да. А вы что сами не видите! - раздражённо бросил он мне. А потом, видимо, посмотрев на меня, произнёс, - Ой, извините, я не думал... Но я уже не слушал его. Здравый смысл уступил место состраданию, и я бросился к горящему дому. Стараясь скоординировать свои действия и найти крыльцо, я чуть не споткнулся о ступеньки. Через мгновение я уже был у двери, почти перескочив классические пять ступеней. Сзади послышались возгласы пытавшихся остановить меня, но раздался новый, пусть и более слабый взрыв, выбивший окна первого этажа, и это ослабило их пыл. Я же, не задетый новым взрывом, ударил плечом дверь. Она оказалась крепкой, деревянной, и сдалась только после третьего толчка. Вот я и внутри. Я недаром спросил про планировку. По стечению обстоятельств, я жил в таком же доме, поэтому знал расположение комнат и лестниц так хорошо, как может знать пони, ориентирующийся на ощупь и проживший в нём больше половины жизни. Так, действовать нужно с умом. Где прячутся дети, когда им страшно? Под кроватью в детской комнате или спальне родителей. Там и нужно искать малышку Айси. Дом двухэтажный. На первом этаже располагались прихожая, гостиная справа от неё, и столовая-кухня слева. Прямо напротив входной двери находится лестница, а правее от неё - дверь в подвал. Три спальные комнаты находились на втором этаже. Жар стоял сильнейший, но терпимый. Наверняка это было ясно и снаружи, а жеребец, отказавшийся входить в дом, просто испугался. Если действительно взорвался газ, то произошло это на кухне, но огонь уже давно распространился далеко за её пределы. Поэтому я бросился к лестнице со всей прытью, с какой может это сделать слепой. Прежде чем добраться наверх, минуя ровно одиннадцать ступеней, я врезался в стену и трижды споткнулся: дважды от спешки, и один раз, просчитавшись в количестве пройденных ступеней. Здесь дело обстояло несколько иначе. Если воздух на первом этаже был просто тяжёл, то на верху скопился весь дым, отчего было трудно дышать. Я закашлялся. А ещё здесь очень горячий пол. Должно быть, горел потолок первого этажа, а значит он мог обвалиться в любую минуту. Надо торопиться. - Айси! Ааайсиии! Безрезультатно Конечно, я надеялся получить ответ, но на это было мало шансов. Помимо жара, стоял просто оглушительный шум. Все мы знаем об опасности огня и дыма, но нас никогда не предупреждали об адском гуле, с ужасающей силой давящем на барабанные перепонки. Хотя, надо признать, описать или подготовиться к нему, вероятно, невозможно. Я повернул направо. Там должна находиться средняя по размеру комната. Именно в ней, как правило, семьи устраивали детские комнаты. С трудом найдя ручку двери, я отворил её. Дым пробрался и сюда, а я чувствовал, что пламя уже добралось до второго этажа и, скорее всего, пожирало сейчас лежащий на полу ковёр. Сделав шаг вперёд, я ощутил под ногой несколько небольших предметов, должно быть кубиков. Я напряг слух. Сквозь гул пламени и треск горящего дерева я расслышал тихий, еле приметный плач в дальнем углу комнаты. - Айси?! - плач прекратился. Сомнений не было, кобылка была здесь. Потеряв бдительность, я смело, почти бегом, направился вдоль стены вперёд, и тут же сильно ударился обо что-то лбом. Сознание помутилось, меня зашатало, я потерял всякий ориентир в пространстве, и лишь гигантским усилием воли мне удалось удержать равновесие. Впоследствии, думая над этим, я решил, что скорее всего это была навесная полка. Но в тот момент мне стало почти страшно. - Айси! Не бойся, я пришёл помочь тебе. Подойди ко мне. Послышалась возня и лёгкие шаги, направлявшиеся в мою сторону. Моего плеча коснулось маленькое копытце. - Ты Айсмьюз? - Да, - голосок её звучал сипло и раздражённо. Должно быть, она уже порядком надышалась дымом. - Хорошо. Теперь залезай на меня. Я вынесу тебя на улицу. Но мне нужна твоя помощь. Малышка забралась ко мне на спину. Хотя ответа не последовало, я был полностью уверен, что она кивнула в знак согласия. Для зрячих это обыденный жест. - Хорошо. Скажи мне, где выход из комнаты? - Вот он,- немного удивлённо ответила она.- А вы разве не видите? - Нет детка, я не вижу. Поэтому скажи, в какую сторону мне нужно повернуть? - Ну, на... налево. То есть направо. Вероятно она была слишком мала, об это свидетельствовала и её дикция, и ещё не до конца запомнила направление сторон. Но на сомнения у меня не было времени, воздух всё больше насыщался дымом и беднел кислородом. Нужно было отвлечь ребёнка. - Скажи, а где твои родители? - Папа уехал. Далеко. А мама на работе. Он работает продавщицей в магазине напротив. - А как начался пожар? - Ну, мама всегда устаёт, и я решила сама приготовить ужин. Зажгла свечку на столе. Мама всегда так делает перед ужином. А потом хотела включить плиту. Я видела, как мама это делает. Повернула ручку, и вдруг раздалось шипение, как будто змея. Я испугалась и убежала сюда. А потом случился взрыв Теперь всё ясно. На ощупь я нашёл дверь. Наконец-то я вновь начал ориентироваться. Малышка на моей спине сильно закашлялась, невольно подгоняя меня. Теперь огонь точно был наверху: похоже, горели перила и часть пола. Старательно огибая очаги огня и продвигаясь вперёд, я едва не пропустил лестничный пролёт, сделав несколько шагов по коридору левее лестницы. Спуск предстоял трудный, нужно было следить, чтобы кобылка не свалилась со спины. - Держись, Айси. - ответа не последовало, малышка даже не пошевельнулась - должно быть потеряла сознание от нехватки кислорода. Меня тоже мутило. Шаг за шагом, ступенька за ступенькой, я спускался по лестнице. Пройдя половину пути, я вдруг потерял опору под передней ногой. Это прогоревшая половица провалилась под моим весом. Ногу оцарапало деревом и тут же сильно обожгло пламенем, полыхавшим внизу. В воздухе появился запах палёной шерсти и кожи. Дальнейший путь я сильно хромал на эту ногу. Бесконечно долгим показался мне этот путь в одиннадцать ступеней. Ещё пять шагов отделяло меня от спасительной двери. А лёгкие мои жгло огнём, равносильным полыхающему вокруг пламени, слизистые оболочки раздирало будто наждачной бумагой, самые простые мысли отказывались формироваться в голове. Но я должен был держаться. Собрав остатки сил, я сделал шаг вперёд. И тут, прямо над нами раздался треск, и горящая балка обрушилась на мою голову.***
Цвета. Да точно, цвета. Я вижу! Я лежу, не могу пошевелиться, кажется, я связан, причём полностью. Вдруг передо мной появляется лицо, необычайно большое. Хотя нет, это я маленький. Действительно, все предметы кажутся слишком большими. Неужто это воспоминание из младенчества? Как тяжело, периодически всё затуманивается. Я слышу разговор, но не могу разобрать слов. Кажется, звучит какая-то весёлая музыка. И вдруг что-то происходит. Поднимается крик, страшный гул, всё озаряется неприятным светом. Мгновенно всё становиться просто адским. Похоже, я плачу. А музыка продолжает играть, накаляя атмосферу. Меня кто-то подхватывает на копыта. Я стараюсь сфокусировать взгляд и вижу какое-то знакомое лицо. Оно принадлежит жеребцу, но слишком молодо, чтобы быть лицом отца. Должно быть, это мой брат. Окружающий мир расплывается в огненном танце от быстрого передвижения, и лишь его лицо остаётся неизменным. Оно напряжено, но не испуганно, скорее полно решимости. Широкие скулы и высокий лоб выражают непоколебимую стойкость, небывалую силу и нескончаемое мужество. Несколько раз брат бросает на меня короткий взгляд, полный веры и надежды. И вдруг, очередная вспышка. Глаза нестерпимо болят, всё исчезает: предметы, цвета, даже огонь в мгновение ока превратились в темноту.***
Я пришёл в себя. От удара я потерял сознание и мне потребовалось около минуты, чтобы сообразить, где я, и восстановить последовательность последних событий. Поднявшись на ноги, я с ужасом обнаружил, что вновь потерялся. Но ещё больше меня напугал тот факт, что на спине не было никакой тяжести. Кобылка упала. Несмотря на неимоверный жар, меня пробил озноб. Лихорадочно, именно так, как и подобает слепцу, я начал шарить копытами по полу, продвигаясь вперёд, даже не зная, приближаюсь, или отдаляюсь я от несчастной малышки. Несколько раз я натыкаюсь на горящие обломки и обжигаюсь. Но мне всё равно, я должен найти ребёнка. Наконец я нахожу что-то мягкое. Да, это она. Пульс есть, хоть и слабый. Как можно аккуратнее подняв её и переложив на спину, встаю во весь рост. Уже совсем нечем дышать, лёгкие начинают отказывать. Сделав шаг, я врезаюсь в стену. Меня начинает охватывать паника. Всякая логика и самоконтроль умирают перед лицом смерти. Беспорядочно метаясь из стороны в сторону и стараясь найти хоть какой-нибудь ориентир, раз за разом натыкаюсь на горящие стены. Где я? Организм настойчиво требует воздуха, но его нет. Паника усиливается в стократ. Хочу закричать, но лёгкие пусты. Ах, почему я не догадался подпереть открытую дверь?! Возможно, я трижды прошёл мимо неё и не заметил. Я перестаю уже и слышать. Агония удушья, наверное, достигла своего апогея. Последняя искра жизни в умирающем теле. Что ж, я попытался, в отличие от этих трусов, и почти достиг успеха. Ноги подкашиваются, и я падаю. Всякие мысли уже давно умерли, но я держусь, я не умираю, ради малышки, чьё сердечко ещё слабо бьётся. Я сам слишком многое потерял в таком же пожаре, и не мог позволить произойти тому же с ней. Неожиданно я ощущаю дуновение свежего воздуха. Лёгкие, так изголодавшиеся по кислороду, жадно растягиваются, грозя порваться. Чьи-то сильные копыта подхватывают меня и аккуратно тянут по полу. Воздух заметно свежеет. Я снова нормально дышу, жадно хватая ртом воздух. Разум прояснился, а вскоре вернулся и слух.***
Час спустя я был в полном порядке. Из огня нас вынесли пожарные. Какая ирония - я лежал в шаге от двери. Врачи осмотрели нас. Девочку госпитализировали с сильными ожогами и отравлением угарным газом. Мне же было достаточно кислородной маски для реабилитации, хоть и был велик риск развития астмы в будущем. В остальном, они не нашли ничего серьёзнее ожогов ног. Сначала они беспокоились за мои глаза, но придя в себя, я заверил их, что был слеп ещё до пожара. Это вызвало всеобщий восторг, и хвальбы посыпались со всех сторон. Но я не слушал их. Мне были безразличны и свалившаяся на меня слава, и ликование толпы. Я был калекой, никчёмной единицей общества неспособным на полноценную жизнь. Но я смог доказать, что чего-то стою, и от этого душа обретала незнакомый доселе покой. И возможно, когда-нибудь Айсмьюз будет рассказывать своим детям о том, что в детстве от смерти её спас... слепой.