Хорошие девочки тоже умеют мечтать

Хорошие девочки тоже умеют мечтать… Сидя в неестественно теплом кафе, наслаждаясь моккачино с ванильным сиропом, читая книгу в потрепанной обложке и слыша, как бушует за панорамным окном съехавшая с катушек стихия. Кофе горячит потрескавшиеся с морозного ветра губы, а уставшие глаза медленно моргают. В воздухе навязчиво пахнет свежими кексами — по-модному называемыми маффинами и брауни. Желудок недовольно ворочается, но тут же удовлетворяется сладким напитком. Густой медный локон лениво накручивается на палец. Серые глаза, цвета грозового неба, уже не смотрят в книгу, они устремлены на улицу, туда, где молодой человек, сражаясь с мокрым снегом и штормовым ветром, пытается завести мотоцикл. «Харлей» фырчит, «Харлей» ворчит, но не сдает позиций. Укоризненно склоненный вниз, поникший, передний фонарь словно говорит нерадивому хозяину — «Ну уж нет, в такую погоду мы не поедем!» Мужчина явно понимает это, судя по плотно сжатым губам и резким движениям. Он явно хочет пнуть неподдающегося железного коня, но сдерживается. Матерится, надвигая шапку на глаза и поеживаясь. Его взгляд перемещается от дороги, по которой едут автомобили, к ближним зданиям. Упирается в вывеску кафе. Мужчина потирает замерзший нос краем рукава и решительно направляется вперед. Он не знает, что за каждым его шагом тщательно следят. Кружка моккачино отставлена в сторону. Книжка теперь скорее прикрытие. Мотоциклист заходит в кафе, и искренняя улыбка на секунду озаряет его лицо. Здесь тепло, здесь витают воистину божественные ароматы — не то, что на промозглой улице, где нестерпимо воняет бензином и выхлопными газами. Мужчина стягивает с тебя шапку, расстегивает молнию куртки — и молчаливая наблюдательница видит тонкий свитер, облепляющий хорошо сложенное тело, и растрепанную копну густых каштановых волос. При ближайшем рассмотрении видно, что мотоциклист моложе, чем изначально показалось девушке — ему около двадцати пяти, может, чуть больше, но он явно не старше ее самой. Возраста мужчине добавляет стильная «мушкетерская» бородка, которая одновременно придает ему нахально-авантюристский вид. Миленькая официантка глуповато приоткрывает розовые губы и хлопает ресницами, когда посетитель опирается локтем на стойку и, ехидно ухмыляясь краем рта, говорит: — Красавица, сделай-ка мне «американо» столь же обжигающее, как и взгляд твоих прелестных голубых глазок. Девица рдеет, как вареный рак, лопочет что-то и торопливо семенит к бариста, которая нарочито соблазнительно поправляет блузку, обнажая чуть больше декольте. Она тоже удостаивается многообещающей улыбки и тщательного осмотра. Наблюдательница снисходительно кривит губы, отворачиваясь к окну. Все так же, как и всегда. Собственное отражение слегка морщится. Девушка невольно оглядывает всю себя — не растрепалась ли прическа, не смазался ли макияж, поправляет выбившийся локон. Тихое, но настойчивое кашлянье заставляет ее вздрогнуть. — Здесь свободно? — спрашивает мотоциклист и, дождавшись осторожного кивка, приземляется напротив. — Вид отсюда удивительный. Даже не верится, что там такой… творится. Девушка лишь улыбается, одними губами, загадочно и таинственно, а потом опять отворачивается к окну. Она знает, что лучший способ задеть ловеласа — игнорировать его. Она права. Мужчина недовольно прищуривается и предпринимает еще одну попытку: — И кофе здесь такой вкусный, мммм, — мотоциклист делает большой глоток, театрально облизывая губы. — Мое имя — Алекс. Как вас зовут, прекрасная и молчаливая дама? — Ева, — короткий, преисполненный достоинства ответ. Пронизывающее, мурлыкающе контральто, от которого по рукам бегут мурашки, а внизу живота появляется томное тянущее чувство. — Не вижу смысла в светских диалогах. Слово — серебро, молчание — золото. — А как же я тогда возьму у вас номер мобильного? — сверкает очередная белозубая улыбка. – Я, конечно, немного знаком с азбукой Морзе и языком жестов, нооо… Ева смеется, и на ее щеках появляются обворожительные ямочки. Завитой локон падает на глаза, но тут же возвращается на место. — Вы удивительно самоуверенны, Алекс. Однако вы меня заинтриговали. Изящные тонкие пальцы достают из кожаной сумочки ручку и лист бумажки. Быстрые, порхающие движения и на поверхности возникают точеные стройные, как та, кто их пишет, цифры. Алекс приоткрывает рот, явно намереваясь задать вопрос, но Ева неожиданно широко улыбается, поднимая палец вверх. — Наверное, вы хотели сказать, что куда легче было продиктовать вам номер, чтобы вы занесли его в телефон, однако это… — пухлые, слегка ассиметричные губы, поджимаются, -…так скучно. Девушка встает, одним идеальным, грациозным движением надевая шубу, застегивает молнию, подбирая роскошные густые волосы. Мотоциклист смотрит на нее, как завороженный. Он настолько выбит из колеи, что не замечает как прекрасная незнакомка уходит. В его пальцах остается шершавая бумажка, пахнущая свежесрезанной розой — шлейф парфюма Евы. Цифры, написанные черной гелевой ручкой, впечатываются в память Алекса. Он точно знает, что позвонит. Он точно знает, что она в этом не сомневается. А потом они вновь встретятся. После долгих телефонных переговоров, после бесед до полуночи, от которых у Алекса настоящее помутнение рассудка. Его сводит с ума низкий томный голос Евы, ее хрипловатый смех, остроумные и проницательные замечания. После самых обычных фраз у парня стояк — да такой, что приходится ласкать себя по нескольку раз за сутки — точно пубертатный подросток. Алекс хочет ее. Не только тело, хоть о нем он фантазирует ночами, но, что более мучительно — ее душу. А ведь говорят, что у рыжих нет души… Они пойдут на открытый каток, самый большой в городе. Там вечно полно визжащей ребятни, там горят огни новогодних украшений, а роскошная ель, увешанная разноцветными шариками, отражается на полированной, изрезанной коньками, поверхности льда. Ева прекрасно катается, с легкостью выписывая самые невиданные кульбиты и смеясь над скованностью Алекса. Он недовольно пыхтит, пытаясь успеть за шустрой подругой, но потом, не сдержав сурового вида, смеется. — Дааа, годы в седле сделали меня неуклюжим, — фыркает парень, кладя ладони на талию спутницы. Ева закидывает руки ему на плечи и медленно едет спиной вперед. Легкая улыбка касается ее губ, а возле сияющих глаз обозначаются мимические морщинки. — Ты грациозен, Алекс. Я видела тебя на дороге — ты летишь, как птица. Просто тебе нужно расслабиться, — девушка отстраняется, беря парня за руки, и тянет вперед. Минута, две, три — и Алекс отпускает себя, с удивлением ощущая, что виной неустойчивости был он сам. Первобытный восторг переполняет его душу. Аксель? Тулуп? Да, пожалуйста! Рыжее наваждение тихо фыркает, глядя на его энтузиазм, однако неустанно следует рядом. Когда шатен, неудачно поставив ногу, хлопается прямо на кобчик, Ева не выдерживает и заливается громким хохотом, распугивая суетливых мнительных мамочек, отслеживающих своих чад. Парень матерится, безуспешно пытаясь подняться, но девушка садится рядом с ним на колени и внезапно целует. Их первый поцелуй. Он врезается им обоим в память. Аромат роз, мандаринов, которые так любит Алекс, хвои и глинтвейна. Целые дни они проводят вместе, не в силах оторваться друг от друга. Они лежат на пуфах в его квартире, смотря «Иронию судьбы», «Джентльмены удачи» и «Операцию Ы» и ухахатываясь над бессмертными персонажами советского кинематографа. А потом целуются, обнимаются, наслаждаясь друг другом всеми возможными способами. И мечтают. Мечтают о счастливом совместном будущем, об идеальной, кажущейся до невозможности прекрасной жизни. Ева лежит на плоском подтянутом животе Алекса, а он, зарываясь изящными, совсем не байкерскими, пальцами в роскошные волосы собеседницы, повествует ей о своих мыслях. — … мы заведем собаку, обязательно. Мы же оба обожаем хаски – вот, можно эту породу. Или другую. Какую захотим. А еще можно было бы завести кошку, но у тебя аллергия на их шерсть — так что только сфинкса, фигню эту лысую. И да, хочу большую семью. Минимум двоих детей — мальчика и девочку. Няшек-близняшек, ну или погодок, чтобы росли вместе. Я бы проводил с ними много времени, помогал бы тебе во всем, чтобы ты могла отдохнуть, ну и выйти на работу, когда захочешь. Мы были бы отличной семьей. Ева бы только слушала, изредка вставляя свои комментарии, держа своего бесценного Алекса за руку, рассматривая каждую царапину и каждый изгиб. Вот полузаживший ожог — вешал гирлянду и неудачно прислонился к раскаленной лампочке. А вот длинная красная полоса — дал себе по пальцам блином от штанги. Она подносит его ладонь к своим губам, проводя ими по шероховатой коже. Как всегда — легкий запах мандаринов, которые он чистил для нее и винограда — именно с таким вкусом Алекс курил последний кальян. Ева тает от наслаждения. Она поднимается одним плавным текучим движением, садясь ему на бедра и приближая свое лицо к его. Искрящиеся счастьем глаза парня исследуют каждый сантиметр лица возлюбленной. Пальцы обводят дуги бровей, бледные щеки с тенью румянца на скулах, так привлекательно ассиметричные розовые губы. Ева думает, как сильно она хотела бы выполнить все его грезы и как сложно это будет сделать — все-таки ей уже тридцать три, розовые очки давно сняты, а мечтательность разбилась о скалы реальности. Ах, юный, горящий любовью, мальчик… Сколько трудностей его еще ждет. Ева улыбается, прижимаясь в поцелуе к страстным губам. Они справятся. Со всем справятся. Вместе. Хорошие девочки тоже умеют мечтать… «Харлей», усердно разогреваемый мотоциклистом, наконец заводится, вырывая у своего владельца довольный вскрик. Он тут же садится на железного коня и, проезжая несколько метров, скрывается за углом. Ева вздыхает, допивая кофе и сильнее сжимая переплет книги. Разминает плечи. Убирает упавший на глаза локон. Встряхивается — и с горьким сожалением откладывает неизвестного мотоциклиста в мемуары памяти. Туда, где хранятся все несбывшиеся мечты…