***
Глухой стук небольших каблуков отражается от пустого широкого коридора. Синие растрепанные волосы немного развеваются от создаваемого быстрой ходьбой ветра. Привычный фиолетовый шарф закрывает нижнюю половина лица, оставляя открытыми холодные, разгневанные синие глаза. Аято снова послали на охоту с этим недоумком Канеки. И почему всегда он? Разве Аято недостаточно силен, чтобы охотиться в одиночку? И, самое главное, что остальные гули все равно заняты, и пойти он в любом случае может только с Канеки. Да, он мог бы подождать до завтра, но его грызет голод. Этот мерзкий, затуманивающий рассудок. Он заставляет гнаться за жертвой, даже если для этого Аято снова потребуется этот тупой белобрысый гуль. Не стучась распахивает дверь в комнату Кена, презрительно оглядывая его место жительства и самого хозяина этой мечты сумасшедшего. Останавливается и, вздергивая подбородок, выдает свою короткую тираду. — Собирайся. Мы идем на охоту. Аято хотел уже уйти, думая, что, как и раньше, белобрысый встанет и молча последует за Аято, из-за чего последний снова будет беситься и они будут взаимно игнорировать друг друга. Но этого не произошло. Сзади Аято послышался короткий смешок. Гнев медленно, но верно, начинал закипать, и, резко развернувшись, синеволосый уставился своим какуганом в глаз Канеки. — Я сказал что-то смешное?! Или ты глухой и не услышал, что я тебе сказал?! -Ох, прости. Я забыл. Я существую только когда тебе что-то нужно. Глаз Аято дернулся, и он медленно подошел к Кену, продолжая смотреть в этот серый глаз. Он никогда не отличался терпением, но сейчас все рамки просто слетели — из-за голода, из-за Канеки и из-за неконтролируемой ярости. Аято не заметил, как зарычал, как будто предупреждая, что зря полу-гуль сказал такое. — А разве ты нужен для чего-то еще, Канеки, — выплюнул его имя Аято, как будто это худшее, что он, когда-либо, мог сказать. — Ты бесполезен. Отброс. И среди гулей, и среди людей. Из-за спины Канеки появился его кагуне и, согнувшись, ударил слишком близко подошедшего гуля по груди, откидывая его в противоположенную сторону. Аято больно ударился спиной о стену, тихо толи прорычав, толи простонав от неприятно тянущей боли. Собравшись, он вскочил на ноги, активировав свой укаку и отправляя в Кена пару десятков кристаллов. Канеки отбил их своим ринкаку и стянул глазную повязку, открывая свой налившейся кровью какуган. Немного наклонив голову в бок, беловолосый хрустнул средним пальцем и выкинул в Аято щупальце, ударяя по полу в том месте где секунду назад стоял Киришима, оставляя там трещину. Синеволосый снова отправил в полу-гуля острые кристаллы, и на этот раз один из них оставил не очень глубокую царапину на щеке Канеки. Из нее потекла красная кровь и Аято будто бы сошел с ума, чувствуя этот металлический запах. Запах гуля и… человека. Быстро преодолев ничтожное расстояние между ними, Киришима, будто в дурмане, вдохнул этот ужасно притягивающий, сладкий запах. Канеки растерялся на секунду, но этого мгновения хватило голодному Аято, чтобы слизнуть потекшую по его щеке каплю крови. Кен дернулся и посмотрев на синеволосого, понял, что тот, похоже, не в себе. — Аято… — Заткнись. Не видишь, я хочу тебя. Щеки Канеки заалели, как и щеки Аято, когда тот понял, что сказал. Попытавшись отступить на шаг назад, чтобы скрыть неловкую ситуацию, Киришима почувствовал охватившие его за талию сильные руки, прижимающие его обратно к телу Кена. Ухо опалило горячее дыхание, а в легкие забрался запах беловолосого. — Теперь ты не отвертишься, Аято-кун. Холодные руки стянули шарф и откинули его куда-то в сторону, расстегнули кожаную куртку и пробрались под футболку, оглаживая рукой пресс и ребра синеволосого гуля. Аято рвано выдохнул и провел носом по шее Канеки, вдыхая и вдыхая этот чудесный сейчас запах. Язык прошелся по оставленной им царапине, забирая эту сладкую и тягучую кровь. Кен скинул с Киришимы куртку и задрал футболку, осматривая идеальное и в меру накаченное тело, проходясь накрашенными в черный пальцами по груди, задевая соски и слушая полувздохи-полустоны Аято. Беловолосый наклонился и облизнул левый сосок, скручивая другой, наслаждаясь его реакцией, оставил засос на груди, переходя на шею, оставляя за собой мокрые дорожки от поцелуев, прикусил пульсирующую венку, оставляя и там алеть свою метку. Стянув с синеволосого футболку, Кен позволил Киришиме расстегнуть свою кофту, помогая снять ее. Аято вновь прильнул к желанному телу, втягивая сладкую кожу на шее. Холодная рука легла на его щеку заставляя поднять взгляд, а после губ коснулось горячее дыхание. Канеки прикоснулся своими губами к губам Аято, заставляя того неровно вздохнуть, мягко терзая губы гуля, проводя языком, безмолвно прося впустить и Киришима позволяет, прикрывая глаза. Кен проводит по ровным зубам, исследуя каждый миллиметр горячего рта, соприкасаясь с его языком, даря новые и неизведанные ощущения, заставляя теряться в них и просить о большем. Аккуратно роняет на холодный пол, поддерживая своим кагуне спину Аято. Ловя его вздохи, забирая его воздух. Рука проходится по телу вниз, задевая скрытый тканью член, забирая ртом сорвавшийся с губ полустон, стягивая штаны вместе с нижним бельем. Аято терялся в противоречивых чувствах. Было жутко приятно, от прикосновений, поцелуев, от того, что это был Канеки, и одновременно страшно, от неизведанного, от этих странных, непривычных и неправильных чувств, и от того, что… что это был Канеки. Пытаясь вдохнуть больше воздуха, смотря в эти, пылающие желанием, серые глаза. Руки протянулись к штанам Кена, пытаясь расстегнуть их трясущимися от похоти руками. Сверху легла холодная ладонь беловолосого, помогая избавиться себе от мешающиеся части одежды. Облегченный вздох и поцелуи Аято в шею, легкий укус в ключицу. Его руки, пробежавшие по позвоночнику и синие, затуманенные желанием глаза. Пальцы Кена прошлись по внутренней части бедра, задевая сочившийся смазкой член, проводя пальцами по стволу, прикасаясь к головке, обхватывая его кольцом пальцев. Возбужденные стоны синеволосого и довольная улыбка полугуля. Смазанные в смазке пальцы коснулись сжатого колечка, а хриплый голос попросил расслабиться. Средний палец проникает внутрь на одну фалангу, а губы ловят стон. Скоро к пальцу добавляется еще один, растягивая заветное место. Ринкаку заменяет Канеки опору и тот может коснуться второй рукой возбужденного члена Киришимы, отвлекая от последующих не очень приятных ощущений трех пальцев. Аято уже не может сдержаться, сам насаживаясь на длинные пальцы, прося большего. Канеки откликается на просьбу, приставляя к растянутому входу свой член. Прикасается губами к губам Аято, проникая языком в рот, и входя резким толчком. С губ Киришимы срывается восторженный стон с примесью боли. Пальцы синеволосого вплетаются в белые волосы Канеки, притягивая к себе сильнее и сильнее, кусая его губы до такой желанной крови, сталкиваясь в танце с его языком. Кен толкается вперед, заставляя Аято вскрикнуть и прижаться к разгоряченному телу полугуля. Киришиме нравится это смешанное чувство боли и наслаждения, заставляя насаживаться самому, хотеть большего. Чтобы Канеки вдалбливал его в этот холодный пол, чтобы целовал, как в последний раз, прижимал к себе. И беловолосый будто слышит его мысли, ускоряется с каждым толчком, целует так, как того хочет гуль, обнимает за бедра. Ноги Аято прижали Кена еще ближе, пальцы вцепились в плечи, оставляя там царапинки, которые почти тут же заживали. Серые глаза Канеки смотрели в синие глаза Аято. Губы снова и снова целовали его, даря нежность и страсть. Их души слились в нежном пении, как тела слились в страстном танце. Как будто они хотели стать одним целым. Как будто бы судьба предназначает их друг другу. — Аято… — Канеки… Им не нужны слова любви, когда и так все понятно. Им не нужно слышать, ведь они и так знают. И они проснутся завтра утром вместе на том же полу, и Аято впервые улыбнется ему доброй улыбкой, которую никому не показывал, а Канеки нежно поцелует его и скажет, что любит, просто, чтобы посмотреть на его смущенное лицо, ведь они и так все знают, и он легонько ударит его кулаком в плечо и смущенно пробормочет свое вечно «Дурак», а потом, отвернувшись к нему спиной, тихо прошепчет слова любви в ответ, зная, что беловолосый услышал и Кен обнимет его, сильно прижав к себе и счастливо улыбаясь. Им не нужны слова любви, ведь они и так все знают. Им не нужны слова, чтобы понять душу, ведь судьба предназначила их друг другу. Они просто любят друг друга и слова уже кажутся не нужными.Часть 1
11 января 2016 г. в 03:05
От этого можно сойти с ума. Каждый день видеть эту его добрую, до тошноты, улыбку, его серые, стальные, как раскаленный металл, глаза, один из которых он постоянно прячет под этой своей тупой повязкой. Чувствовать его запах, этот странный, такой отвратительный и… такой притягательный одновременно. На половину человек — на половину гуль. Как же он меня бесит. Раздражает. Так хочется вцепиться ему в глотку, разорвать горло, причинить боль, победить, показать, что я не слабак. Но он все равно смотрит на меня ТАК. Как будто бы я какой-то ребенок, ничего не могущий, слабый. А мне всегда хочется ударить его, и даже не за то как он смотрит, а за то, что я не понимаю чего-то еще. Этот его взгляд. Отвратительный, мерзкий, заставляющий мои кулаки чесаться и ненавидеть его все больше. Я никогда не говорил ему ни слова, никогда, только если нас вместе отправляют куда-то и меня послали за ним. Потому что мне тошно просто находиться рядом с ним, не то, что говорить. Потому что я ненавижу себя за то, что не понимаю, что происходит со мной. И даже если я и знаю, что это, то никогда не признаю. Никогда. Потому что Аято Киришима не сдается.