***
Кристофер собирается взорвать одну из переходных камер. Что ж, мелочи по сравнению с тем, что предстоит им дальше. Однако внешние переходы от одной камере к другой ему всё ещё не нравятся. Он чувствует некоторый дискомфорт, знаете ли, когда оказывается в открытом космосе без страховки, полагающийся на свои руки в адски неудобных перчатках. Ещё больший дискомфорт Крис испытывает, когда в его руках оказывает бомба. Но апогей дискомфорта — целующая его в скафандр Йохансон. Оказывается, он не такой внимательный, как казалось ему всю жизнь, раз симпатию с её стороны спутал с дружеской заботой. Или всё же это вина девушки, которая упустила такую мелочь, как увешенный фотографиями одного парня личный угол Бека. Что ж, в любом случае, ему нет дела до этого, когда он перепрыгивает с камеры на камеру сквозь эфир. У него в голове один образ и одна мысль: «Я пообещал ему».***
Кристофер даже немного рад обязательным трём неделям реабилитации, исключающим информационный поток*. Он бы не вынес глупых вопросов дюже амбициозных журналистов сейчас, когда всё в нём продолжает дрожать от пережитого. Доктор Бек всегда держит себя в узде, не показывая раздражения или страха. Только вот скрыть тоску во взгляде не удаётся, однако этим он не выделяется. У всех во взгляде эта тоска по дому. Крис счастлив, что ноющие кости, расшатанный вестибулярный аппарат и бесконечный стук предметов о пол** помогают ему отвлечься. Раз в неделю ему и Стефану дают поговорить по телефону, и Крис считает часы до следующего звонка длиной в 5 минут. Во время последнего звонка у него отбирают телефон раньше, чем он успевает озвучить дату своего приезда.***
По его же просьбе, доктора Бека — сразу после интервью сотне телеканалов — без особого шума доставляют в Хартфорд, откуда на такси он добирается до дома. Открывает двери Крис очень тихо, пока в нём борются желание сделать сюрприз и понимание, что такой сюрприз не каждый переживёт. Дома всё по-старому и одновременно шокирующе ново — непривычно. Стефан повесил пару его фото с корабля, убрал несколько деталей, но в общем ничего не изменилось. Словно юноша боялся, что по возвращении Крис не почувствует себя дома. Мужчина вытирает с щёк позорные слёзы и ступает дальше, готовящийся найти своего парня в спальне. Поэтому вид спящего на диване Стефана бьёт его под дых. Комнату освещает один лишь телевизор, по которому вертят интервью Ареса-3. Стефан заснул под повторы его интервью. Губы его были раскрыты, а брови изломлены даже во сне, и Крис впервые видит, как он устал. Устал ждать и беспокоиться за своего нерадивого возлюбленного, которому на Земле не сидится. Он берёт в ладони кисть Стефана, что стиснула край пледа, и целует её, на самом деле с трудом сдерживая себя от укусов-поцелуев и крепких хваток на родном теле. Кристофер ещё с минуту сидит на краю дивана, вдыхая запах юноши, впитывая каждую черту его лица, пока тот сам не открывает глаза от удивления, что кто-то нюхает его запястье. Следующую его эмоцию назвать удивлением сложно, а вот охуением — да, пожалуй, это ближе к правде. — Крис, — дрожа, выдыхает Стефан. — Я же обещал, что наебу теорию вероятности. Пока его душат в объятиях и заваливают на пол, наплевав на боль в костях, пока его мокро, беспорядочно, головокружительно — и нарушение ориентации здесь не причём — целуют, Крис чувствует в себе силы перепрыгнуть с Земли на Юпитер и обратно, лишь бы заслуживать восхищение и любовь этого юноши в его руках снова и снова. Когда они, мокрые и горячие, лежат на мягком ковре, мужчина вдруг спрашивает: — Ты же шутил про трусы? — Не-а, — бесстыже отвечает Стефан, не поднимая головы с его груди. — И чем я заслужил такого маньяка… — Ты, должно быть, снял целую популяцию котов с дерева. Любящий и терпеливый Стефан — это его единственная причина возврата на Землю. Единственная причина больше никогда её не покидать.