I'm becoming a monster, just like you
Ночь выдалась необыкновенно тихой. Казалось, мир разом утратил все звуки, а те, что всё ещё живы в несовершенной человеческой памяти, продолжают своё иллюзорное существование, раздаваясь неестественно и обрывочно, как подобает воспоминаниям. Вслушиваясь в шелест камней под ногами, Сиэль решительно шёл вперёд, обуреваемый дурным предчувствием. Так, во всяком случае, хотелось ему думать, словно давным-давно знакомое ощущение смертоносного потока, надвигающегося на него, становящегося хозяином лихорадочных мыслей, эмоций и страхов, не вынуждало сейчас стискивать набалдашник трости до побеления пальцев, а сердце в груди глухо стучать, как у напуганного кролика. Нет, это было всего лишь предчувствие, что Сиэль доказывал демону, покорно следующему за ним подобно смертоносной тени, и в первую очередь самому себе, рассекая осязаемую тьму ночи уверенными шагами. Что-то совсем человеческое, старательно убиваемое, отчаянно трепыхалось в груди, драло её изнутри, будто бы он проглотил железный крюк, цепляющийся за его плоть, в попытках остановить от самонадеянного стремления преодолеть свою природу, не уступать самому демону в бездушии, для которого не существует слабостей в виде раздирающих в клочья воспоминаний, глупых эмоций и чувств. Но Сиэль преодолевал оставшийся путь до входа в небольшое аляповатое здание так, словно даже если бы невидимый крюк пронзил его насквозь, он продолжал бы идти, с досадой глядя на кровь, падающую тяжёлыми каплями к ногам. Себастьян следил за добровольным шествием в раскрытую пасть льва с нескрываем интересом, вспыхнувшим в нём ещё с того самого момента, когда Сиэль, прочтя новое письмо от королевы, сухо изложил ему суть дела о чудовищных экспериментах, проводимых над детьми подпольными учёными. Граф старался казаться совершенно равнодушным, а сам был не в силах скрыть ту противоречивую гамму чувств, заполнившую его глаза. Он был напряжён. В ту ночь, исследуя тонкое тело губами, ощущая это напряжение, сковавшее его, Себастьян чуть ли не впервой с удивлением ощущал нежность Сиэля и кротость, а во взгляде обращённых на него синих глаз ловил мелькавшую детскую растерянность выброшенного на произвол судьбы ребёнка. На следующий день от подобной откровенности не осталось и следа. Сиэль Фантомхайв любил расправляться со своими слабостями быстро, пока этого не сделали они. И всё в очередной раз возвратилось на круги своя, словно минувший остаток дня был всего лишь плодом больного воображения. Остановившись перед широкими дверями, Сиэль окинул разъеденный ржавчиной замок тяжёлым взглядом. Застывшая неестественная тишина будто бы сковывала его, вливала в тело свинец, из-за чего оно отказывалось повиноваться. — Оставь в живых только подопытных. Остальных убей. — Разгуляться, подобно дикому зверю? — мягко спросил Себастьян, с лукавством покосившись на Сиэля, сейчас казавшегося намного старше, чем он есть. Синие глаза, поглотившие ночь, сверлили демона долгим внимательным взглядом. — Едва ли тебе удастся их превзойти. Не сдержав лёгкой улыбки, Себастьян одним точным ударом выбил стальную дверь, открывая им путь в захламлённое тёмное помещение, вероятнее всего служившее подпольным учёным складом. Сделав решительный шаг вперёд, Сиэль тут же сморщился от невыносимого тухло-сладкого запаха, резко ударившего ему в нос. К горлу мгновенно подкатила тошнота. Прикрыв лицо рукой, граф усилием воли заставил себя идти дальше, старясь почти не дышать ужасающе спёртым воздухом, режущим глаза всё больше по мере продвижения внутрь. Под ноги ему то и дело попадались какие-то полупустые баночки с лекарствами, оглушительно звеня и откатываясь во тьму, на которую не рассеивался яркий лунный свет, проникающий через грязные квадратные окна. Всё помещение казалось давно заброшенным, застывшим во временном пространстве склепом, собравшим под своими сводами чудовищные плоды человеческого разума, проявляющего особо изощрённую изобретательность в некоторых вещах. Рассматривая неудавшиеся или вышедшие из строя медицинские инструменты, Сиэль наткнулся взглядом на тёмный угол, заваленный коробками, из-за которых виднелась миниатюрная ступня. Лунный свет, просачивающийся через неё, казался телесным по сравнению с тонкой, как пергамент, прозрачной кожей. Махнув Себастьяну рукой, Сиэль медленно приблизился к источнику зловонного запаха, чуть ли не сбившему его с ног, стоило подойти так близко. За многочисленными коробками, точно мусор, лежали на холодной земле четыре небрежно брошенных детских тела, покинутые и ненужные никому. — Использованный материал. — В глухой тишине слова Себастьяна прозвучали неестественно, вонзившись в кожу, подобно стальным иглам. Прежде чем Сиэль успел отвернуться, чёрные облака рассеялись, позволив серебряному свету луны мягко скользнуть по обезображенным шрамами и уродливыми волдырями маленьким телам, окутанным плотной завесой трупного запаха. Графа хватило всего на пару шагов. После его вырвало. Достав платок, Себастьян аккуратно вытер ему рот, пристально вглядевшись в лицо, не уступающее сейчас в белизне савану. — Пойдёмте отсюда, пока вы не надышались ещё больше. Подняв глаза, наполненные холодной решимостью, Сиэль лишь молча кивнул, доставая пистолет. Все чувства покинули его, оставив один на один с омерзением и гневом, распространившимися, подобно крови по венам. Испытывая желание поскорее покончить со всем, уничтожить раз и навсегда эту злокачественную опухоль и забыться всего на несколько часов, чтобы избавиться от мерзкого чувства в груди, такого же навязчивого и въедливого, как запах гниющих тел, он ещё раз провёл рукой по губам, двинувшись к двери, ведущей в само здание. Прежде чем ступить в тёмный коридор, кинул через плечо, словно и не было этой минутной слабости: — Не забудь о документах, касающихся исследований. Они нужны нам все. Себастьян, с удовлетворённой улыбкой наблюдающий за уверенными и решительными движениями Сиэля, отравленного отчаянием, лишённого жалости, лишь негромко отозвался: — Да, мой лорд. Внутри тишина казалась оглушительней, чем снаружи, словно единственными, кто здесь всё ещё находился, были одни лишь мёртвые. Проверяя каждую комнату в длинном неосвещённом коридоре, но не встречая ни одной живой души, Сиэль уже начал подозревать, что кто-то предупредил учёных о грозящей им и их исследованиям опасности, когда распахнув очередную дверь вдруг обнаружил грубо сколоченные подобия кроватей со слабо виднеющимися очертаниями фигур, еле различимыми во тьме, рассеиваемой одним лишь висящим на стене канделябром. Распорядившись, чтобы Себастьян разыскал учёных и выполнил приказ, Сиэль медленно вошёл внутрь, оглядывая тесную комнату. Детей содержали едва ли лучше скота. Благо на улицах Лондона было сколько угодно беспризорного «материала», промышляющего воровством или просящего милостыню, отчего надобность в нормальной заботе отпадала сама собой. Найти кого-то живого в этом аду Сиэль не рассчитывал, но всё же осторожно ступая приблизился к одной из кроватей, смутно различая на ней двух скрючившихся детей, покрытых серо-коричневыми трупными пятнами. Крюк вонзился в плоть сильнее, безжалостно дробя кости. Неожиданно в углу кто-то закопошился. Сначала решив, что это ему только показалось, но потом, снова уловив слабый шорох, Сиэль бесшумно двинулся к источнику звука, тщетно напрягая зрение. Из темноты на него испуганно смотрели два голубых глаза, казавшихся неестественно большими на осунувшемся лице с уродливым шрамом, тянувшимся через всю щёку. Подойдя ближе, Сиэль смог отчётливее рассмотреть мальчика примерно его возраста, с покрытым незаживающими рубцами худым телом. Когда тот, оцепеневший при виде человеческой фигуры, нервно дёрнулся, стараясь как можно сильнее вжаться в угол, граф прекратил попытки приблизиться, и лишь очень медленно протянул руку в чёрной перчатке, боясь спугнуть резким движением. — Я пришёл помочь тебе, — негромко, но отчётливо произнёс он, смотря прямо в расширенные от страха глаза. — Я не причиню тебе зла. Несколько минут мальчик не сводил напряжённого взгляда с лица Сиэля, словно ожидая, что тот предпримет. Когда это затянулось, граф сделал осторожный шаг назад, меньше всего ожидая, что миниатюрная фигура в углу резко вскочит на ноги, отчаянно бросившись к нему, словно он и впрямь мог уйти. На секунду оторопев, Сиэль автоматически потянулся к пистолету, спрятанному при входе в комнату, но потом невольно замер, когда ощутил, как протянутую дотоле руку неожиданно обхватили ледяные пальцы. Опустившись на колени, мальчик уткнулся в его ладонь носом и вдруг беззвучно заплакал. Совершенно растерявшись, Сиэль удивлённо смотрел на склонённую тёмную макушку, пока, наконец, не отмер и не сжал чужую руку, призывая уходить. — Пошли, нужно выбираться отсюда. Поспешно поднявшись, мальчик покорно поплёлся следом, больше всего боясь выпустить тёплую ладонь и поэтому схватившись за неё мёртвой хваткой. Краем глаза наблюдая за ним, Сиэль достал пистолет и, толкнув дверь комнаты, осторожно вышел в коридор. Прежде погружённый в звенящую тишину, а теперь наполненный звуками какого-то нечеловеческого хаоса, он напоминал огромную клетку, из темноты которой в любой момент могло выйти нечто ужасающее. — Идём! — скомандовал Сиэль, потянув мальчика к выходу на склад. Тот, прибавив шаг, ещё отчаяннее сжал руку в перчатке, приятно соприкасающейся с кожей, во все глаза смотря на графа, уверенно продвигающегося к выходу. Когда до него оставалось всего ничего, из-за поворота вдруг выбежал мужчина в белом халате, охваченный паникой. Случилось это так неожиданно, что они чуть не столкнулись. Мальчик, вздрогнув всем телом, до боли сжал руку Сиэля с непонятно откуда взявшейся в этом тщедушном теле силой. Он понимал — это конец, но даже когда учёный вдруг яростно бросился на них, не смог заставить себя зажмуриться. А потом слух полоснул оглушительный выстрел. Оцепенело смотря на судорожно дёрнувшегося мужчину, нелепо осевшего на пол, мальчик медленно повернулся к Сиэлю, как и он наблюдавшему за этой сценой. Синие глаза не отражали ровным счётом ничего, и лишь где-то на самом их дне затухала болезненная ненависть. Не говоря ни слова, Сиэль двинулся дальше, только перед самой дверью отдав мальчику свой плащ и предупредив, чтобы он прикрыл лицо рукой. Когда тот послушно выполнил всё, что ему велели, граф схватил холодную руку и, задержав дыхание, распахнул дверь, стремительно утягивая своего спутника за собой. Ночной воздух ещё никогда не казался Сиэлю таким ароматным и свежим, но даже он не мог перебить омерзительный тухлый запах, будто бы забившийся в нос. Поморщившись, граф кинул взгляд на мальчика, с упоением оглядывающегося по сторонам, решив дать ему возможность немного насладиться свободой (кто знает, сколько он провёл в четырёх стенах), а заодно и переговорить с Себастьяном, дожидающимся их около входа со всеми нужными бумагами. — Ты сделал всё, как я велел? — Да, но боюсь, что живых детей мне найти так и не удалось. Видимо, поиски новых подопытных только входили в их планы. — Думаю, Её Величеству будет достаточно и одного, — ничуть не удивившись этой новости, отозвался Сиэль, задумчиво глядя на мрачное здание. Повернувшись обратно к Себастьяну, наблюдающему за ним, он посмотрел ему прямо в глаза. — Выжившие? Губы демона изогнула мягкая улыбка. — Никого. Как вы и сказали, помимо записей всё уничтожено. Удовлетворённо кивнув, Сиэль направился обратно к мальчику, чуть подрагивающему от холодного ветра, проникающего под чёрный плащ, напоследок отдав Себастьяну приказ: — Сожги здесь всё, чтобы ничего не осталось. На фоне ночного неба, заглотившего в себя весь мир, яркое пламя, лизавшее агатовые облака, казалось невыносимо ярким, единственным, что по-настоящему существует в застывшем и беззвучном настоящем. Убедившись, что мальчик не может связно разговаривать, а лишь издаёт нечленораздельные звуки, Сиэль несколько минут мрачно глядел в окно подпрыгивающей на ухабах кареты, провожая взглядом пылающее здание, пока оно не скрылось за густыми деревьями. Стоило же ему откинуться на спинку мягкого сидения и усталость, словно дожидалась только этого, накинулась на него оголодавшим зверем, безжалостно вколачивая проглоченный крюк прямо в грудную клетку. Нахмурившись, Сиэль устремил тяжёлый взгляд обратно в окно кареты. Занятый своими мыслями, он даже не заметил, что мальчик смотрит на него — испачканного чужой кровью, мрачного, источающего трупный запах — как на божество. Тёплая ванна даровала долгожданную расслабленность, проникшую под кожу и принёсшую с собою сонливость, окутавшую всё тело, точно мягкий плед. Полностью отдавшись умелым движениям рук Себастьяна, Сиэль с наслаждением погрузился в ленивую и неспешную смену обрывочных образов, проносящихся перед закрытыми глазами нестройной чередой воспоминаний, действующих на него по-странному успокаивающе. Какое-то странное спокойствие завладело им. Вдыхая нежный запах трав, почти полностью вытеснивший собою трупный, Сиэль всё больше терял границы между своим телом и окружающим его миром. Произошедшее несколько часов назад хоть ненадолго начало казаться ему лишь очередным дурным сном, постепенно рассеивающимся, как мираж, потерявший последние очертания. Поэтому, когда пришло время переодеваться ко сну, граф едва ли стоял на ногах, с несвойственным ему вниманием наблюдая за Себастьяном, сделавшимся сейчас как никогда близким, пока разум путался в тумане, а сам он был ужасно разомлевшим. Душу вдруг начала скрести какая-то болезненная нежность, и единственное, что сдерживало отчаянный порыв обнять, — это гордость, кое-как взывающая к рассудку. — Мне стоило большого труда убедить нашего гостя покинуть вас и отправиться спать к себе в комнату. Похоже, он уже успел к вам привязаться. Не сумев подавить очередной зевок, Сиэль опустил глаза на Себастьяна, неторопливо застёгивающего верхние пуговицы его ночной рубашки, устало спросив: — Что ты несёшь? Он просто напуганный ребёнок. — Как и вы? Хватило всего мгновения, чтобы трогательная сонливость на лице Сиэля сменилась на холодный гнев, вдруг разом преобразивший его. Поджав губы, он смерил насмешливо смотрящего на него демона пронизывающим взглядом потемневших глаз, которые поймав отблески света, стали вдруг почти нечеловеческими. Вопрос, заданный с жёсткой усмешкой, прозвучал резко, как пощёчина: — Хочешь сказать, ты опустился до того, что стал прислуживать немощному ребёнку? Вместо ответа, Себастьян раздвинул полы белой рубашки, неспешно коснувшись впалого живота губами. Почувствовав на оголённой коже тёплое дыхание, Сиэль ощутимо вздрогнул, против воли слегка приоткрыв губы. Демон вновь втянул его в свою импровизированную игру. Вновь отвёл столь полюбившуюся ему роль марионетки. Не сводя с Себастьяна пронзительных глаз, сейчас больше всего похожих на два пылающих угля, Сиэль стоял на месте, словно прикованный цепями, наблюдая за тем, как он исследует его живот губами, пока руки совершенно по-хозяйски оглаживают бёдра. А в это время ненависть, острая нежность и возрастающее желание точно дикие звери остервенело накидывались друг на друга, желая разодрать противника в клочья. Но эта игра была уже проиграна. И попытки что-то исправить казались сейчас до ужаса нелепыми на фоне напрягшегося тела и участившегося дыхания. Они оба это прекрасно понимали. Улыбнувшись, Себастьян коротко поцеловал аккуратный пупок, после чего вдруг отстранился, и также неторопливо застегнув оставшиеся пуговицы, наконец поднял глаза на Сиэля, прожигающего его таким взглядом, что едва ли там угадывались какие-либо свойственные ребёнку чувства. — Что вы. Я сразу увидел в вас огромный потенциал. О, в то мгновение маленький гордец выглядел поистине очаровательно: раскрасневшийся, покорный, с угрожающе прищуренными глазами, на дне которых всё ещё трепыхалось, подобно огоньку свечи, вспыхнувшее желание. Но игру требовалось прекращать. Сиэлю, изрядно вымотанному за весь день, полагалось видеть сны, и если бы Себастьян не решил не отказывать себе в удовольствии и не затевать с упрямцем очередную словесную перепалку, так бы уже давно и случилось. Незачем сейчас было разжигать очередную мини-войну. Это они всегда успеют сделать. — Ложитесь спать, — опережая хлёсткие фразы, готовые вот-вот обрушиться на него подобно камнепаду, сказал демон с нотками той снисходительности в голосе, злиться на которую если и можно, то совершенно бессмысленно. — Детям требуется здоровый сон, а у вас, ко всему прочему, на завтра запланировано много работы. Сиэль лишь тихо фыркнул, почувствовав себя вдруг слишком уставшим для продолжения дальнейшей баталии. И умиротворённым. — Не заставляй меня в оставшееся до утра время мучиться желанием убить тебя.***
Буре, поглотившей город, казалось, не будет конца. Огромные капли, точно миниатюрные снаряды, барабанили по окнам поместья, создавая настоящую какофонию звуков вместе с протяжно завывающим ветром, ставшим вдруг чем-то живым и неистовым. Дожидаясь десерта, Сиэль вновь и вновь перечитывал отчёт для королевы, сейчас находящейся в своей летней резиденции Осборн-Хаус, пока, наконец, с коротким вздохом не отложил его, взявшись за другие бумаги, требующие срочного внимания. День обещал быть очень длинным. Когда появился Себастьян, бесшумно войдя в кабинет точно часть той тишины, окутавшей его вместе с ударами стремительно разбивающихся капель, Сиэль задумчиво смотрел на буйство природы, казалось, полностью погружённый в свои мысли. Но стоило высокому силуэту отразиться в окне и граф сразу же обернулся, одарив Себастьяна вопросительным взглядом. — Он постепенно осваивается, — ставя на стол чашку чая и трайфл, отозвался демон, прекрасно понимая всё без слов. — Я отдал ему костюм, который вы не носите, и привёл в более-менее надлежащий вид. — Хорошо, — медленно проговорил Сиэль. — Держи меня в курсе, если что-то случится. Поклонившись, Себастьян ушёл. Вновь погрузившись в работу с головой, вслушиваясь в стук капель, окруживший собой кабинет плотным занавесом, Сиэль не сразу различил в оторванной от мира реальности нерешительные шаги, замеревшие на полпути к его столу. Когда же он поднял глаза, то невольно вскинул брови, с лёгким удивлением рассматривая мальчика, неожиданно возникшего, словно из ниоткуда. Себастьян действительно постарался на славу: вымытый, одетый и накормленный, он стал похож на обычного миловидного ребёнка. И только шрам на его щеке являлся тем воспоминанием, которое не сотрёшь, как ни старайся. Словно клеймо, призванное напоминать, что счастье не что иное, как пустая человеческая блажь, иной раз не позволяющая отчаяться даже отъявленному скептику. Или обречённому. — Садись, не бойся, — видя в устремлённых на него глазах застывший вопрос, нарушил молчание Сиэль, кивком головы указав на стул, стоящий неподалёку от его стола. — Ты мне не помешаешь. Мальчик покорно сел, с плохо скрываемым любопытством оглядывая кабинет, являющийся для него настоящим воплощением роскоши. Он был абсолютно потерян, как потерян человек, когда его жизнь ему уже не принадлежит, когда ею швыряются, словно грязной тряпкой. Пристально наблюдая за ним, Сиэль поджал губы, опустив глаза на документы. В конце концов, чтобы не пребывать в плену наивных заблуждений, следует в первую очередь уяснить, что ни твоя, ни чья-либо ещё жизнь не представляет для этого мира какой-либо ценности. На этом решив больше не забивать голову ненужными мыслями, только мешающими работать, Сиэль позабыл про незваного гостя, посвятив всё внимание бумагам, от которых у него уже рябило в глазах. Кабинет снова окутала эфемерная тишина, превращая отдельную комнату в маленький ирреальный мирок, словно хрустальный шар, вместивший в себя лишь тихий скрип пера и убаюкивающие удары об окно. Казалось, встряхнёшь его, и всё пространство заполнится дождевыми каплями, плавно опускающимися на застывшие фигуры. Ненавязчиво наблюдая за сосредоточенным Сиэлем, изредка бросающим на него короткие взгляды, мальчик старался сидеть абсолютно бесшумно и просто изучать взглядом этого необычного человека, показавшегося ему с самого начала лишь плодом воображения, которого было так странно коснуться рукой и вместо пустоты почувствовать тёплую кожу. Когда же Сиэль, отложив перо и размяв пальцы, пододвинул к себе трайфл, будто долгожданное вознаграждение за проделанную работу, мальчик с удивлением проследил за тем, как вся его удивительная для такого возраста серьёзность и холодность на миг испарились, уступив место обычному детскому нетерпению, вспыхнувшему в синих глазах, прикованных к волшебного вида десерту. Сиэль же, заметив, каким голодным взглядом на него смотрят, положил маленькую ложечку обратно на блюдце, чуть подвинув трайфл к краю стола. — Хочешь? Мальчик заколебался. Сытно накормленный, как никогда за всю свою недолгую жизнь, он явно полагал, что согласно кивнуть будет вопиющей неблагодарностью. И всё же мотнуть головой сейчас казалось ему равносильно отказу от новеньких башмаков, когда свои уже ни на что не годны. Сиэль, видя все эти мучительные сомнения, лишь выжидательно молчал, не сводя внимательного взгляда с мальчика, который спустя несколько минут всё же нерешительно кивнул, подняв на него глаза, до краёв переполненные таким сильным раскаянием, что граф невольно издал беззлобный смешок. — Тогда ешь. Я всё равно не голоден. Помешкав, мальчик поднялся со стула, и осторожно подхватив десерт, уселся обратно. Сцепив руки в замок и подперев ими подбородок, Сиэль со смешинками в глазах наблюдал за тем, как он вонзил ложечку в мягкое тесто и, отправив небольшой кусочек в рот, принялся уплетать всё остальное чуть ли не за обе щеки. — Вкусно? — насмешливо поинтересовался Сиэль, не расцепляя пальцев и чуть склонив голову набок. Мальчик утвердительно кивнул, вытирая тыльной стороной ладони заварной крем, попавший на щёку. Откинувшись на спинку кресла, Сиэль позвал Себастьяна. Спустя несколько секунд он уже бесшумно вошёл в кабинет, невольно вскинув брови при виде столь неожиданного зрелища. — Принеси чай, — распорядился граф, глаза которого сверкали несвойственным для него озорством, под стать лёгкой улыбке. — Нашим гостям не положено есть всухомятку. Да, и про десерт не забудь. Оторвавшись от чтения книги, Сиэль задумчиво глянул на единственный источник света в огромной библиотеке, погружённой в мягкую тишину, окутавшую тело, словно чёрный бархат. Большой палец в каком-то механическом движении медленно очертил нижнюю губу, пока совершенно отсутствующий взгляд синих глаз, поймавших в себя извивающийся огонь, был прикован к язычкам пламени, радостно и безжалостно поедающим поленья. Перед мысленным взором Сиэля всё ещё стоял одноглазый кот, восседающий на голове мёртвого тела, из-за чего буря, яростно бившаяся в окна, словно огромная птица, и демон, чью фигуру, замеревшую позади его кресла, нежно обнимала темнота, вызывали в душе ворох самых противоречивых чувств. От восторга до ужаса. Оставив раскрытую книгу лежать на коленях, Сиэль слегка потянулся, ощущая, как занемело всё его тело. Но уходить спать, к чему обязывало позднее время, совсем не хотелось. Хотелось поплотнее завернуться в мягкую темноту и, вслушиваясь в треск горящих поленьев, со странным упоением чувствовать, как опьяняюще ясно в это самое мгновение, в этом самом месте стираются границы между двумя мирами. Как тьма нежно скользит по коже, неощутимо оцарапывая её своими когтями. — Скажи, — медленно проговорил Сиэль, не отрывая взгляда от камина, — если человек умрёт и попадёт в ад, почувствует ли он хоть какую-нибудь разницу? — Полагаю, что да. Отмерев, словно вдруг сбросив с себя сон, Сиэль чуть повернулся в кресле, вопросительно изогнув бровь. — И какую же? Услышав столь привычные слуху нотки нетерпения в голосе, Себастьян невольно улыбнулся. Брось весь мир к ногам этого маленького человека, и он непременно поинтересуется, почему тот подан не на серебряном подносе. — Не догадываетесь? — обогнув кресло, демон подошёл к Сиэлю, поправляя ему ленту на шее. — Пока вы живы — у вас есть возможность бороться, а разве не на этой возможности построено всё человеческое существование? В аду же подобной привилегии лишаешься, поэтому, если вас интересует моё мнение, я бы назвал жизнь падением в бездну, а ад — глубоким дном, из которого не выберешься. Рука в белой перчатке ненавязчиво скользнула вниз, незаметно подхватывая книгу, но Сиэль перехватил её, не разжимая хватки и смотря прямо в алые глаза, с лёгким прищуром изучающие его лицо, на котором застыла кривая ироничная улыбка. — А как же наивно воспеваемый рай? Ведь вверх не упадёшь. — Верно, не упадёшь, — мягко отозвался Себастьян, читая в обращённом на него взгляде непонятное даже самому Сиэлю отчаяние. Когда же человека перестанет отравлять и мучить столь безжалостная вещь, как надежда? Тогда, когда он достигнет дна? — Потому что рая, как и Бога, не существует. Люди сами выдумали всё это, боясь собственного бессилия, медленно разрушающего их жизнь и отнимающего всё, что им дорого. Сиэль разжал пальцы, позволяя Себастьяну забрать книгу, после чего устало откинулся на спинку кресла. — Глупо их за это винить. — А я и не виню, — отозвался демон, опускаясь на одно колено. С минуту изучая взглядом лицо Сиэля, он, наконец, протянул руку, принявшись ненавязчиво оглаживать его щёку большим пальцем, мягко скользящим по белоснежной коже. — Мне даже немного жаль их. Потерянных, немощных, одиноких. Живущих в кромешной тьме, скрывающей границы бездны, которая может быть прямо у их ног. — Лжёшь. — Я лишь наблюдатель. Главные герои нескончаемой пьесы, разыгрываемой из века в век, — люди. Сиэль невесело усмехнулся, позволив себе едва заметно потереться щекой об гладящие её пальцы, словно благодаря за эту мимолётную ласку, так странно успокаивающую его. — Ты можешь сочувствовать актёрам, но твоё сознание никогда не покинет мысль, что это — всего лишь игра, которую всегда можно забыть. Себастьян улыбнулся, по-прежнему не отнимая руки. — Разве игра некоторых людей не достойна того, чтобы о ней помнили вечно? — "Игра некоторых людей"… — Сиэль слегка подался вперёд, с улыбкой, преисполненной горькой иронии к самому себе, потеревшись носом о щёку Себастьяна с той невыносимой нежностью, которая иной раз безжалостнее других чувств кромсала и драла то, что демон именовал душой. — Действительно, что такое человеческая жизнь? Мгновение и песчинка. Одна игра из миллиарда, которую можно забыть, прервать и обсмеять, словно на это у нас есть хоть какое-то право. — Сожалеете? — Какая глупость. Отстранившись, Сиэль глянул куда-то поверх плеча Себастьяна и лицо его слегка смягчилось. — Пришёл почитать? Мальчик, словно бестелесное привидение замеревшее у входа в комнату, покрепче сжал большую книгу в руках и неопределённо кивнул. Ставший невольным свидетелем чего-то абсолютно интимного, недоступного более никому, кроме двух сверхъестественных существ, сейчас властно и спокойно взирающих на него из тьмы огромной комнаты, он так и не решился сдвинуться с места, пока Сиэль не махнул рукой, приглашая присоединиться к ним. Неотрывно следя за Себастьяном, который, бросив короткий взгляд через плечо, неторопливо выпрямился, чтобы вновь замереть позади кресла, мальчик нерешительно двинулся к Сиэлю, чувствуя, как деревенеет всё его тело от страха перед этим величественным и ужасающим существом, не позволяющим никому стать ближе своему хозяину сверх допустимой им меры. Оно словно чума преследовало его всюду, куда бы он ни пошёл, уничтожая всё и всех, чтобы безраздельно владеть всем тем, что является этим человеком. Подобное приводило в первобытный ужас. — Хочешь, чтобы я прочёл тебе её? — не замечая странного напряжения, окутавшего комнату, Сиэль взял протянутую ему книгу, с сомнением взглянув на потёртую обложку, где едва различил фигуру белокурого ребёнка на фоне огромной луны, заполнившей собой весь чёрный небосвод. Сказки. Подняв глаза на мальчика, чтобы сказать, что время для чтения уже слишком позднее, но уловив что-то смутно знакомое в выражении его лица, Сиэль после секундного замешательства всё же раскрыл пожелтевшую книгу, недоумевая, когда он успел стать таким мягким. Подобная слабость раздражала его, но почти всегда постыдно брала верх, с глумлением утыкая носом в очевидную истину — ты всего лишь человек. — Хорошо, но после этого сразу же спать. Мальчик с готовностью опустился на мягкий ковёр неподалёку от кресла. Свет от камина, падающий ему на лицо, вдруг навеял воспоминания о тихих вечерах, проводимых с братьями и сёстрами, отчего на душе впервые за долгое время сделалось необыкновенно спокойно, как бывало дома. А со спокойствием пришло и ощущение защищённости абсолютно от всего, что так пугало. Даже от теней этой огромной комнаты, иной раз принимающих самые кошмарные образы. Неловко кашлянув, Сиэль принялся читать. К чувству неуюта, которое вызывали внимательные взгляды двух пар глаз, обращённых на него с совершенно разными выражениями, постепенно начало примешиваться непривычное чувство ответственности, возникающее, когда волей-неволей начинаешь заботиться о ком-то. Оно по-странному умиротворяло и одновременно вызывало желание как можно скорее от него избавиться, забыть и вновь похоронить под останками прежней жизни, в которой подобная слабость ещё была дозволительна, а полнейшее доверие в глазах не сменялось обжигающей ненавистью. В которой абсолютно всё было совершенно иначе. Спустя четыре сказки у Сиэля начал заплетаться язык. Перестав читать, он устало обмяк, молча кивнув головой на слушателя, мирно посапывающего во сне и норовившего вот-вот встретиться головой с полом. Комната опустела. Мысли в голове, словной нестройный рой, разлетелись каждые в своём направлении. Хотелось спать. Задумчиво глянув на догорающий в камине огонь, Сиэль поднялся с кресла и, отбросив на него книгу, направился к себе. Действительно, что такое человеческая жизнь, как не падение в глубокую бездну? ..***
На следующий день разыгравшаяся не на шутку буря будто бы превратилась в живое существо, дикое и свирепое, исступлённо бившееся в окна поместья с желанием смести всё на своём пути, уничтожить и похоронить прямо под собою. Из-за этого неприятного чувства, словно на тебя в любой момент могут накинуться и разодрать в клочья, Сиэль спешил завершить оставшиеся дела как можно скорее, чтобы выбраться из клетки, именуемой кабинетом, где в другом углу на него смотрел голодный разъярённый зверь, непонятно чего выжидающий. Себастьян, казалось, прекрасно видел, какие красочные картины подбрасывает детская часть Сиэля его воображению, а потому не упускал ни единого случая одарить графа насмешливым взглядом, стоило только ему переступить порог кабинета, чтобы в ответ получить неизменное раздражённое выражение лица. Но, к огромному сожалению демона, подобная ребяческая игра продлилась совсем недолго: Сиэль довольно быстро покончил с делами и теперь гордо следовал в библиотеку, на выходе одарив его очаровательным взглядом, полным негодования. Себастьян только снисходительно улыбнулся, перехватывая их извечную эстафету. Зажав гордеца в углу, он целовал упрямо сжатые губы, откровенно наслаждался мимолётной покорностью, а после и яростным шипением Сиэля, пока тот, наконец, не выбрался из хватки и не направился дальше, раздражённо поправляя на ходу помявшуюся одежду. Как и ожидал Сиэль, он нашёл мальчика в библиотеке, бездумно передвигающего фигуры на шахматной доске и затравленно поглядывающего в огромное окно, за которым клокотал настоящий хаос. Неуправляемый, а оттого пугающий. Опустившись в кресло напротив него, Сиэль положил на стол детскую книжку про военные сражения, постучав по ней пальцем. — Писать ты тоже не умеешь? Встрепенувшись, мальчик перестал сжиматься в комочек и, выпрямившись в кресле, отрицательно покачал головой, украдкой рассматривая красочную обложку, невольно привлекающую его внимание. — Тогда я попробую немного обучить тебя. Голубые глаза недоумённо устремились на Сиэля, сцепившего пальцы в замок и напряжённо о чём-то размышляющего. Заметив этот взгляд, он пояснил как можно небрежнее: — Ты должен уметь писать хотя бы своё имя, раз не можешь его произнести. Мне же нужно как-то к тебе обращаться. Имя. Его называли по имени так давно, будто это были лишь обрывки неясных снов, где существовал совершенно иной человек, чем-то отдалённо на него похожий. Вся прошлая жизнь казалась сплошным сном, словно открыв глаза первое, что увидишь — грязный потолок, а следом ощутишь нестерпимую боль, давно ставшую чем-то неотделимым от тела. Имя. Существует ли человек, наречённый этим именем, сейчас? Мальчик не знал. Он помнил лицо матери, сестёр и братьев. Он помнил их имена и нестерпимо сильно хотел вывести каждое на бумаге, точно это поможет ему стать ближе к ним. Сиэль раскрыл книгу. Мальчик поспешно придвинулся к нему, словно мог упустить что-то очень важное, и впился глазами в ровные строчки, стараясь не отвлекаться на яркие всполохи военной формы. Буря скребла когтями по окнам, выла и металась, как раненный зверь, жаждущий накинуться на обидчика и растерзать его на части, но сейчас всё это было абсолютно далёким и нестрашным. Вслушиваясь в звучание тихого голоса, терпеливо исправляющего первые ошибки, по крупицам воссоздавая в голове кровавые баталии, мальчик горящими интересом глазами следил за ходом очередной битвы, казалось, разворачивающейся прямо в библиотеке, позабыв про всё на свете. Этот совсем детский восторг невольно передался самому Сиэлю. В таком положении их и застал Себастьян, пришедший подать послеобеденный чай: мальчики сделали перерыв на шахматы, и хотя игра была совсем незатейливая, выступала она как самое настоящие сражение, где шахматные фигуры являлись солдатами английской и американской армии. Ничего не могло нарушить странный уют, ожививший комнату. Разлив чай по чашкам и разрезав бисквит Виктории, Себастьян бесшумно встал около кресла Сиэля, украдкой наблюдая за ним. Что-то изменилось на этот краткий промежуток времени, что-то незаметное обычному стороннему наблюдателю. Чуть более раскованные движения, редкая мимолётная улыбка, оживляющий глаза озорной блеск… Он был многогранен, этот человек, и, пожалуй, понять, что скрывала его душа казалось почти невозможным, раз сейчас что-то беззащитно-детское сквозило в синих глазах и во всей хрупкой фигуре. Себастьян не знал, как стоит ему реагировать на подобные изменения. Он просто внимательно наблюдал за двумя мальчиками, своими непрерывными действиями невольно создающими уют вокруг себя, словно маленький островок света, которому суждено было вскоре погаснуть. К ночи буря немного стихла и теперь лишь громко барабанящие дождевые капли заполняли звуками погружённую в тишину комнату, подобно странной убаюкивающей колыбели. Мирно прикрыв глаза, Себастьян лениво перебирал мягкие волосы Сиэля, пока тот, лёжа на нём, неторопливо изучал его шею короткими поцелуями. Обнажённое, почти невесомое тело дарило приятное тепло и от этого казалось ещё более уязвимым, чем прежде, словно крохотный огонёк свечи, трепыхающийся в густой тьме. Повернув голову, Себастьян уткнулся носом Сиэлю в висок, медленно вдыхая приятный запах мёда и молока. Всего лишь наблюдатель?.. Конечно, нет. Он не собирался позволять этому человеку сойти с пути, ведущего прямиком в пропасть. Цепляясь за него когтями и клыками, он утягивал его всё ниже и ниже на самое тёмное ужасное дно, чтобы в конце концов этот хрупкий свет оказался там. Рядом с ним. Его маленький своенравный свет, безжалостно лишивший возможности наслаждаться тьмой. Позволивший себе столь непростительную слабость как нежность лишь потому, что сумел разглядеть прорехи во вражеской броне. До чего же ироничная пьеса. Зашевелившись, Сиэль провёл носом по шее Себастьяна, после чего подняв голову, внимательно взглянул на него, словно до этого читал все мысли и теперь они плотным облаком повисли в воздухе. Себастьян не сдержал лёгкой снисходительной улыбки, дожидаясь, что же скажет ему это непредсказуемое создание, но оно лишь плавно соскользнуло с него, лишив тепла своего тела, и направилось к зеркалу, ничуть не смущаясь собственной наготы. Приподнявшись на локте, демон принялся с интересом наблюдать за ним, рассматривающим своё отражение, заботливо ласкаемое темнотой. — Ты мне всё тело покрыл своими отметинами, — наконец нарушил молчание Сиэль, обернувшись к Себастьяну. — Как теперь, по-твоему, я должен прятать их под одеждой? — Смею заметить, что вы тоже сегодня были весьма несдержанны. Я люблю ваши громкие стоны, но не всегда могу объяснить их причину посторонним людям. Щёки Сиэля тронул лёгкий румянец. Нахмурившись, он уже собрался ответить что-то резкое, но всё же передумав, подошёл к Себастьяну, устремившему на него глаза, в которых плескалась насмешка. — Что с тобой? — Со мной что-то не так? — Ты сегодня сам на себя не похож. Улыбнувшись, Себастьян взял руку Сиэля, поцеловав его в раскрытую ладонь. — Знаете, хоть люди и непредсказуемые существа, но одно я всё же понял хорошо — если они стараются понять кого-то, значит, этот «кто-то» им небезразличен. — Чушь. — Правда? — утягивая несопротивляющегося Сиэля обратно к себе на кровать, наигранно удивился Себастьян. — Как досадно. Ничего не ответив, граф лишь вновь нахмурился, позволяя уложить себя в прежнее положение. — Что ты делаешь? — Давайте полежим так ещё, — почти промурлыкал Себастьян куда-то ему в висок, умиротворённо прикрыв глаза. — Мне нравится ваше тепло.***
Задумчиво наблюдая за мальчиком, старательно выводившим неровные буквы на бумаге, Сиэль неторопливо пил чай, изредка кидая взгляд на имя, еле читаемое из-за чернильных пятен. «Джозеф». Спустя три дня, наполненных неизменными вечерами, проводимыми в библиотеке, человек, сидящий перед ним, наконец обрёл личность, перестав быть безликой тенью, которую игнорирует весь мир. К чему всё это было сделано? .. Сиэль старался не задумываться об этом. Так было гораздо легче. Проведя рукой по щеке, из-за чего на ней остался след от чернил, Джозеф напряжённо нахмурился, внимательно прочитывая два имени, которые с усердием выводил всё это время. Осталось ещё четыре. Подняв глаза на задумавшегося Сиэля, он вновь принялся за свою кропотливую работу, подгоняемый желанием поделиться с этим человеком частичкой важного для него мира. Неожиданно раздавшийся стук нарушил мирную тишину, царившую в библиотеке. Повернув голову, Сиэль увидел вошедшего Джона Брауна, а следом и Себастьяна. Не было надобности читать письмо со знакомой красной печатью, чтобы понять, что от него хотят, но граф всё же молча вскрыл конверт, пробегая глазами по ровным строчкам, гласившим, что Виктория вернулась в Лондон и теперь желает видеть «несчастное дитя» у себя. — Это и есть подопытный? — спросил дворецкий королевы, посмотрев на мальчика, вертевшего перо в руке и рассматривающего его с неподдельным интересом. Взглянув на Брауна, Сиэль кивнул. — Его зовут Джозеф. Пока они все молча шли на улицу, Джозеф обеспокоенно оглядывался на мрачного Сиэля, пытаясь понять, что происходит и куда его уводят. Возможно, в глубине души он уже обо всём догадался, но, не желая принимать это за правду, всякий раз с надеждой вглядывался в лицо графа, получая в ответ лишь тягостную тишину. Ноги, ставшие точно ватными, не слушались, и Джозеф пару раз споткнулся, пока путь к двери, прошедший словно во сне и показавшийся ему невероятно долгим, наконец не закончился. Дворецкий королевы направился к стоящей неподалёку карете. Глядя удаляющейся фигуре вслед, Джозеф совершенно растерянно обернулся к Сиэлю, не зная, что ему делать. Горло сдавила невидимая рука, отчего дышать стало невыносимо тяжело. Отчаянная надежда, сквозившая во всём облике мальчика, казалась ему самому огромным камнем, придавившим его к земле. — Ты должен идти. Голубые глаза широко распахнулись, словно Джозеф только сейчас осознал всё происходящее. Замотав головой, он умоляюще стиснул руку Сиэля, но граф лишь сжал его руку в ответ и ровно произнёс: — Прости. Пальцы разжались. С минуту глядя прямо в синие глаза, словно надеясь найти там что-то, Джозеф наконец попятился назад, неуверенно обернувшись на ожидающего его мужчину. К карете он шёл медленно, словно вот-вот упадёт. Видя это, Сиэль нахмурился, после чего, не говоря ни слова, скрылся в поместье. Себастьян остался один. Не двигаясь, он с интересом наблюдал за мальчиком, забирающимся в экипаж, поймав на себе его пустой взгляд, вызвавший невольную улыбку. Интересно, что он чувствовал, преданный своим богом? А, впрочем, разве это важно? Карета тронулась с места. Развернувшись, Себастьян направился обратно в поместье, сопровождаемый восхитительным звуком разрушающегося человеческого мира. Перестав застёгивать пуговицы ночной рубашки, Себастьян поднял глаза на Сиэля, встречаясь с ним взглядом. Немой диалог длился несколько минут, прежде чем демон спросил: — Вам жаль его? — В последнее время ты задаёшь слишком много глупых вопросов. — Стараюсь разобраться, что происходит в вашей голове. Проследив за тем, как Себастьян поднялся с колена, чтобы повесить его одежду в шкаф, Сиэль издал короткий невесёлый смешок. — Напомни мне, когда ты начал заниматься подобными вещами? — А вы? В комнате повисло молчание. Захлопнув деревянные дверцы, Себастьян обернулся к Сиэлю, выглядевшему сейчас настолько эфемерно, что казалось, будто скоро он начнёт просто растворяться в темноте, бледнеть и терять последние очертания. Лишь пентаграмма источала яркое лиловое сияние, словно привязывая бестелесный призрак к бренному миру. Бесшумно ступая, Себастьян приблизился к своему хрупкому свету, вновь присев на одно колено, чтобы смотреть прямо в пронзительные глаза, всё это время неотрывно наблюдающие за ним. — Топишь себя? — Что вы. Просто не позволяю вам тонуть в одиночку. Сиэль нахмурился. Улыбнувшись, Себастьян мягко притянул его к себе, удовлетворённо чувствуя тепло осязаемого тела. Короткий поцелуй и снова глаза в глаза, пока Сиэлю не надоела эта глупая игра, и он сам требовательно не потянулся за тем, что принадлежало ему по праву. Поцелуи Себастьяна, исследующие его лицо, плечи и шею обжигали, заставляли погрузиться в спасительное забытье, не сулящее ничего, помимо гибели. Прикрыв глаза и тяжело дыша, Сиэль сильнее сжал объятия. Он был счастлив в своём несчастье, добровольно глотая этот яд, жадно вдыхая его вместе с воздухом и осознавая как никогда ясно, что только человек, погружаясь на чёрное холодное дно океана, способен отчаянно хвататься за камень, утягивающий его вниз.