Тишина

Твои обычно тёплые руки сегодня какие-то необычно холодные, я бы даже сказала ледяные. Дыхание прерывистое, какое-то неправильное для тебя. Наверное, я уже привыкла видеть твою невозмутимость, которая служит стеной между тобой и внешним миром. А ведь море сегодня необычно спокойное. Вы с ним решили поменяться ролями? Где буйство волн, доходящее едва ли не до шторма? Почему они не отчаянно, со всей силы, бьются о берег, а лишь лениво накрывают песок? Лёгкий ветер врывается в спальню через открытое окно, играя с уже выгоревшими от постоянного обилия солнечного света занавесками когда-то голубого цвета с непонятным рисунком, отдалённо напоминающим цветы. Я отхожу от окна и присаживаюсь к тебе, старая кровать недовольно скрипит. Одной ладонью накрыв твою, другой я заправляю тебе за ухо выбившуюся белокурую прядь. Медленно подаваясь вперёд, я, наконец, приближаюсь к твоему лицу и невинно целую тебя. Как можно нежнее, мягче. Ты ведь всегда жаловалась на мою излишнюю жёсткость, некую грубость… а я ведь стараюсь быть нежнее. Честно, стараюсь. Может, когда-нибудь, и у меня получится поцеловать тебя также невесомо, как это делаешь ты. Разорвав поцелуй, ты встаёшь с кровати и направляешься к окну, загораживая и без того скудные солнечные лучи. Сегодня ведь пасмурно - небо цвета выцветших страниц старых газет. Наконец, облупившаяся дверь со скрипом открывается. На пороге стоит мама, ничуть не изменившаяся за эти три года, что меня не было. Те же мелкие морщинки у глаз и вьющиеся каштановые волосы, тёплые улыбающиеся карие глаза. Так стыдно, что пришлось уехать, оставив её одну. Она лишь улыбается, подходит ко мне и, едва не плача, обнимает. Я что-то бормочу, пытаясь её успокоить, а ты лишь счастливо улыбаешься, глядя на нас. Невольно я улыбаюсь в ответ, просто не могу не улыбнуться. Ты, кажется, на мгновение позабыв о волнении, возвращаешься к нему. Я робко представляю вас друг другу. Мама наверняка думает, что я приехала отдохнуть со своей подругой. Мама наверняка неправильно думает… Мои предположения оправдываются, когда она заводит разговор уже за столом, во время чая. Ты же от волнения не отрываешься от абрикосового варенья и допиваешь уже вторую кружку чая с мелиссой. Мама знает, что это мой любимый. Знает… Мне снова становится стыдно перед ней за то, что сделала и что собираюсь сделать. Но деваться ведь некуда, так? Мы уже слишком далеко зашли, чтобы останавливаться. И, к сожалению, эту затянувшуюся счастливую тишину нарушают мои слова, которые я так долго пыталась сформулировать правильно, ну или хотя бы просто понятно. - Мам, мы не просто подруги, - нехотя слова срываются с моих губ, но мама разбирает. Тихо, но она всё же услышала. Это к лучшему, ведь сказать что-то ещё я бы уже не смогла. Она не задаст лишних вопросов, я знаю. Она теперь всё понимает. Волнение возвращается к тебе. Неловкую вяжущую тишину, уже какой раз повисшую в нашем разговоре сегодня, прерывает звенящий удар чайной ложки о пол, которую ты уронила. Благодаря этому мама приходит в себя. Я вижу, как исказилось её лицо. Как у неё перехватило дыхание. Как по твоей щеке скатилась слеза, за ней следующая. Ты всё давно поняла, потому наверняка знаешь, что она сейчас скажет. Одна я всё никак не перестану цепляться за бессмысленные надежды. - Вон отсюда. Обе. Её голос дрожит, руки сжимаются в кулаки. Ты медленно встаёшь из-за стола и выходишь из дома. Я следом. Мы обе выходим, зная, что не стоит этого делать. Что мы больше не сможем вернуться назад. Всё это в гнетущей тишине. Сегодня я поняла, что тишина может звучат по-разному…