Несмеяна

Улыбающиеся люди красивы. Кто сказал? Я повидал очень много улыбок, но многие из них были ужасны, уродливы, даже если лицо владельца этой улыбки было по-эльфийски красивым. Они не излучали должного тепла, были холодны и наиграны, ими запросто можно было порезаться, и даже самоубиться. Я видел по-настоящему красивые улыбки. Глядя на них хотелось улыбаться самому. Они сияли, к ним влекло и смотреть на них хотелось, не отрывая взгляда. Искренние, счастливые улыбки на искренних и счастливых лицах делали любого человека до невозможности прекрасным. Я думал, что улыбка решает все, что если человек не улыбается каждый день, с ним нельзя иметь никакого дела. Улыбки поглотили меня целиком, и я всегда, когда знакомился с кем-то, смотрел, как этот человек улыбается мне и улыбается ли вообще. Зачастую я просто уходил, ничего не объяснив, потому что говорить людям, что я разрываю общение только лишь из-за их улыбки, это будет звучать крайне странно и не логично. Люди обижались и знали меня, как странного проходимца, а я всего лишь искал улыбку. Я видел улыбки во всем, научился различать замаскированные под ними эмоции и даже управлять ими. Они по-настоящему стали моей жизнью. Она улыбаться не умела. Для нее было обычным и вполне нормальным выглядеть спокойной и не выражающей ни капли эмоций, когда остальные громко смеялись, шутили и активно обсуждали что-нибудь интересное. Она смотрит на других и не понимает, зачем они растягивают рот до ушей и смеются, зачем столь часто болтают ни о чем? Ей это было чуждо всегда. За то, что она никогда не улыбалась наши ребята прозвали ее Несмеяной. Она и вправду никогда не улыбалась. Но даже без улыбки она выглядела потрясающе. Мне не нужно было рассматривать ее улыбку и слушать смех, чтобы понять это. На уроках и переменках она сидела всегда молча и что-то рисовала. Ее рисунки были великолепны, но ни один из них не улыбался, как и она сама. То есть, в них не было красок. Они были мрачны, но живы, и поэтому тогда я раз и навсегда понял, что самыми красивыми людьми являются те, которым не надо для этого делать ничего. Они просто красивы. Сами по себе, как красива сама по себе природа, как красивы распускающиеся по утру цветы, как красивы сияющие на небе ночные звезды, как прекрасна радуга после дождя. Хотя порой мне казалось, что она попросту не знает, как нужно улыбаться, и что такое вообще возможно. Однажды я подошел к ней, когда она рисовала. Она посмотрела на меня и снова уткнулась в блокнот, закрывая рисунок волосами, которые были слишком редкие, чтобы я ничего не мог заметить. Карандаш в ее руках скользил по бумаге как по льду, выписывая сложные узоры и линии, которые складывались в животных, предметы, людей и даже целые Миры. Она и сама была частью этих Миров. Она играла с ними, существующими только в ее блокноте, жила в них и, наверное, улыбалась там. Я бы все отдал за то, чтобы посмотреть на ее улыбку, услышать ее смех. Но для этого мне пришлось бы стать одним из ее набросков в этих Мирах, где солнце светит ярче, чем здесь, где обитают неведомые существа, где все всегда счастливы и готовы жить. Где ее улыбка сияет ярче солнца, а смеется она звонче колокольчиков. Этой радости хватило бы на все ее Миры и даже больше. Неужели она бережет силы, чтобы отдавать свет туда?.. Как-то раз я спросил у нее, почему она такая. Она ничего мне не ответила, а лишь только продолжила скользить по бумаге своим карандашом. Тогда я спросил ее о Мирах. Она рассказала мне, что это ее сны, в которых она живет чаще, чем в обычной жизни, чаще чем ходит в школу, чаще, чем ест, чаще, чем делает что-либо. Дома она всегда спит, а в школе рисует, чтобы не уходить на долго, чтобы Миры не пропадали. Он рассказала, что мечтает когда-нибудь остаться в них жить, что не понимает, почему родилась здесь, а не там. Я не знал, что на это говорить. Она рассказывала так увлекательно, что я сам в это верил. Ее голос звучал так, будто она действительно была не от мира сего и что ее дом на самом деле далеко не здесь. От этого становилось очень тоскливо, ведь я не знал, чем ей помочь. Она мне казалось слишком беспомощной, но это ощущение пропадало, когда она вновь брала карандаш и бумагу и принималась рисовать. В эти моменты она падала туда с головой и проживала эти минуты там. Я искренне радовался за нее, ведь тогда она была дома. Каждый вечер я ложился спать и мне снилось, что я и она ходим из одного Мира в другой и улыбаемся друг другу. Я никогда не видел такой красивой и искренней улыбки. Она дарила ее тем, кому она была действительно нужна, кто не мог прожить без ее света. Никто из земных не знал ее улыбающейся. Она не видела, чтобы кто-то нуждался в свете. А я знал, хоть и тоже не нуждался. В этом мире никто не нуждается в таком свете, поэтому она показывала мне свою улыбку только во снах, и мне хватало этого с головой. Я видел ее Миры и фантазии, в которых она всегда счастлива. Она сама показала мне их. В один из дней она не пришла в школу. Ее место выглядело слишком пусто без своей хозяйки-фантазерки. Дождавшись конца урока, я медленно подошел и сел туда. Я крутился там по-разному, но Миров передо мной не открылось. Хотя я немного почувствовал себя ею. Я вытащил из пенала свой карандаш и попробовал нарисовать кошку. Карандаш совсем не скользил по бумаге, скорее скребся. Лини получались корявыми, кошка совсем не была похожа на кошку. Странно. Мне казалось, это место пропитано ей на столько, что любой, кто подойдет сюда, сможет почувствовать это на себе и увидеть то, что видела она. Но, увы, это было подвластно только ей одной, а моя кошка даже близко не была похожа на то, что рисовала она. Несмотря на это, я работал над кошкой весь день, и даже дома, позабыв про уроки и обед, а на следующий день положил рисунок на полочку под ее партой, надеясь, что она заметит рисунок и то, как я старался для нее. Окончательный вариант вышел явно лучше первоначального. Может все-таки сработала магия ее места? Однако, она не пришла и на следующий день. И потом тоже. Тогда я решил, что схожу к ней домой. Сразу после звонка я схватил рисунок и помчался прочь из школы к ее дому. Бежать пришлось довольно долго и я заблудился в двух переулках. Я помню очень много одинаковых домов и улиц, которые тоже по-своему улыбались, или же наоборот, хмурились, но мне на них было все равно. Мне было некогда изучать их, хотя раньше я бы обязательно остановился, чтобы разобраться, почему они такие, кто в них живет, сколько времени стоят дома… Когда я прибежал, я увидел ее, сидящую на качелях. Вид у нее был не самый лучший. Я подбежал к ней и спросил, что с ней и как она себя чувствует. Она подняла на меня свои голубые, как небо, глаза и только помотала головой. Я обнял ее. Мне хотелось ей помочь, но я не знал как. Меня трясло. Ее тоже. Она неуклюже засунула руку в карман и протянула мне смятую бумажку. Там был нарисован новый Мир. Я протянул ей нарисованную кошку. Она взяла рисунок и, рассмотрев его, прижала к груди. Мне все равно казалось, что рисунок не очень хорош, однако она всем своим видом показывала, что ей нравится. Я слегка улыбнулся ей. Она только кивнула и убрала рисунок в карман, сложив его вчетверо, после чего снова подняла глаза на меня. Тут я увидел то, что, наверное, не забуду никогда. В ее глазах отражались те самые Миры, которые она рисовала. Все как один в ее глазах, будто их сняли с бумаги и переместили туда. Смотреть на это было страшно, но отвести взгляда я не мог. Ни она, ни я не моргали, а только смотрели друг другу в глаза, как в магические шары может час, а может и пару минут. В этот момент время словно замерло, и я совсем потерялся. Я чувствовал, как меня засасывает, как меня потихоньку затягивают в нее, а ее в меня. Может быть, она тоже что-то видела в моих глазах, но я уже никогда не узнаю этого, потому что после этого она упала с качелей на меня. Я подхватил ее. Она продолжала смотреть на меня, прижимая к себе рисунок. На ее лице была счастливая, искренняя улыбка. Такая, которую я у нее не видел даже во снах. Никогда больше мне не попадались столь искренние улыбки. Я перестал на них смотреть. В этом больше не было смысла и нужды. То, что я искал, я нашел. Она подарила мне это перед тем, как навсегда уйти Домой.